Нет, при виде горьких девчоночьих слез в моей душе ничто не дрогнуло. Я не растаял и не ощутил себя виноватым. Но все же мне показалось, что отпускать ее домой в таком состоянии будет неправильно, поэтому снова сходил к мрону, забрал стул, принес в ту комнату, где горько плакала Ли. Затем сел сам, усадил хлюпающую носом малявку на колени и, всунув ей в руку заранее припасенное печенье, предложил:
– Хочешь, расскажу сказку?
– Не-ет.
– Тогда, может быть, страшную сказку?
Ли, в очередной раз хлюпнув носом, заинтересованно приподняла голову.
– А про кого?
– Про одного мальчика, у которого все родные умерли, а сам он обратился в злобное чудище, которое потом охотилось и убивало всех подряд.
Она немного подумала и снова спросила:
– А этот мальчик… Как его звали?
– Никто не знает.
– Как так?
– Вот так. Когда-то это был хороший и добрый мальчик, но потом его маму убили, дом сожгли, а ему от этого стало так плохо, что он не захотел об этом вспоминать. Вот и бродил потом по разоренному городу, не зная, кто он и зачем вообще живет. Ходил себе ходил, ковырялся в пепле, а потом, значит, выбрался на волю и…
– Кого-то съел? – замерла Ли.
Я кашлянул.
– Этого он тоже не помнил. Но, скорее, это его пытались съесть. Сначала звери. Потом люди… Им, видите ли, не понравилось, что мальчик был не такой, как все. Его считали нежитью. В него постоянно стреляли, кидали камни, его проклинали, так что никому в целом свете он оказался не нужен. Но самое интересное знаешь в чем? Тот мальчик перестал стареть и даже спустя много-много лет остался таким же молодым, как и в тот день, когда умерла его мама. И, как говорят, когда умер он сам.
Ли уставилась на меня большими глазами.
– А почему он перестал стареть? И как он мог остаться живым, если умер? Он что, бог?
– Нет, конечно. Но его мама была ведьмой, поэтому перед смертью она продала душу Саану, чтобы тот сберег ее единственного сына…
– И Саан сбере-о-ог, – замогильным голосом продолжил мою сказку некстати проснувшийся Мор. – А в качестве платы забрал в свое темное царство его ду-ушу!
– Мамочка! – вскрикнула Ли, вцепившись в меня своими детскими ручонками. – Кто здесь?!
– Это друг, – успокоил ее я. – Не пугайся. Он немножко неживой и любит попугать, но на самом деле он хороший. Просто раз уж у нас страшная сказка, то нам и должно быть страшно. Правда?
Девчонка недолго подумала, а потом шмыгнула носом и попросила:
– А можно это будет не такая страшная сказка?
– Можно, конечно, – уже обычным голосом усмехнулся Мор и, пролетев над нами, порывом ветра взъерошил волосики на детской макушке. – Хочешь узнать, что с мальчиком стало дальше?
– Ага.
– Ну, так вот… – как ни в чем не бывало продолжил я, пока малявка крутила головой в попытках рассмотреть тень. – Мальчик не хотел никому зла, но так уж вышло, что его все боялись. У него не было памяти, не было человеческого лица, а вдобавок темный бог Саан отобрал у него все чувства, поэтому мальчик ходил, не испытывая ни голода, ни жажды, ни радости, ни горя, ни сострадания. И так было до тех пор, пока он не нашел волшебный камень, в котором прятался кусочек его воспоминаний. Мальчик подобрал камень и наконец-то смог вспомнить маму. Потом нашел другой камень и вспомнил отца. Затем других людей и даже тот день, когда все его родные погибли.
– Он за них отомстил? – совершенно серьезно поинтересовалась девочка. – Мама говорит, что за смерть родных нужно обязательно мстить. И так, чтобы другим неповадно было. Семья – это главное!
– Твоя мама совершенно права. Но тот мальчик жил так долго, что все его враги давным-давно ушли в царство теней. Мстить оказалось некому, поэтому он нашел себе другую цель.
Ли нетерпеливо привстала.
– Какую же?
– Он захотел снова стать челове-э-э-ком, – снова провыл жутким голосом Мор.
– И у него получилось?
Я показал призраку кулак.
– Нет, конечно. Это же страшная сказка, поэтому тот мальчик остался чудовищем и до сих пор где-то бродит по миру, ища свою потерянную душу. Узнать же его можно по глазам…
– Они у него красные и во тьме горят, как угли, – не удержался от смешка Мор. – Кожа бледная, словно саван у покойника. Когти длинные, зубы острые. А еще он воет на луну по ночам. Вот так: у-у-у!
– И ничего он не воет, – фыркнул я, ощутив, как нервно дернулась малявка. – Даже кости по ночам не грызет, представляешь? Просто бродит повсюду, как привидение, никого и ничего не боится, и вообще, горе тому, кто его встретит.
– Вестник тьмы? – ойкнула Ли, проникшись сказкой до мозга костей.
Я торжественно кивнул.
– Так его когда-нибудь назовут.
Малявка тихо вздохнула.
– Эх. Мне его жалко…
– Это еще почему?
– Потому что у него больше нет мамы и потому, что ему оказалось некому помочь.
Я поскреб затылок.
– Ну…
– Без мамы плохо, – так же тихо добавила Ли и тут же попросила: – Отведи меня домой, пожалуйста. Я устала, замерзла и хочу спать.
– Нардис! – бросил я в переговорный амулет и, дождавшись ответа, спокойно добавил: – Загляни ко мне. Срочно.
– Что?! – буквально через несколько мгновений ворвался в комнату мой компаньон. Но увидел закутанного в халат ребенка, с досадой хлопнул себя по лбу и, развернувшись, бросил: – Погоди минутку! Я все улажу!
Ну, минутку так минутку… Хотя на самом деле его не было около получаса. К тому времени, как он, взмыленный, вернулся, Ли уже успела задремать. Так что я просто передал ее из рук в руки, а когда Нардис ушел, ненадолго прислушался: в клетке у оборотня на этот раз было непривычно тихо. Но я не сомневался, что мою историю он слышал от начала и до конца. Так что теперь осталось понять, насколько он сообразителен и способен ли вообще делать какие-либо выводы.
Глава 11
Утром, когда я спустился к клетке, там кое-что изменилось.
Оборотень при моем появлении, пожалуй, впервые не вскочил с пола и не взревел бешеным зверем. Принесенное Ли угощение по-прежнему было нетронуто, однако на этот раз мрон не раскидал пищу и не вышвырнул за решетку мешок. Наоборот, еда была аккуратно сложена горкой, пустой мешок нашелся рядом, а сам оборотень лежал у стены, буравя меня желтыми глазами из темноты.
Поставив стул неподалеку от решетки, я сел и оценивающе на него взглянул.
И впрямь кое-что изменилось – теперь он занял подчеркнуто выжидательную позицию и, кажется, созрел до нормального разговора.
– У меня появилась проблема, – спокойно произнес я, закинув ногу на ногу. – С тобой я закончил. Все, что хотел, узнал. И теперь раздумываю, что делать дальше.
У оборотня презрительно дернулась губа, приоткрывая кончики длинных клыков, но это была единственная реакция, которую он себе позволил. Впрочем, и это несомненный прогресс – поначалу на все попытки общения он рычал и кидался на прутья, потом упорно игнорировал, а теперь все-таки слушал. Так что, наверное, я не зря потратил на него столько времени.
– У меня есть дела, – продолжил я, сделав вид, что ничего не заметил. – Скорее всего, я надолго уйду. Но перед этим должен что-то с тобой решить, и это, откровенно говоря, не так просто. Оставить тебя здесь? Какой смысл? Ухаживай за тобой, корми, мой, убирай… то есть или мне придется возвращаться, или же кого-то нанимать, а я по определенным причинам не хочу этого делать. Но тогда что, убить тебя? Как вариант – да, возможно. Но мне кажется нерациональным столь примитивно использовать такой великолепный материал. В то же время и отпустить тебя я не могу. Ты ведь не дашь мне слово, что оставишь меня в покое?
– Р-р-р, – подтвердил мрон.
– Вот в этом-то и проблема, – развел руками я. – Ты не хочешь слушать, не желаешь договариваться, у тебя нет ни малейшего желания искать компромиссы…
Оборотень поднялся с пола и, вздыбив шерсть, яростно сверкнул глазами.
– Р-р-р-р!
– Да кто тебе сказал, что со мной нельзя договориться? – усмехнулся я, тем не менее не сдвинувшись с места. – И с чего ты вообще взял, что видишь перед собой нежить?
У мрона вновь дернулась губа.
– Ах, сердце не бьется? Кровь по венам не бежит? На самом деле бежит. Просто ты не очень внимательный.
Царапнув себя по запястью, я уронил на пол несколько темных капелек и тут же затер их сапогом.
– Что, скажешь, не кровь?
Мрон угрюмо промолчал.
– Ты разве видел, чтобы я убивал живых ради пропитания? – тем временем продолжил я. – Или считаешь, я недостаточно разумен, поэтому сею трупы направо и налево? Может, ты думаешь, что я тварь только потому, что долго живу и почти не меняюсь? В чем-то, возможно, ты и прав, но я не по своей воле стал таким. Меня таким сделали. Так в чем же я, по-твоему, перед вами провинился?
Я наклонил голову, изучая реакцию оборотня, но тот по-прежнему молчал.
– Когда я пришел к вам, я всего лишь искал ответы. То, что скрыто за барьером, меня зовет. Быть может, именно там мой дом? Быть может, там, внутри, я смогу наконец понять, что я такое? А может, там, за барьером, я обрету покой? Когда я встретил твоего отца, тебя еще не было на свете, поэтому ты даже не знаешь, что я пришел туда один, без оружия. И у меня не было желания кого-либо убивать. Что тогда произошло, ты в курсе?
Мрон вместо ответа развернулся ко мне спиной и, улегшись у стены, демонстративно накрыл морду лапой.
– Да, я понял – тебе неинтересно. Тебе сказали, что я зло, и ты свято в это уверовал. А разбираться в причинах не считаешь нужным. Что ж, – вздохнул я, поднимаясь со стула, – вот за это я вас и наказал. За слепоту. За равнодушие. За гордыню. Придя к вам с миром, я нашел лишь войну. Но это не я ее начал. Не я первым начал убивать.
Мрон, не поворачиваясь, фыркнул.
– Не веришь, – кивнул я. – Конечно, ты мне не веришь. Ненависть управляет тобой, ты ее верный раб. Ненависть к мертвым, похоже, ваше общее свойство. Но я не мертв, мрон. Так или иначе, я по-прежнему живу. Тогда как вы… вы уничтожаете себя сами. Ваша ярост