– Нам очень жаль, что приходится возвращаться к столь болезненному для вас воспоминанию, но многое зависит от того, что вы расскажете о событиях вчерашнего утра… Вы были в гостиной, когда вас позвала сиделка, верно?
Губы и язык девушки пересохли, и она отвечала с трудом.
– Да. Мама попросила принести ей журнал, и я как раз спустилась вниз его поискать, когда меня позвала сиделка.
– Вы видели ее, когда поднялись наверх?
– Да, она шла к черной лестнице.
– В вашей комнате никого не было?
Она покачала головой.
– А кто там мог быть?
– Это мы и хотим выяснить, мисс Грин, – серьезно ответил Маркхэм. – Нет сомнений, что кто-то подсыпал яд вам в бульон.
Она вздрогнула, но ничего не сказала.
– После этого к вам кто-нибудь заходил? – продолжал Маркхэм.
– Никто.
– А скажите, вы сразу выпили суп? – нетерпеливо вмешался Хис.
– Нет, не сразу. Мне было зябко, и я сходила через коридор в комнату Джулии за старой испанской шалью.
Хис скривился и шумно вздохнул.
– Только чуть что-то прояснится, – пожаловался он, – как сразу все разваливается… Если мисс Ада оставила суп и пошла за шалью, кто угодно мог прокрасться сюда и подсыпать яд.
– Простите, – извинилась Ада, словно приняла слова Хиса как критику в свой адрес.
– Вы не виноваты, – заверил Вэнс. – Сержант излишне подавлен. Скажите мне вот что: вы видели в коридоре собаку мисс Сибеллы?
Она озадаченно покачала головой.
– Нет. А при чем тут собака Сибеллы?
– Вероятно, она спасла вам жизнь. – И Вэнс передал ей слова Спроута.
Не веря своим ушам, девушка потрясенно что-то пробормотала и погрузилась в себя.
– Сходив в комнату сестры, вы сразу выпили бульон? – задал Вэнс следующий вопрос.
Она с трудом вернулась к реальности.
– Да.
– И вы не заметили необычный вкус?
– Да нет. Мама любит, чтобы бульон был очень соленым.
– Что произошло потом?
– Ничего. Только я почувствовала себя как-то странно. У меня сзади одеревенела шея, стало очень тепло, и клонило в сон. Кожа везде покалывала, а руки и ноги занемели. Ужасно хотелось спать, и я легла. Больше ничего не помню.
– Опять прокол, – проворчал Хис.
Наступило короткое молчание, и Вэнс ближе пододвинул кресло.
– А теперь, Ада, – сказал он, – приготовьтесь к дурным вестям… Сегодня ночью умерла ваша мать.
Девушка секунду сидела без движения, а потом обратила на него ясный отчаянный взгляд.
– Умерла? От чего она умерла?
– Отравление – она приняла большую дозу стрихнина.
– Вы хотите сказать… Она покончила с собой?
Вопрос нас ошеломил. Об этом мы и не подумали. После секундного колебания Вэнс медленно покачал головой.
– Сомневаюсь. Боюсь, она умерла от рук того же человека, который пытался отравить вас.
Ответ Вэнса ее ошеломил. Лицо Ады побледнело, в стеклянных глазах застыл ужас. Вскоре она глубоко вздохнула, словно душевные силы совсем ее покинули.
– Что же теперь будет?.. Я боюсь!
– Ничего не будет, – с ударением произнес Вэнс. – Ничего больше не случится. Вас будут охранять каждую минуту. А Сибелла сегодня надолго уезжает в Атлантик-Сити.
– Если бы я тоже могла уехать, – выдохнула девушка жалобно.
– В этом нет необходимости, – заверил Маркхэм. – Вам безопаснее в Нью-Йорке. С вами останется сиделка. Кроме того, пока все не прояснится, в доме будет круглосуточно дежурить полицейский. Хемминг сегодня уходит, но Спроут и кухарка о вас позаботятся. – Он поднялся и ласково потрепал ее по плечу. – Никто не сделает вам ничего дурного.
Когда мы спустились на первый этаж, Спроут открывал дверь доктору Вонблону.
– Боже мой! – воскликнул тот, поспешно подходя к нам. – Сибелла только что позвонила мне насчет миссис Грин. – Он свирепо посмотрел на Маркхэма, на мгновение позабыв манеры. – Почему мне ничего не сказали, сэр?
– Не видел нужды вас утруждать, доктор, – ровным голосом ответил Маркхэм. – Тело нашли, когда она была мертва уже несколько часов. И рядом дежурил наш врач.
Глаза Вонблона вспыхнули.
– А с Сибеллой мне тоже запрещено видеться? – спросил он холодно. – Она сказала, что уезжает сегодня из города, и просила ей помочь.
Маркхэм отступил, давая дорогу.
– Доктор, вы вольны делать, что вам угодно, – произнес он с заметным холодком.
Вонблон натянуто поклонился и пошел вверх по лестнице.
– Обижен, – ухмыльнулся Хис.
– Нет, сержант, – поправил Вэнс. – Боится. Чертовски боится.
Вскоре после полудня Хемминг навсегда покинула особняк, а Сибелла уехала в Атлантик-Сити поездом в три пятнадцать. Из всех обитателей дома в нем теперь оставались только Ада, Спроут и миссис Маннхайм. Однако Хис распорядился, чтобы мисс О’Брайен продолжала выполнять свои обязанности неопределенный срок и следила за всем, что происходит. Помимо этой предосторожности в доме разместили детектива.
Глава 22. Таинственная фигура(Пятница, 3 декабря, 18.00)
В шесть часов того же вечера Маркхэм созвал еще одно неофициальное совещание в клубе «Стайвесант». На нем присутствовали не только инспектор Моран и Хис, но и старший инспектор О’Брайен, который заехал к нам по пути с работы[86].
В тот вечер газеты в своей критике полиции были беспощадны. После консультации с Хисом и Доремусом окружной прокурор объяснил репортерам смерть миссис Грин как «результат передозировки стрихнина, стимулирующего средства, которое она регулярно принимала по указанию лечащего врача». Свэкер сам отпечатал несколько экземпляров официального заявления, чтобы в формулировку не вкралась ошибка. Заканчивалось оно словами: «Доказательства, что это не было ее трагической оплошностью, отсутствуют». Но, хотя журналисты опирались на отчет Маркхэма, они добавили кое-что от себя, намекая на предумышленное убийство, и у читателей не осталось сомнений относительно реального положения вещей. Неудавшаяся попытка отравления Ады хранилась в строжайшем секрете, однако болезненное воображение общественности было и без того распалено до почти беспрецедентного уровня.
Бесплодные усилия по поиску убийцы уже заметно вымотали Маркхэма с сержантом. И с одного взгляда на инспектора Морана, когда он тяжело опустился в кресло рядом с окружным прокурором, было ясно, что его привычное самообладание уступило место беспокойству. Даже Вэнс казался сверх обычного напряженным, хотя в его случае речь шла скорее о нетерпеливой настороженности, нежели тревоге.
Как только мы собрались, Хис кратко изложил ход следствия и перечислил принятые меры предосторожности. Затем, опережая возможные комментарии, он повернулся к старшему инспектору О’Брайену:
– В обычном случае, сэр, мы бы занялись стандартными действиями. К примеру, прочесали бы дом на предмет оружия и яда, как делают в комнатах и небольших квартирах, – протыкая матрасы, разрезая ковры и простукивая стены. Но у Гринов обыск занял бы пару месяцев. И даже если бы мы все это нашли, что толку? После смерти Честера и Рекса можно было арестовать остальных и допросить с пристрастием. Однако всякий раз, когда мы кого-то как следует потрясем, газеты поднимают страшный шум. Связываться с такой семейкой, как Грины, небезопасно. У них слишком много денег и связей. Они выставят целый батальон прожженных адвокатов, которые затаскают нас по судам и бог знает что еще. А если просто задержать их как важных свидетелей, они выйдут через сорок восемь часов по постановлению habeas-corpus[87]. Можно посадить в особняке несколько дюжих ребят. Но нельзя же держать гарнизон там вечно, а как только их отзовешь, грязное дело продолжится. Поверьте, инспектор, проблем у нас предостаточно.
О’Брайен крякнул и дернул себя за седые подстриженные усы.
– То, что говорит сержант, – истинная правда, – заметил Моран. – Мы лишены большинства привычных методов расследования. Налицо внутрисемейное преступление.
– Более того, – добавил Вэнс, – преступление с тщательно выверенным замыслом, который спланирован до мельчайших деталей, и где на все случаи есть первоклассное алиби. На кон поставлено все, даже сама жизнь. Только невероятная ненависть и безумная надежда могли вдохновить на такие преступления. А против этих качеств, знаете ли, обычные превентивные меры совершенно бесполезны.
– Семейное дело! – веско повторил О’Брайен, который все еще обдумывал сказанное инспектором Мораном. – Семьи-то, как я вижу, осталось всего ничего. По-моему, ее пытается истребить кто-то со стороны. – Он хмуро посмотрел на Хиса. – Что вы предприняли в отношении слуг? Их вы допрашивать не боитесь, я надеюсь? Давным-давно могли арестовать кого-нибудь и хотя бы на время заткнуть глотку газетчикам.
Маркхэм немедленно заступился.
– Я несу полную ответственность за любую кажущуюся халатность сержанта. Пока я занимаюсь этим делом, никто не будет арестован, просто чтобы успокоить прессу, – сказал он с холодным упреком и добавил уже мягче: – Нет ни малейших указаний на причастность кого-либо из прислуги. Горничная Хемминг – безобидная религиозная фанатичка и, в силу умственного развития, абсолютно не способна спланировать подобные преступления. Я разрешил ей сегодня уволиться…
– Мы знаем, где ее найти, инспектор, – поспешно добавил Хис, предвосхищая неизбежный вопрос.
– Что до кухарки, – продолжал Маркхэм, – она тоже вне серьезных подозрений, так как по складу характера совершенно не подходит на роль убийцы.
– А дворецкий? – желчно спросил О’Брайен.
– Спроут служит в семье тридцать лет и даже получил крупную сумму по завещанию Тобиаса Грина. Если бы у него были причины уничтожить Гринов, он не стал бы дожидаться старости. – На секунду Маркхэм задумался. – Однако должен признать, что есть в сдержанности этого старика что-то необычное. Не могу отделаться от мысли, что он знает гораздо больше, чем рассказывает.