Иногда в сознании Эмбер наступали проблески. Вот как сейчас, пока мисс Робертс тащила ее вниз по лестнице, на Эмбер вдруг снизошло просветление – она вспомнила все. Однако экономка знала: сегодня она запрет ее в комнате, Эмбер будет в истерике биться об дверь, а потом затихнет. А утром… Утром она снова будет думать, что только вернулась из Лондона, снова пойдет малевать черный холст, снова отправится в детскую искать детей. И так каждый божий день. Мучить Эмбер, когда та была в своем уме, мисс Робертс доставляло истинное удовольствие. Возиться же с девчонкой, когда она свихнулась, ничего, кроме раздражения, не приносило.
В очередной раз заперев Эмбер в гостиной, которую теперь превратили в спальню для сумасшедшей, мисс Робертс уже было подумала, а не удавить ли ей свою ненавистницу. Все равно никто не узнает. В округе Эмбер никто не знал и толком и не видел. В Гвивире люди думали, что все обитатели Карлайл-Холла уже много месяцев как уехали в Лондон, распустив слуг и закрыв дом, оставив лишь одну мисс Робертс присматривать за ним. Им было и невдомек, что настоящая леди Фрайерс, теперь уже леди Карлайл, никогда здесь и не жила, а Эмбер была всего лишь шлюхой, сожительствовавшей с лордом Фредериком.
Мисс Робертс услышала стук в дверь и удивилась: давно к ней никто не захаживал.
– Кто там? – не отпирая, спросила через дверь мисс Робертс.
– Срочное письмо от лорда Карлайла.
Вот тебе на! Неожиданно!
– Иди к черному ходу, – прокричала она нарочному. – Чего ломишься в парадную дверь, будто сам лорд, – проворчала мисс Робертс.
В дом она посланника не впустила, выдернула из его рук письмо и вытолкала взашей. Прочитав послание, мисс Робертс поняла, что на этот раз не сможет исполнить указание лорда Фредерика. Она сделает по-своему.
Наутро ежедневный ритуал повторился. Эмбер проснулась, мисс Робертс отперла спальню, и они вместе отправились завтракать в столовую для прислуги. Воспаленному сознанию Эмбер это не казалось странным. В ее голове перемешалось все. Пока пили чай, раздался стук в дверь, и мисс Робертс, бросив полный сомнений взгляд на Эмбер, покачала головой:
– Ешь давай да иди рисуй, а я посмотрю, кто там.
– Может быть, пришла посылка от Фредди, – улыбнулась Эмбер, – я просила его прислать новых красок.
– Да-да, наверное.
– Тогда, будьте добры, мисс Робертс, принесите их сразу же в мастерскую.
– Конечно, – усмехнулась экономка. – Так и сделаю.
Оказалось, что за дверью ее дожидался мистер Гудвайз. Несчастный дворецкий никак не мог найти себе подходящего места и время от времени с мольбами приходил к мисс Робертс. Мол, не знает ли она, что слышно от милорда и леди Эмбер, не собираются ли они снова открыть дом.
– У меня для вас хорошие новости, мистер Гудвайз, – улыбнулась мисс Робертс, выйдя на улицу к дворецкому. Она тщательно закрыла за собой дверь. Хоть до столовой было далеко, и вряд ли мистер Гудвайз услышит Эмбер, но береженого бог бережет.
– Неужели возвращаются? – обрадовался мужчина.
– Да. Видимо, совсем скоро, не позднее начала следующего года дом снова оживет, – закивала мисс Робертс. – Правда, нам с вами предстоит много работы. Нужно будет все привести в порядок. Нанять прислугу…
– Я готов хоть сейчас приступить!
– Нет-нет, дорогой мой мистер Гудвайз. Я дам вам знать, когда получу все инструкции от милорда.
– Это замечательно, просто замечательно, – расцвел улыбкой мистер Гудвайз.
– Правда, есть и еще одна новость… Весьма печальная, – мисс Робертс состроила удрученную мину. – Леди Эмбер скончалась.
– Как? – опешил мистер Гудвайз.
– Не знаю, – развела руками экономка. – Милорд не сообщил подробностей.
– Боже мой, такая молодая, такая хорошая… – в выцветших глазах мужчины появились слезы.
– Пути господни неисповедимы, мистер Гудвайз, – мисс Робертс достала платок из складок платья и промокнула глаза. – У нас с леди Эмбер хоть и не заладились отношения поначалу, но в конце я полюбила ее всей душой, и ее, и деток, – всхлипнула мисс Робертс. – Вы же помните, как я их любила?
– Да-да, все мы их любили безмерно…
Экономка и дворецкий повздыхали: он – по-настоящему сожалея о кончине Эмбер, она – притворно.
– Говорил я, что не стоило милорду увозить леди Эмбер в Лондон. Морской воздух ей шел на пользу, а в Лондоне кто не лишится здоровья?
– Ваша правда, мистер Гудвайз. Говорят, над городом вечно висит черный туман и смердит от Темзы.
– Оттуда и все болезни, – согласно закивал дворецкий. Ни он, ни мисс Робертс в Лондоне ни разу не были.
– И не говорите.
– А что же дети? – спросил мистер Гудвайз.
– Ох… – и миссис Робертс прижала платок к заслезившимся глазам.
Приход мистера Гудвайза нарушил ежедневный ритуал, отчего Эмбер испытывала странное чувство тревоги. Допив чай и не дождавшись возвращения мисс Робертс, она машинально убрала чашки в мойку, пройдя на кухню. Внезапно ей подумалось, что леди не пристало заходить на кухню, помнится, мисс Робертс раньше все время за это выговаривала ей. Еще больше не пристало леди мыть посуду. Тогда почему же Эмбер оказалась у мойки? Налила в нее воды из кувшина, окунула чашки и блюдца… Она справилась быстро, будто делала это всю жизнь, но она же леди Карлайл… Перед глазами вдруг всплыл образ женщины, еще не старой, но морщины раньше положенного избороздили ее когда-то привлекательное лицо. Руки покраснели о постоянной работы. «Мама», – промелькнула мысль. Эмбер ухватилась за нее и начала тянуть, будто кончик веревочки из клубка. Воспоминания посыпались на нее одно за другим с такой скоростью, что Эмбер начала в них захлебываться.
Она осмотрелась по сторонам. В ее голове впервые за эти месяца все встало на свои места. Теперь это были не проблески сознания, не отрывочные эпизоды, всплывавшие в памяти время от времени и тут же исчезавшие во мраке – теперь она вспомнила все. Дети! Уже больше года прошло с тех пор, как ее крошек отняли у нее. Эмбер устало побрела по кухне. Что ей от воспоминаний? Уж лучше жить в забытьи, чтобы не чувствовать этой режущей изнутри боли, чтобы не знать…
Ее взгляд выловил лист бумаги, торчавший из-под супницы. Сначала Эмбер лишь скользнула по нему взглядом, но почувствовала, что этот предмет не отсюда. Какое-то письмо… на кухне. Зачем это? Она вытянула листок и развернула, начав читать: «Многоуважаемая мисс Робертс, как вы знаете, много месяцев назад мистер Роберт и его две сестры были отправлены в семью, которая согласилась взять их на воспитание. Как и было запланировано, в начале весны они отбыли на корабле в Америку. С прискорбием сообщаю, что некоторое время назад нам пришло извещение, что корабль, на котором плыли дети, попал в шторм и затонул, не достигнув берегов Америки… Все пассажиры погибли. Что ж, наверное, так будет лучше для всех. В связи с этими событиями, как вы понимаете, больше нет нужды опасаться, что эта женщина сможет предъявить какие-то претензии мне или помешать нашему счастью с леди Карлайл. Прошу вас, вручите ей небольшую сумму и отпустите на все четыре стороны. Мы с леди Джейн планируем прибыть в Карлайл-Холл в следующем году. Потому поручаю вам и мистеру Гудвайзу обустроить дом к нашему приезду. Все детали я обговорю с вами при личной встречи. Я намереваюсь быть проездом в Корнуолле не позднее следующей субботы. Лорд Фредерик Карлайл».
Эмбер было абсолютно безразлично, что Фредерик величает ее не иначе как «эта женщина», что он приказал выгнать ее из дома, что буквально не сегодня-завтра он приедет в Карлайл-Холл. Глаза безостановочно выхватывали лишь одну фразу: «корабль затонул… все погибли». Роберт. Эмилия. Элизабет. Ее маленькие крошки, такие добрые, такие красивые, такие жизнерадостные. Их больше нет. Они все умерли. В глазах все потемнело, живот скрутило спазмом боли. Эмбер услышала, как дверь черного входа заскрипела. Мисс Робертс сейчас вернется! Эта проклятая женщина, которая все знала и ничего ей не сказала. Она насмехалась над Эмбер. Испытывала дьявольское удовольствие, наблюдая за мучениями девушки. Мучила ее изо дня в день. Эмбер быстро сунула письмо под супницу и выскользнула из кухни, бесшумно поднявшись наверх. Она не позволит экономке выгнать ее из Карлайл-Холла. Она отомстит. И ей, и Фредерику.
Войдя в мастерскую, она, как всегда, взялась за картину, но сегодня вместо черной краски Эмбер выбрала алую. Дрожащей рукой она вывела надпись: «Проклинаю тебя». Не дожидаясь, пока краска высохнет, Эмбер начала поверху замазывать все полотно черным. Она без устали водила кистью по холсту: мазок за мазком, штрих за штрихом. Один, второй, третий, четвертый. Мазок за мазком. Штрих за штрихом. Нужно нанести слой краски на каждый дюйм поверхности картины, чтобы запечатать проклятие.
Эмбер не пошла в детскую, как делала в другие дни, а прошла в свою старую спальню. В одежде улеглась на кровать, закутавшись шерстяным одеялом. У нее болели все кости, будто ее отколотили палками. Она гнала от себя мысль о детях. Роберт. Малышки Эмилия и Элизабет. Их больше нет. Мысль, что они живы, хоть и вдали от нее, раньше изредка, но все же приносила Эмбер облегчение. А теперь… Теперь ей незачем жить. Забвение не проходило, и она лишь надеялась, что оно пощадит ее, оставит ей разум, когда она проснется. Эмбер знала, что и раньше, если мисс Робертс была чем-то занята и долго не поднималась в детскую, по которой Эмбер ходила из угла в угол, пытаясь понять, куда убежали дети, она уходила в спальню и засыпала там. В такие дни экономка оставляла ее в покое до поздней ночи, и лишь глубоко за полночь будила и тащила вниз, чтобы запереть в крошечной гостиной, ставшей ее темницей.
Вот и сегодня Эмбер провалилась в сон. Однако он был не глубок. Она слышала грузную поступь переваливающихся шагов на лестнице, скрип открываемой двери и тяжелое от одышки дыхание слишком толстой мисс Робертс. Экономка постояла какое-то время, решая, будить ли Эмбер или нет.