Может, поехать? До конца сезона остался месяц, в городе ее ничто не держит, взять Иришку и уехать. Пусть мама сидит одна в городе и думает о своем поведении. А Светлана окрепнет, наберется сил, успокоится и, вернувшись в город, решит все свои проблемы.
Да. Надо так и сделать. И плевать, что не сезон, что море холодное, что денег нет, на все плевать. Ах, если бы Гена не проиграл все деньги… Они могли бы с Иришкой снять дачу на лето и жить там до сентября. А теперь что делать, уму непостижимо? Хорошо хоть директор гастронома обещал взять организацию похорон на себя. А поминки можно скромно провести дома.
Светлана высморкалась, подхватила сумку и, не глядя по сторонам, побрела к дому. В нескольких шагах позади неторопливой походкой шел высокий морской офицер с хмурым лицом.
— Света, это ты? — услышав звук захлопнувшейся двери, окликнула из комнаты Мария Ивановна. — Ты одна? — выходя в прихожую, не сдержала удивления Мария Ивановна.
— А ты ждала гостей? — постаралась сдержать раздражение Светлана.
— Нет. Просто показалось. — На лице Марии Ивановны читалось откровенное разочарование.
— Скажи мне честно, ты уже всем позвонила? — Глядя матери в глаза, спросила Света. В конце концов, она взрослая женщина, сама мать, она даже успела стать вдовой. Какое мама имеет право вмешиваться в ее жизнь?! — Зачем ты это делаешь? Кто тебя просит? Неужели ты не понимаешь, что я никого не хочу видеть, мне никто не нужен! — почти переходя на крик, спрашивала Светлана.
— Прекрати эту истерику и подумай о ребенке, — поджимая губы, презрительно бросила Мария Ивановна.
«Ах, вот как? Ладно», — зло подумала Светлана.
— После похорон мы с Иришкой уезжаем на море. После возвращения в город я буду разменивать квартиру. И это не истерика, — твердо, слегка дрожащим от переполнявшей ее решимости голосом проговорила Светлана. Ждать ответа она не стала, а сразу прошла на кухню.
А вечером, лежа без сна, думала о Гене, о себе, о Косте, о том, как ей жить дальше.
Зачем мама позвонила Косте? Зачем?
Светлана и так чувствовала себя виноватой перед ним, много лет боялась случайно встретить на улице. Они дружили все детство и юность. Их почему-то считали женихом и невестой. Мама это всячески поддерживала. Мама Кости заранее видела в Светлане будущую невестку. Они все это решили без нее, все это было словно само собой разумеющееся. Для всех, кроме Светланы. И, возможно, если бы не Гена, она бы вышла за Костика и прожила с ним всю свою жизнь, по инерции, потому что так решили за нее, не представляя, что может быть другая, более яркая, счастливая жизнь с другим человеком. С любимым.
Когда она вышла за Гену, все восприняли это как предательство. Почему, если никто и никогда ни о чем ее не спрашивал? Даже предложения ей Костя не делал. Видно, тоже считал все само собой разумеющимся.
«Ну вот, а она взяла и вышла замуж за другого!» — с мстительной радостью подумала Света.
А может, с Геной случилась беда, потому что мама не одобрила ее выбор? Вот ведь Таня Голубева недавно рассказывала в театре, что через какую-то свою подругу нашла старушку в Ленобласти, и та, едва взглянув на Таню, сразу же сказала, что на ней сглаз и проклятие, и поэтому она замуж не может выйти, и проклял ее кто-то из близких. И ведь точно, едва старушка этот сглаз с Татьяны сняла, ей один старый поклонник тут же предложение сделал.
Света всхлипнула и перевернулась на другой бок, погладила рукой прохладную пустую подушку. Господи, что за глупости ей в голову лезут?
Ну, почему? Почему она не остановила Гену? Почему не запретила? Могла бы устроить скандал, могла притвориться больной, могла отобрать этот злосчастный перстень, а она бездействовала. Привыкла, что все само уладится, точнее, что Гена сам все уладит. И что теперь? Светлана снова всхлипнула от жалости к себе.
Может, мама и права, и действительно, стоит снова выйти замуж, например, за Севу Кучерова? Дипломант международных конкурсов, солист, за границу на гастроли ездит. И так и не женился. А как он красиво ухаживал за Светой в училище! Стихи писал, цветы дарил. Все девчонки завидовали.
Или все же за Костю? Он всегда был самым верным ее другом, всегда ее любил. К тому же морской офицер, льготы, зарплата, надежный тыл…
Математика Воробьева Саня Шубин разыскал без труда. Он изволил работать преподавателем на кафедре Института механики и оптики. Прежде чем перейти к непосредственному контакту, Саня понаблюдал за объектом.
Объект вел себя обыкновенно. В перерывах между лекциями торчал в курилке с коллегами и аспирантами, пил кофе в буфете, сидел на кафедре. Выглядел он тоже обыкновенно. Простенький, заношенный костюм, со следами мела на карманах и рукавах. Криво повязанный галстук, немодная роговая оправа очков, вытянутое бледное лицо с опущенными вниз уголками губ, лицо зануды и неудачника.
Как он попал в компанию элитных картежников? Или эта непрезентабельная внешность так, для маскировки?
«Ну да, это мы все узнаем», — азартно рассудил Саня, направляясь к своей жертве.
— Александр Федорович? — догоняя шагающего по институтскому коридору математика, окликнул Саня. — Разрешите вас на минуточку.
— Что, простите? Да, конечно, — привычно с прищуром разглядывая собеседника, охотно остановился Александр Федорович. — Вы, очевидно, с вечернего отделения?
— Нет. Я уже выпускник, — улыбнулся Саня, коря себя за неуместную язвительность.
— Простите, не узнал.
— Нет, нет. Это вы меня простите за неуместную шутку, — придавая лицу серьезное выражение, проговорил Саня. — Старший лейтенант Шубин, Ленинградский уголовный розыск. Мы могли бы с вами побеседовать, так сказать, с глазу на глаз?
— Разумеется. Но о чем? — слегка пугаясь, поинтересовался математик.
— Об одном вашем знакомом. У вас, насколько я заметил, сейчас окно в расписании, может, мы выйдем во двор?
— Да, конечно, как будет угодно. — Манеры Александра Федоровича были безупречны. — Так о ком же вы хотели поговорить? — нервно теребя пачку сигарет, поинтересовался он, едва собеседники покинули стены института.
— О Геннадии Полушевиче, — коротко сообщил Саня, наблюдая за лицом математика.
— О ком? — на мгновение нахмурился Александр Федорович. — Ах, о Геннадии. Извините, сразу не сообразил. Мы плохо знакомы, даже фамилию его сперва не вспомнил.
Никакого облегчения при этом на лице математика не отразилось.
— Ну, что ж. Если вы все же вспомнили, расскажите мне, как вы познакомились с Полушевичем?
— Познакомился? — в очередной раз переспросил Александр Федорович, все еще теребя в руках сигареты и так и не решаясь закурить. — Нас один знакомый общий познакомил.
— Какой именно знакомый и с какой целью?
— Так сразу и не вспомнишь… — Принялся выкручиваться математик, но, взглянув в серо-стальные глаза Сани, пошел на попятный. — Дима Рогулин. Они вместе работают с Полушевичем, а мы с женой Рогулина на одной кафедре преподаем.
— Зачем же вы понадобились Полушевичу, или это он вам понадобился?
— Нет, нет. Зачем? — замотал отчаянно головой математик. — Я — ему.
— И зачем же? — тормошил пугливого математика Саня.
— Ну, понимаете ли… — заблеял служитель точных наук, — я увлекаюсь теорией вероятности, так, по-любительски, и иногда бываю в одной компании, в общем, они играют в карты. Очень приличные люди, ничего такого… Ну, и я из чисто научного интереса… И в общем, Полушевич очень просил меня познакомить его с этими людьми.
— Зачем?
— В карты хотел поиграть. Когда мы познакомились, он, кажется, даже не умел толком играть. Но мне не жалко, я его познакомил. Вот и все.
— И все?
— Ну да. А что? — В унылых глазах математика, словно птичка в клетке, билась тревога.
— Пока ничего. А когда вы в последний раз видели Полушевича?
— Пару дней назад, двадцать восьмого, кажется. Как раз в этой компании.
— И что же интересного произошло двадцать восьмого апреля?
— Ничего не произошло. Все играли, я пробыл там пару часов и уехал, мне с утра на работу надо было, у меня как раз первая пара. А что? — снова тревожно поинтересовался математик.
— Пока ничего, — снова уклончиво ответил Саня. — Полушевич играл в тот вечер?
— Да, кажется. Да, играл.
— А вы?
— Я? — в очередной раз переспросил Александр Федорович. — Я… немножко. Буквально чуть-чуть. Мне на работу надо было…
— Да, да. Я помню. Первая пара, — сухо прервал его Саня. — Сколько вы проиграли в тот вечер?
— Что проиграл? — Эта манера математика повторять вопросы начинала порядком действовать Сане на нервы. Еще раз переспросит, и он его арестует.
— Именно. Сколько?
— Но, я не… Откуда вы узнали?
Саня только закатил глаза.
— Ну, у меня было… семьдесят пять рублей. Больше у меня не было.
— Семьдесят пять? — не контролируя себя, переспросил Саня. — Какой же у вас оклад, если вы за один вечер продули семьдесят пять рублей?
— Двести десять. Я недавно защитился, — промямлил Александр Федорович.
— Поздравляю, — мрачно проговорил Саня. — Итак, вы за один вечер продули почти половину оклада, широко живете. И как часто вы посещаете эту компанию?
— Не знаю. Несколько раз в месяц.
— А точнее?
— Может, раз в неделю, может, два.
Саня приподнял недоверчиво брови.
— Три-четыре раза в неделю.
— И каждый раз играете?
— Нет, что вы! — На этот раз голос математика звучал уверенно, и даже иронично. — Откуда у меня такие деньги?