И вообще, что тут ответишь столь не чуткому субъекту?
Капитан повесил куртку на вешалку и уселся за рабочий стол.
— Толик, чайник поставь и слетай в булочную за слойками.
— Мне булочку с маком, и два пирожка с мясом, и хачапури, — оживился Захар.
— Мне то же самое, и давай побыстрее, есть хочется.
— Дедовщина, натуральная, — засовывая айфон в карман, проворчал Толик. — Вы что, в городе поесть не могли? Вон, «Макдоналдс» в двух кварталах.
— Мы у себя любим, по-домашнему, — улыбнулся ему широкой улыбкой Захар.
Глядя на его довольную физиономию, Толик заподозрил что-то неладное. Но сформулировать, что именно, не успел, капитанский окрик заставил его пошевеливаться.
— Быть Жукову вечным лейтенантом, — весело заметил Захар. — Нет в нем приятной искательности к начальству.
Искательности в Толике действительно не было, но в булочную он смотался быстро, теплые, свежие булочки лежали перед сотрудниками отдела даже раньше, чем чайник успел закипеть.
— О, молоток, Толян. Чашки доставай. Пировать будем.
— Ну что, какие успехи, коллеги? Чем порадуете? — жуя с аппетитом еще горячий хачапури, поинтересовался капитан.
— Одна мура и никакого серьезу, — пожаловался Захар. — Хотя, если подумать, то с господином Збруевым можно поработать. Конечно, на момент убийства самого его в стране не было, но конфликтная ситуация у них с Колесниковым имелась.
— Докладывай.
— Короче. По словам сотрудников фирмы, бухгалтерши, и по совместительству родной сестры Збруева, и самого Збруева, Колесников в последнее время делами фирмы интересовался мало. В офисе появлялся редко, так, потусить. Зато к бухгалтерше обращался часто. Колесникову регулярно не хватало средств. В последнее время он неоднократно просил заранее выплатить дивиденды. Занять денег или повысить его долю за счет накопительного фонда. Нина Збруева, она же бухгалтер фирмы, считает, что у Колесникова либо появилась какая-то жадная девушка, либо он наркоманит, либо увлекся азартными играми.
— Наркоманом он не был, тут эксперты категоричны, остаются женщины и азартные игры, — внес коррективу капитан. — Ну, а у тебя что интересного, Толя?
— В общем, ничего особенно, СМС с угрозами Колесникову не поступало, куча знакомых, групп всяких, в основном с хохмами разными, на фотографиях сплошные тусовки и развлечения. Я выделил несколько наиболее часто встречающихся персонажей и на фото, и в телефонной книге. Фотки я на комп слил, а имена и телефоны распечатал, чтобы легче работать было.
— Среди этих имен имеется Ксения?
— Ксения? Да, вроде была. Сейчас посмотрю. Во! Есть. Но только без фамилии, и номер мобильный.
— Не беда, выясним через оператора, что за Ксюша. По сведениям приятелей Колесникова, у него с этой девицей были серьезные отношения. И, кстати, Колесников был заядлым картежником. Говорят, он несколько раз проигрывался вчистую, так что даже квартиру приходилось закладывать, но в последнее время ему крупно везло, и в день смерти он как раз праздновал крупный выигрыш, а вечером был в клубе, причем не с Ксенией, а с какими-то посторонними девицами. А вот эту самую Ксению он старательно прятал от всех приятелей. И даже по телефону с ней в их присутствии не разговаривал. В общем, за долги его убить не могли. Но с другой стороны, возможно, ему решили отомстить за подобную удачливость. Где он точно играл, приятели не знают, так что этот вопрос надо непременно выяснить. И разыскать Ксению.
Глава 8
Евгений Александрович угрюмо молчал, сидя за рабочим столом, и наблюдал, как веселятся ребята из отдела.
— А я ему и говорю: «Что же вы, гражданин, чужие ботинки в ремонт понесли?», а он так это честно глазами моргает: «Так я ж помочь по-соседски. А то, что я их тетке той толкнул, так это потому, что в ремонт не приняли, такие ношеные, говорят, не починяем». Во, силен врать! — заливался грузный, лысый Леха Сазонов.
— Да уж. У меня тоже случай был, жена мужа в измене заподозрила. — Отсмеявшись, подхватил эстафету Митька Крутиков. — Скандал, драка.
Соседи милицию вызвали. А я тогда еще в участковых служил. Прихожу, в чем говорю, товарищи, дело? А мужик, с подбитым глазом уже, и заявляет, спасите, родная милиция, потому как убивают. А у его супруги и впрямь такая здоровенная скалка в руках, если хорошенько по голове дать, то, без вопросов, можно на тот свет отправить. И баба сама здоровенная, с меня ростом, только покрепче будет. Я говорю: «Объяснитесь, гражданочка, в чем дело?» А она мне: «Вот арестуйте изменника, товарищ милиционер, он мне с посторонними женщинами изменяет, да еще и чужие панталоны в доме прячет», — и протягивает мне женские панталоны, красивые такие, с кружевами. Я мужику и говорю: «Нехорошо, товарищ, супруге изменять». Баба услышала, что я ее, значит, поддерживаю, и снова за скалку. А мужик как заверещит: «Не изменял я тебе. Говорю же, трусы у гражданок, что моются, тырил, продать хотел, бельишко-то не рублевое!» Так я его потом на три года за кражу белья в женской бане определил. Супруга его голосила: «Не лишайте кормильца!», да уж поздно было. Сама, можно сказать, на нары определила. — И они снова загоготали.
Капитану от их веселья стало особенно тошно.
Сегодня он весь день провел в театре, но все без толку. Незнакомец в халате вроде и был, но никто, кроме уборщицы, его не видел, а после пристрастных расспросов капитана уже и она начала сомневаться, видала его или нет. Новых фактов в деле не появилось, версий тоже. Подозреваемых не было. Может, и вправду к ребятам за помощью обратиться? Может, он пропустил что-то важное? Не заметил? Так бывает, все мы люди…
Капитан тяжело вздохнул и уже открыл было рот, чтобы обратиться к ребятам, но тут зазвонил телефон, и Леха, перестав смеяться, прогудел в трубку:
— Уголовный розыск слушает, лейтенант Сазонов, — придав лицу серьезное выражение, ответил Леха. — Саныч, это тебя, — протягивая трубку, сообщил он Евгению Александровичу.
После этого звонка капитан без раздумий помчался к Зинаиде Андреевне. Потому, как эта дамочка по пустякам беспокоить не станет, не тот экземпляр.
— Значит, вам кажется, что Николай Васильевич хорошо знаком с этой Решетниковой? — выслушав Барышеву, уточнил капитан.
— Мне так показалось.
— И при вашем появлении балерина ушла?
— Да. Когда они меня заметили, она ушла, — несколько раздраженно подтвердила Зинаида Андреевна. Она сидела на диване, закинув ногу на ногу и слегка покачивая туфелькой.
Этот придирчивый допрос действовал ей на нервы. Теперь под пристальным взглядом дотошного капитана вся история начала казаться ей полной ерундой. И почему она не послушалась Леву? Зачем вызвала этого беднягу-капитана? Вон он, какой озабоченный и худой. Недоедает, наверное, весь в день в беготне.
— Дуся. Принеси нам чаю, пожалуйста, и пирога, если еще остался, и сала того, что Льву Владиславовичу из Киева прислали.
Капитан на ее распоряжения даже внимания не обратил. Все сидел, лоб хмурил и губами шевелил.
— Скажите, Зинаида Андреевна. А в день убийства эта балерина в театре была?
— Откуда же мне знать? Ведь это ваши сотрудники всех переписывали и допрашивали.
— Действительно, — тер лоб капитан. — Послушайте, Зинаида Андреевна. Эта информация имела бы значение, если бы Щербатов изменял жене, но все вокруг, и вы в том числе, в один голос твердят, как он обожал свою жену. Да, и у меня после разговора с полковником сложилось такое же мнение. В этом случае его разговор с балериной, даже если они и знакомы, никакого отношения к следствию не имеет. Или вы полагаете, что она сообщила ему какие-то важные сведения касательно убийства?
— Нет, разумеется. Какие сведения? — нервно отмахнулась Зинаида Андреевна, наблюдая, как Дуся расставляет на столе чашки. — Я действительно утверждала, что Николай Васильевич очень любил Аню, даже завидовала ей чуть-чуть. Но после сегодняшней сцены я вдруг припомнила кое-какие детали…
— Какие именно?
— Мне не хотелось об этом говорить, но, с другой стороны, те, кому надо, все равно об этом знают, — не очень уверенно, с сомнением проговорила Зинаида Андреевна. — Дуся, спасибо, дальше мы сами, — остановила она домработницу, хлопочущую возле стола. — В общем, Николай Васильевич происходит из очень знатного дворянского рода. Чуть ли не княжеского. Мне это как-то давно еще Капа наболтала. Вы знаете Капу?
— Знаю.
— Ну вот. Они с Николаем с детства дружны. И родители их тоже. Она про семью Щербатовых все знает. Так вот. И сам Николай, и его отец — кадровые военные. Со своей княжеской родословной они умудрились благополучно пережить революцию, Гражданскую войну, предвоенные годы, — многозначительно проговорила Зинаида Андреевна. — Во время войны семья Николая погибла. Ну, да вы знаете, наверное?
Капитан кивнул.
— Но они погибли при бомбежке, а вот сам Николай выжил и благополучно существует по сей день. Он добился в жизни многого. Он очень умен, выдержан, и теперь мне начинает казаться, что еще и очень хитер. Ведь согласитесь, чтобы выжить с его родословной после революции, да еще и преуспеть, потребовались наверняка немалые усилия, ум, изворотливость… Не знаю, что еще. Но даже у нас в театре, чтобы преуспеть и удержать позиции, все время приходится быть настороже и в боевой готовности, а то затопчут.
Евгений Александрович невольно улыбнулся. Ему сложно было представить, чтобы кому-то удалось затоптать Зинаиду Андреевну. Это вряд ли. Но в том, что она говорила, определенно было здравое зерно.
— Значит, вы все же полагаете, что у Щербатова роман с балериной?
— Если бы я не была знакома со Щербатовыми, а просто шла по улице и увидела этих двух людей, я бы сразу подумала, что у них роман, — твердо проговорила Зинаида Андреевна.