И это время — она знала — было недалеко. Разве обманут хозяйку ее старые кости?
Последняя комната… кажется, комната их сына. Мария вошла в нее.
И сразу почувствовала — Алехандро вернулся. Настало время возмездия.
Долгожданный обед с подругами обернулся для Эллен Лонсдейл сущим кошмаром. Все разговоры, как она и предполагала, вращались вокруг ее сына и Раймонда Торреса. Однако это продолжалось не очень долго, она торопилась на разговор с директором школы и поэтому довольно быстро покинула своих подруг, сбежав от никчемных разговоров.
И теперь, сидя в кабинете директора, она изо всех сил пыталась вникнуть в его слова, но смысл их ускользал от нее.
— Простите, — извинилась наконец Эллен. — Но, боюсь, я все-таки не совсем понимаю вас.
В кабинете Дэна Айзенберга они с Маршем сидели уже почти час, минут двадцать назад к ним присоединился Раймонд Торрес. Но на Эллен словно затмение нашло — она никак не могла уяснить смысл происходящего.
— Это значит, что Алекс начал наконец пользоваться своим мозгом, — объяснил Марш. — Это тебе и пытаются объяснить. И только что нам показывали результаты тестирования. Отличные, надо сказать, результаты!
— Но… откуда? — недоуменно посмотрела на него Эллен. — Я знаю, конечно, что он занимался все лето и что память у него прекрасная, но… вот это… — она слегка приподняла пачку листов с вопросами, — взять даже все эти вычисления — когда он успел? Ему же попросту не хватило бы времени! — Снова бросив листы на стол Айзенберга, она обернулась к Торресу. Если кто и мог объяснить ей что-то — так только он. — Расскажи мне все снова, — попросила она, и когда их глаза встретились, она почувствовала странное облегчение; к ней вдруг вернулась способность думать.
Вытянув перед собой руки, Торрес сплел пальцы так, что хрустнули суставы.
— Все, в общем, очень просто, — начал он. — Мозг Алекса сейчас функционирует несколько… в другом режиме, чем до аварии. За счет компенсации, так сказать. То есть если какое-то одно чувство у пациента притупляется, другие за счет этого становятся острее. Подобное в этом роде произошло и с Алексом: притупление эмоциональной деятельности компенсировалось обострением деятельности интеллектуальной.
— Это я понимаю, — кивнула Эллен. — То есть, по крайней мере, понимаю теоретически. Но не понимаю, что все это на самом деле значит. Я имею в виду — что это значит для Алекса.
— Не уверен, что сейчас кто-либо способен дать вам ответ, миссис Лонсдейл, — покачал головой Дэн Айзенберг.
— Да это и неважно, — поддакнул Торрес. — Все равно ни с новыми возможностями, ни с… недостатками мозга Алекса мы сейчас уже ничего не сможем поделать. Все, что можно было сделать, сделано — мной. Теперь наше дело — только наблюдать за ним…
— Как за подопытным кроликом? — гневно вскинул брови Марш Лонсдейл. Торрес бросил на него ледяной взгляд.
— Если хотите, — ответил Торрес, сопроводив свои слова ледяным взглядом.
— Бога ради, Торрес, Алекс — мой сын! — Марш резко повернулся к Эллен. — Для Алекса это значит только одно — он стал на редкость способным молодым человеком. Собственно, — он обращался уже к Дэну Айзенбергу, — я подозреваю, что школа уже вряд ли может на этом этапе существенно повысить его способности. Я прав?
Айзенберг кивнул с видимой неохотой.
— Тогда нам только остается отвезти его на будущей неделе в Стэнфорд и навести справки — может быть, мы сможем записать его на какой-нибудь специальный курс.
— С этим я бы не спешил, — отозвался Торрес. — Алекс — почти гений, спору нет. Но гениальность — это еще не главное. Если бы он был моим сыном…
— К счастью, это не так, — ядовито заметил Марш.
— К счастью, это не так, — согласился Торрес. — Я говорю — если бы он был им, я бы оставил его здесь, в Ла-Паломе, чтобы он до конца восстановил все свои связи с миром, все привычки, все нюансы поведения. Образно говоря, где-то у него в мозгу есть граница, и когда он перейдет через нее, прошлое вернется к нему…
— А его интеллект? — перебил его Марш. — Мой сын неожиданно оказался почти гением, доктор Торрес!
— Насколько я могу понять, — Торрес пожал плечами, — вы всегда хотели этого, ведь так?
— Все хотят, чтобы их дети были гениальными, — Марш в ответ тоже пожал плечами.
— И Алекс действительно гениален, доктор Лонсдейл. Но еще один год, проведенный в школе, никоим образом не повредит этому. Более того, думаю, что школа сможет разработать для него специальную программу обучения, которая будет всячески стимулировать его интеллект. Но для Алекса не менее важна и другая сторона — эмоции, и если есть хоть малейший шанс восстановить их, мы обязаны дать ему этот шанс.
— Да, разумеется, — согласилась Эллен. — Ведь Марш точно так же думает. — Она повернулась к мужу. — Правда?
Марш не ответил, погруженный в раздумье. Торрес — он прекрасно понимал, — в общем, прав. Алексу нужно остаться дома. Но вновь позволить ему распоряжаться судьбой его сына… да, если на то пошло, и его жены…
— Мне кажется, — наконец произнес он, — что лучше всего нам поговорить обо всем этом с самим Алексом.
— Согласен, — кивнул Торрес, вставая. — Но не раньше, чем через неделю, прошу вас. Я сам должен обдумать все это… и решить, что же в конце концов будет лучше для Алекса. — Взглянув на часы, он протянул Айзенбергу руку. — Боюсь, что мне придется покинуть вас. Если я вдруг вам понадоблюсь — у вас есть мой номер телефона. — Удостоив Эллен и Марша лишь коротким кивком, он вышел из кабинета.
Лежа на своей кровати, Алекс разглядывал потолок.
Что-то было не так, но он не мог понять, что же именно… и тем более — как сделать, чтобы все было «так».
Все, что удалось ему осознать — с ним происходит что-то неладное. Сейчас он не такой, каким был до катастрофы, и это обстоятельство почему-то огорчает его родителей. По крайней мере, мать. Отца, похоже, это даже радует.
Сегодня, по пути домой, они рассказали ему про результаты тестов. Но он и сам мог с уверенностью сказать, что на все вопросы ответил правильно, ведь они были такими простыми. Откровенно говоря, он подумал, что проверяют в основном его память, а не способность к мышлению, — все тесты представляли собой набор фактов и вычислений, а при хорошей памяти вспомнить нужные формулы и уравнения не составляло большого труда.
Но теперь его уверяли, что он почти гений, и отец собирался отвезти его в Пало Альто на какой-то специальный курс. Хотя судя по тому, что он слышал в машине, этого не случится. Доктор Торрес хочет, чтобы Алекс пока остался здесь.
И это, подумал он, может быть, к лучшему. Его заботило совершенно другое — он старался понять, почему сегодня днем в школе он вдруг вспомнил что-то на редкость ясно и отчетливо, что-то — будто увидел сквозь плотный туман, а многое так и осталось неузнанным.
Он знал, что подобная избирательность памяти скорее всего связана с травмами. Однако это никоим образом не проясняло происходящее с ним. Да, многие связи в мозгу нарушены, но почему то, что он вспоминает, предстает перед ним искаженным? Все должно быть иначе — либо он помнит, либо нет. Должна быть какая-то причина… этим странным воспоминаниям.
Поразмышляв еще некоторое время, он пришел к выводу — необходимо постараться как-то удержать в памяти, что и как он запомнил… и, может быть, проявится какая-то закономерность в этих странных вспышках памяти.
А если проявится, то можно будет попытаться понять, по какой причине они кажутся ему странными.
И еще эта женщина… Мария Торрес.
Когда он пришел сегодня домой, то обнаружил ее в своей комнате… и ему вдруг показалось, что он узнал ее. Лишь на сотую долю секунды — затем острая боль вдруг пронзила мозг и воспоминание исчезло. Спустя пару секунд, он понял: не лицо этой женщины показалось ему знакомым — ее глаза. Такие же черные и пронзительные, как у доктора Торреса.
Увидев его, она улыбнулась, кивнула и быстро выскользнула из комнаты.
Он почти забыл об этом случае, если бы не эта мгновенная боль в мозгу.
Она давно прошла, но память о ней почему-то осталась.
Глава 10
По упрямому выражению на лице Лайзы Кэйт Льюис поняла — спорить больше не о чем. Разговор окончен, и Лайза, как всегда, сумела настоять на своем. И она права — это Кэйт тоже понимала. Но сдаваться без боя не хотелось ни за что.
— Но если он все-таки не пойдет? — снова спросила она Лайзу.
— Пойдет, — упрямо кивнула Лайза. — Я уговорю его. Ты же знаешь, я могу убедить его в чем угодно.
— То раньше, — пожала плечами Кэйт. — А с тех пор, как он вернулся, он какой-то… совсем другой. Мне даже кажется, что мы все ему безразличны.
В ответ Лайза только вздохнула. В который раз она пыталась объяснить Кэйт и Бобу, что они далеко не безразличны Алексу — как и все его старые друзья, просто он пока не может выразить этого так, чтобы им было понятно. На Боба и Кэйт, похоже, ее объяснения мало действовали.
— Если мы все же собираемся в Сан-Франциско, — в третий раз начал Боб, — то ехать надо с теми, с кем хоть можно оттянуться как следует. А Алекс — он теперь только вопросы задает, как маленький ребенок.
Все трое сидели в их излюбленном месте отдыха — крохотном кафе под названием «У Джека», прославившемся исключительной пиццей и разнообразными видеоиграми. Игры, однако, успели порядком им надоесть, поэтому приходили сюда теперь в основном ради пиццы — по вкусу, сказать по правде, не такой уж исключительной, зато исключительно дешевой. Сегодня собрались за столиком, над которым висел монитор с популярной некогда игрой «Пленник гоблинов», на монитор, однако, никто не обращал внимание — Лайза изо всех сил старалась убедить Кэйт и Боба взять Алекса с собой, однако друзья, похоже, отнюдь не разделяли ее точку зрения. Хозяин заведения — как нетрудно догадаться, его и звали Джек — внимательно прислушивался к их разговору, но не встревал в него — за это, кстати, его гостеприимный кров ценили больше, чем за пиццу и видеоразвлечения. Однако неожиданно его массивная фигура выросла прямо над их столиком.