– Я ухожу от тебя! – выкрикнула в лицо Артуру Мод. – Неужели ты думаешь, что после всего между нами может что-то быть?
– И может, и будет, – он ласково потрепал Мод по щеке, и она дернулась от его прикосновения, словно он ударил ее. – Ты переваришь все услышанное, придешь в себя, а потом все будет по-прежнему.
– Этому не бывать!
– А пока, – будто не слыша Мод, продолжал Артур, – я запрещаю тебе куда-то уходить или уезжать из Карлайл-Холла. Тебе придется посидеть под замком какое-то время, моя дорогая. До тех пор пока ты не станешь послушной.
– Ты не посмеешь!
– Еще как посмею, – расхохотался Артур, но почти мгновенно стал серьезным и, резко приблизив свое лицо к лицу Мод, проговорил: – Только попробуй сделать хоть шаг из Карлайл-Холла, и я упеку тебя в сумасшедший дом. Там тебя быстро сделают покладистой.
– Я не сумасшедшая, никто и никогда не посчитает меня таковой.
– Неужели? Девушку бросает жених. Она тут же выходит замуж за малознакомого человека. Она кричит по ночам и утверждает, что видит призраков. Она теряет ребенка… Любой врач посчитает, что ты в глубокой депрессии, дорогая, и что нервы у тебя ни к черту. Один небольшой лечебный курс – и ты станешь шелковой, будешь умолять меня забрать тебя в Карлайл-Холл, лишь бы больше не оказаться в руках тех врачей.
– Именно это ты сделал со своей первой женой? Свел ее с ума?
Лицо Артура перекосило от злости, он схватил Мод за шею, крепко сжав пальцы.
– Тебе лучше больше никогда не упоминать Елену. Я любил ее, но, к сожалению, Елена подошла мне не по всем параметрам, и пришлось… пришлось помочь ей уйти.
Мод в ужасе смотрела на Артура.
– Ты сам сумасшедший, – задыхаясь, прошептала она.
Артур резко отпустил Мод, и она, пошатнувшись, хватаясь обеими руками за горло, упала на пол, пытаясь отдышаться.
– Тебе лучше не злить меня, Мод, и тогда ничего страшного не произойдет. Я буду таким же добрым и хорошим мужем, как и прежде.
Он прошел к столу и взял с него телефон Мод.
– Это тебе больше не понадобится, – сказал он, засовывая мобильник в карман пиджака. – С сегодняшнего дня в доме останется только мистер Грейвз, кухарка будет приходить раз в день, чтобы готовить нам обед, а потом уезжать в Гвивир. Остальные слуги вернутся, как только я пойму, что ты выбросила из головы все глупые мысли по поводу развода. Кстати, твоему Трайтону я заплатил кругленькую сумму, попросив извинения за потраченное время, так что он уехал.
– Он не мог, – всхлипнув, прошептала Мод.
– Сколько веры в малознакомого человека, моя дорогая, – усмехнулся Артур. – Ты ничему, похоже, не учишься.
– Он не уехал бы, не попрощавшись со мной.
– О, он уехал, – возразил Артур. – Я сказал ему, что леди Карлайл больше не желает его видеть, потому что ей претят его домогательства. Он, конечно, выглядел раздосадованным, но он поверил. Слишком уж ты непостоянная, Мод.
Слезы беспрерывным потоком покатились из глаз Мод. Артур возвышался над ней, сидевшей на полу у его ног, отчего Мод испытывала еще большее унижение.
– Зачем я тебе нужна? Неужели ты не можешь найти себе подходящую женщину? Почему не женишься на Кларисе? – с умирающей надеждой спросила Мод.
– К твоему прискорбию, именно ты подошла мне по всем параметрам. Как ты этого не поймешь!
– Про какие параметры ты все время твердишь?
– Ты, что же, так и не дочитала дневник Эмбер до конца?
Мод устаивалась на Артура:
– Ты читал его?
– Конечно. Очень-очень давно, когда восточное крыло было открыто всего лишь один раз, но говорить тебе об этом мне не хотелось. Мне было забавно наблюдать за тем, как ты бегала с этим дневником и картинами, словно помешанная. Видимо, не зря я тебя выбрал. Дом тебя принимает. А вот Елену он отверг.
Артур сжал пальцы в кулак, и его лицо исказила гримаса гнева. Мод стало по-настоящему страшно. Сейчас Артур и правда походил на сумасшедшего.
– Прочитай последнее послание Эмбер. Думаю, из него ты поймешь очень многое.
Дверь за Артуром закрылась, а Мод осталась сидеть на полу, больше не испытывая ни страха, ни боли, ни обиды. Она будто впала в кому и ровным счетом ничего не чувствовала.
Глава 29. Эмбер
Карлайл-Холл, Корнуолл, 1813 год
Шаг. Еще один. И еще. Скрип открываемой двери. Солнце заливало детскую. Желтые обои с веселым рисунком – она сама их расписывала. Плюшевый медведь застрял в углу дивана. Куклы рассыпались по шкафу. Деревянная лошадка-качалка напротив окна.
Шаг. Еще один. И еще. Скрип открываемой двери. Покрывало на кроватке Роберта скомкано. По полу рассыпаны солдатики. На столе вырезанные из дерева кареты и лошади. Шаг. Еще один. Распахнутая дверь шкафа. Здесь почти пусто – все вещи Роберта забрали. Лишь только внизу осталась пара поношенных башмачков, которые уже малы ему, да на одной из полок так и лежала белая сорочка с кружевными манжетами.
Шаг. Еще один. И еще. Скрип открываемой двери. Постели девочек измяты. На одной из кроваток из-под одеяла торчало тряпичное ухо зайчика, с которым Лиззи не расставалась по ночам. Шаг. Еще один. Распахнутая дверь шкафа. Здесь много платьев. Забрали лишь половину. У девочек слишком много нарядов.
Стон. Всхлип. И снова протяжный стон. Шаг. Еще один. И еще. Всхлип. Еще один. И еще.
– Снова ты здесь, – раздался за спиной ворчливый голос мисс Робертс.
– А где дети, мисс Робертс? – Эмбер не обернулась на голос экономки, но начала озираться по сторонам невидящим взглядом.
– Сколько тебе говорить? Их здесь нет.
– Я же просила не выводить их к морю. Слишком ветрено, а Эмилия только недавно болела.
– Вот тупица, – зло выплюнула мисс Робертс. – Совсем разум потеряла. Нет твоих детей. Увезли их.
– Как нет? Кто увез? – в испуганном взгляде Эмбер, обращенном к экономке, промелькнуло некое подобие понимания, но оно тут же ускользнуло в небытие. – Вот наступит лето, и я сама буду выводить малышей к морю. Только все осень и осень…
Эмбер судорожно всхлипнула и снова повела глазами по детской. Что-то постоянно ускользало от нее. Но что? Она помнила, как ездила в Лондон, а потом спешила обратно в Карлайл-Холл, чтобы… что? Она напряглась, пытаясь понять, зачем она одна ездила в Лондон и почему после приезда ей никак не приведут детей с пляжа, ведь они не виделись больше недели. Она так по ним соскучилась. Она ведь зачем-то спешила вернуться, хотела сделать что-то жизненно важное, но никак не могла вспомнить что.
– Пойдем, – скомандовала мисс Робертс, дернув Эмбер за платье. – Хватит тут торчать. Пора обедать и возвращаться к себе.
– Нет, я подожду детей тут.
Эмбер опустилась в синее кресло, а мисс Робертс, не дожидаясь дальнейших возражений, схватила ее за руку и поволокла вон из комнаты.
– Беда на мою голову, – зло ругалась она. – Совсем ополоумела. И когда уже ты сдохнешь.
– Отпустите, отпустите. Я хочу к детям, – сопротивлялась Эмбер, хватаясь пальцами за все, что попадалось на пути: за спинку дивана, ручку двери; впивалась ногтями в стену так, что под ними оставалась краска; цеплялась за перила и балясины на лестнице, по которой мисс Робертс тащила ее волоком, беспрестанно изрыгая ругательства. Иногда в этот момент к Эмбер приходило прозрение. Она вспоминала и свою поездку в Лондон, и возвращение, и страшное открытие – Фредерик украл ее детей и увез куда-то. Вспоминала, что с того рокового дня прошло уже больше года и что все это время мисс Робертс держала ее взаперти, не спуская с нее глаз. На ночь и на то время, что экономке нужно было отлучиться из Карлайл-Холла, она запирала Эмбер в маленькой комнате на первом этаже. Из нее было не выбраться. На двери висел крепкий замок, а окно было замуровано решеткой из железных прутьев. Его было не открыть, не взломать. Эмбер часами билась в этой комнате, выла, просила милости, сыпала проклятиями, рыдала по своей несчастной судьбе, по утраченным детям, а сердце ее переполнялось такой ненавистью к Фредерику, что было больно дышать. Она бы могла простить ему предательство, что он так зло над ней подшутил, столько лет обманывал, если бы он только вернул ее деток! Но он украл у нее и самое последнее утешение – отраду материнского сердца. Никогда не увидеть ей, как повзрослеют ее девочки, каким красивым юношей станет Роберт. Эмбер скулила от безысходности, рвала на себе волосы, пыталась голыми руками расковырять массивную деревянную дверь – все было тщетно. Никто не слышал ни ее мольбы, ни ее проклятий.
Так продолжалось несколько месяцев, а потом Господь смилостивился над Эмбер – он лишил ее разума. Просыпаясь утром, она, как ни в чем не бывало, звала экономку, та выпускала ее из комнаты. Эмбер умывалась, завтракала, а потом бесцельно бродила по дому, будто пытаясь вспомнить, понять, что же было не так, но вспомнить она не могла. После она шла в мастерскую, но на мольберте всегда стоял один и тот же холст, который она день изо дня закрашивала черной краской. Иногда она делала лишь один мазок и прекращала, иногда бесконечно долго водила кисточкой – штрих за штрихом, штрих за штрихом. Потом она шла в детскую и искала детей. Здесь ее обычно и заставала мисс Робертс.
Экономку раздражали рыдания и вечные вопросы Эмбер. Когда милорд Фредерик прислал поверенного, чтобы увезти детей, мисс Робертс торжествовала – наконец-то эта выскочка, эта бродяжка, эта актриска, возомнившая себя леди, получит по заслугам. Столько лет мисс Робертс помогала молодому лорду сохранять его маленький грешок в тайне, но она знала, что однажды справедливость восторжествует и Эмбер скатится в ту же яму, из которой она выползла семь лет назад, заявившись в Карлайл-Холл и вообразив себя супругой лорда. Мисс Робертс только нужно было набраться терпения. Подождать. О! Ждать она умела. Когда-то она долго ждала, чтобы извести маленького щенка леди Карлайл, своей соперницы. И ведь дождалась! Звереныш захлебнулся в считанные минуты. А мисс Робертс торжествовала. Долго она жила спокойно, но вот под старость лет в ее дом, в ее Карлайл-Холл, снова явилась беда. В лице Эмбер Томсон. Разве могла мисс Робертс такое стерпеть? О нет! За долгие годы она научилась скрывать истинные чувства, научилась быть верной Карлайлам. Но прислуживать какой-то актрисе! Называть ее миледи? Нет, этого мисс Робертс допустить не могла. Она долго выжидала. И вот наконец ее час пробил. Прикажи ей лорд Фредерик удавить бастардов Эмбер, она бы и глазом не моргнула. Но он решил их увезти. Зато саму Эмбер оставил в ее полном распоряжении. Жалела мисс Робертс только об одном: та была так несчастна из-за расставания со своими щенками, что через несколько месяцев свихнулась и не понимала, что происходит.