Вспышки памяти, подумал Марш. С каких пор истерика на кладбище стала считаться вспышкой памяти? Однако когда он говорил — еще днем — с Торресом, тот подтвердил догадку Эллен, хотя Марш, со своей стороны, предположил, что это может быть всего лишь один из симптомов продолжающихся дисфункций мозга. С оценкой Торреса он все же был несогласен.
— А если это не?.. — начал он и протестующе поднял руку, поняв, что спорить с Эллен он сейчас просто не в состоянии. — Все, все, молчу. Я прекрасно помню, что сказал Торрес. Но помню и то, что лично я никогда не бывал в миссии Долорес. И Алекс, насколько я знаю, тоже не бывал. Или, может, ты его туда возила?
— Нет, не припомню такого, — призналась Эллен и тяжело вздохнула. — То есть нет. Я точно знаю, что я с ним там не была. Но он ведь мог съездить туда с кем-то еще — с дедом, с бабушкой…
— Своих родителей я уже спрашивал, — сказал Марш.
— Тогда, может быть, мои старики возили его туда. Да кто угодно, в общем-то. — Эллен пыталась вспомнить, кто, собственно, мог еще до аварии свозить Алекса в это место. И вдруг вспомнила. — Позволь, да ведь они с классом как-то ездили в Сан-Франциско! Правда, давно. Но уж если Алекс запомнит что-нибудь, то надолго. И, честно говоря, я не понимаю, почему ты в этом так упорно сомневаешься.
— Потому что не вижу в этом логики. Получается, что из всех мест, где Алекс когда-либо бывал до аварии, он запомнил только это старое кладбище, да? Прости, но я в это не поверю. — Он снова повернулся к Алексу. — Ты действительно уверен, что именно вспомнил это самое кладбище?
Алекс кивнул:
— Как только его увидел, я понял, что уже бывал здесь.
— Ну, тогда это какое-нибудь «дежа вю», — Марш пожал плечами. — Такое иногда случается — почти со всеми людьми. Об этом мы с Торресом тоже говорили.
— Я помню, — кивнул Алекс. — Но это было не так. Когда я вошел в этот сад, я даже не… не осматривался. А сразу пошел на кладбище, к этой могиле. И тогда вдруг расплакался.
— Ну хорошо, — вздохнул Марш. Протянув руку, он слегка сжал плечо Алекса. — Думаю, все-таки самое важное — это то, что ты наконец заплакал, так?
Поколебавшись, Алекс кивнул. Но… слова, которые он там слышал? Может быть, они тоже важны? Может быть, рассказать родителям о монахинях и обрывках фраз на испанском? Нет, решил он, по крайней мере — до тех пор, пока он не сможет поговорить об этом с доктором Торресом.
— Можно, я теперь пойду спать? — спросил он, выскользнув из-под отцовской руки.
Марш взглянул на часы — без четверти десять, — а Алекс, не имел привычки ложиться раньше одиннадцати.
— Так рано?
— Я хотел немного почитать.
Марш устало пожал плечами.
— Как хочешь.
Алекс шагнул вперед, нагнулся и поцеловал мать в щеку.
— Спокойной ночи.
Улыбнувшись, Эллен поцеловала его в ответ.
— Спокойной ночи, милый. — С минуту она смотрела на удалявшегося Алекса, затем повернулась к мужу. И сразу поняла — спор о том, что произошло сегодня, еще не окончился.
— Ну, ладно, — проговорила она устало. — Слушаю тебя.
Марш отрицательно покачал головой.
— Нет. Об этом говорить я больше не собираюсь. — Неожиданно на его лице появилась уже ставшая привычной невеселая усмешка. — По-моему, мне сейчас пришлось уступить одному нехорошему чувству, а мне это совсем не нравится.
Присев рядом с ним на диван, Эллен взяла его руку в свои.
— Тогда скажи мне. Ты знаешь, что мне можно сказать — мои чувства тоже доставляют мне мало радости.
Подумав, Марш тряхнул головой.
— Ну хорошо. Слушай. Так вот — я чувствую, что что-то не так. Я не могу сказать точно, что именно, потому что непрерывно убеждаю себя, что все это — результат аварии, операции на мозге, и еще — моей неприязни к великому доктору Торресу. Но сколько бы я ни убеждал себя, я чувствую — что-то неладно. Алекс изменился, Эллен, и боюсь, дело тут не только в операции.
— Но все, что происходит, так или иначе связано с ней, — напомнила Эллен, стараясь, чтобы голос ее не выдал поднимавшегося в душе раздражения. — Конечно, Алекс изменился, но все же это по-прежнему он.
Марш тяжело вздохнул.
— Вот в этом-то все и дело. Понимаю, он изменился и все такое… это так, но меня не покидает ощущение, что он — больше не Алекс.
Нет, сказала про себя Эллен. Дело в другом. Просто ты не можешь привыкнуть к мысли, что Раймонд Торрес сделал то, что ты сам никогда бы не смог. А вслух она произнесла, взглянув мужу в глаза и ободряюще улыбнувшись:
— Ну что ты. Нужно только еще немного подождать. Чудеса уже начались. И может быть, скоро произойдет главное.
Ложась спать, она решила, что завтра, после того как отвезет Алекса на встречу с доктором Торресом, отправится поговорить с психиатром.
О муже, разумеется. Не об Алексе.
Мария Торрес никак не могла уснуть. Третий час она беспокойно ворочалась на кровати и в конце концов, с трудом поднявшись, набросила поношенный халат и вышла в маленькую гостиную — зажечь свечу под образом Святой Девы. Потом долго молилась про себя — благодарила небеса за то, что молитвы ее услышаны и возмездие близко.
В этом она теперь была уверена — не зря она провела в доме Лонсдейлов почти целый день. Она слышала весь их разговор с сыном и его рассказ о том, что случилось в Сан-Франциско на старом кладбище. Как и все гринго, Лонсдейлы не замечали ее.
Для них она была всего лишь полоумной старухой, которая приходит убирать их жилье.
Но вскоре придется им узнать, кто она — ведь святые ее услышали, и дон Алехандро уже здесь, в Ла-Паломе.
И Алехандро узнал ее. И когда она заговорит с ним, он будет слушать.
Свеча догорела; Мария снова легла в постель, зная, что уснет на сей раз быстро и крепко.
Пусть и гринго как следует выспятся этой ночью. Очень скоро спать им уже не придется.
Глава 12
— А почему сегодня нет Питера? — спросил Алекс. Он лежал с закрытыми глазами на лабораторном столе, а Раймонд Торрес закреплял электроды на его голове.
— Сегодня же воскресенье, — напомнил Торрес. — Даже мой персонал иногда берет выходной.
— А вы?
— Я пытаюсь… но каждый раз делаю, скажем так, исключения. Для тебя, например.
Не открывая глаз, Алекс кивнул.
— Я знаю, это из-за тех тестов.
Ответа не последовало, и Алекс открыл глаза. Торрес, стоя у панели управления, поворачивал бесчисленные ручки. Сделав паузу, он обернулся к Алексу.
— Из-за тестов тоже, да… Но, если честно, меня больше интересует то, что произошло в Сан-Франциско.
— Похоже, память все же возвращается ко мне, верно?
Торрес пожал плечами.
— Вот это мы сейчас и попытаемся выяснить. А заодно — тот непонятный факт, что те воспоминания, которые тебе все-таки удалось оживить, оказались, в общем, неверными.
— Но мама мне сказала, что кабинет директора действительно раньше был там, где я встретил женщину в халате, — запротестовал Алекс.
— Верно. Только его перевели оттуда задолго до того, как ты пошел в школу. Так что по-прежнему непонятно, почему ты не помнишь, где он сейчас, но вспомнил, где он был когда-то? И самое главное: откуда эти воспоминания о миссии Долорес — ты же там никогда не бывал?
— Я вполне мог быть там, — покачал головой Алекс. — Может быть, я тайком ездил в Сан-Франциско и до аварии.
— Прекрасно, — согласился Торрес. — Примем это за рабочую гипотезу. Тогда объясни — почему ты вдруг вспомнил именно эту могилу, которой больше ста лет, и более того — подумал, что это могила твоего дяди? Никакого дяди у тебя нет… кроме как, по твоему утверждению, этого, который умер в тысяча восемьсот пятидесятом.
— И правда… почему я вспомнил именно ее?
Торрес удивленно приподнял брови.
— Если верить результатам тестов — подобные вопросы вряд ли соответствуют твоему интеллектуальному уровню.
— Может быть, он вовсе не такой уж высокий, — пожал плечами Алекс. — Может, я просто хорошо запоминаю — и все.
— Что делает тебя некой разновидностью idiot savant, — подытожил Торрес. — Но сам факт, что ты это предположил, — лучшее доказательство того, что ты им вряд ли являешься. — Всунув дискету в дисковод компьютера, он потянулся к склянке с дезраствором. — Кстати, Питер сообщил мне, что раза два ты просыпался во время тестов. Почему ты мне об этом не рассказал?
— Мне казалось, что это неважно.
— Гм… а что ты тогда чувствовал?
Алекс тщательно описал ощущения, возникшие у него, когда внезапно проходило действие анестезии.
— Но это не было… неприятно, — добавил он, — скорее интересно… и еще у меня было ощущение, что если бы я мог как-то замедлить это, то увидел бы что-то важное… — Он помолчал. — А почему мне нужно спать, когда вы проверяете мой мозг, доктор?
— Питер же уже объяснял тебе, — напомнил Торрес. Протерев кожу на предплечье Алекса дезраствором, он быстрым движением ввел иглу.
Алекс слегка поморщился, затем мышцы его расслабились.
— Но если вдруг что-то будет не так — если мне, например, станет больно, — вы же можете остановить тесты, да?
— Могу, но не остановлю, — ответил Торрес. — Кроме того, если ты вдруг очнешься, тот факт, что во время тестов ты думал, сведет их результаты к нулю. По условиям, во время испытаний мозг не должен работать.
Тридцать секунд спустя глаза Алекса закрылись, дыхание стало глубоким и медленным. Взглянув еще раз на мониторы, Торрес вышел из лаборатории.
Войдя в кабинет, Торрес сел за стол и принялся неторопливо набивать табаком трубку. Машинально зажег ее, не отрывая глаз от монитора, соединенного с установленной в лаборатории камерой. Все шло, как он и предполагал, а значит, целый час он может провести наедине с Эллен Лонсдейл.
— Наверное, ты хочешь объяснить мне, почему твой муж не пришел сегодня вместе с тобой — так?
Нервно выпрямившись в кресле, Эллен скрестила ноги и бессознательным движением натянула юбку на открывшиеся колени.