– Ты должна говорить не «Кар-кар», – сказал Кэсерил, – а «Кэс-Кэс».
Конечно, он просто развлекался и одновременно развлекал птицу, обучая ее шалионскому наречию: произнося свое имя, имитировал птичий акцент. Но, увы, несмотря на обильные подношения в виде новых кусков хлеба, шалионский вороне давался еще хуже, чем дартаканский – принцессе Изелль.
Стук в дверь прервал его педагогические усилия, и он спросил:
– Кто там?
Дверь открылась. Ворона захлопала крыльями и, оттолкнувшись от карниза, полетела. Кэсерил проследил, как она, вначале спикировав вниз, поднялась, воспользовавшись порывом утреннего ветра, дующего вдоль стен замка.
– Милорд ди Кэсерил, при… – голос оборвался. Кэсерил отошел от окна и, повернувшись, увидел ошеломленное лицо пажа, стоящего в проходе двери. Кэсерил с досадой вспомнил, что так и не успел надеть тунику.
– Слушаю тебя, мальчик! – сказал Кэсерил и, не торопясь, надел, предварительно встряхнув, свою тунику. – Что ты хочешь сказать?
Он совсем не собирался выслушивать комментарии мальчика по поводу своей исполосованной спины и дал это понять суровым тоном.
Паж сглотнул и начал заново:
– Милорд Кэсерил! Принцесса Изелль просит вас прибыть к ней непосредственно после завтрака.
– Спасибо! – кивнул головой Кэсерил, и паж выкатился из комнаты.
Утренний поход, сопровождать в который принцессу должен был Кэсерил, был всего лишь прогулкой в зверинец, которую давно обещал сестре король. Орико сам взялся провести эту экскурсию. Войдя в зеленый зал, Кэсерил обнаружил короля, дремлющего после завтрака. Проснувшись, Орико потер лоб, словно он болел. Сбросив с туники крошки, он подхватил стоящую у его ног сумку и повел Изелль, Бетрис и Кэсерила из замковых ворот через сад.
У конюшен они встретили Тейдеса, вокруг которого формировалась партия охотников. Мальчик просил об этом развлечении с первого дня, когда только приехал в Зангру. Просьбу принца взялся выполнить лорд Дондо, который возглавил команду, состоявшую из полудюжины придворных, группы грумов и загонщиков, трех свор собак и, наконец, ди Санды. Сидя на спине гнедого коня, Тейдес радостно приветствовал сестру и брата-короля.
– Лорд Дондо говорит, что на кабана идти еще рановато – лист не упал, – сообщил он. – Но нам может и повезти.
Грум, сидевший на коне рядом с принцем, был нагружен изрядным арсеналом всевозможного оружия, включавшим новый лук и копье на кабана. Изелль, которую на охоту не пригласили, смотрела на приготовления с некоторой завистью.
Ди Санда удовлетворенно улыбался – насколько он вообще мог быть удовлетворен в такой ситуации. Наконец лорд Дондо гикнул, и блестящая кавалькада быстрой рысью выехала со двора. Кэсерил смотрел им вслед и не мог понять, отчего ему так грустно смотреть на эту красивую череду коней и блестящих всадников, которые составляли столь живописную картину на фоне осенней природы. Наконец он понял: ни одному из спутников Тейдеса не было меньше тридцати лет, а значит, ни одному из них не хотелось стать Тейдесу просто другом; каждый преследовал какой-то интерес. Если бы у этих царедворцев были бы хоть какие-нибудь мозги, они позвали бы с собой своих сыновей и дали бы природе решать все дела обычным чередом. Нет, конечно, в этом случае тоже могло все пойти не так, но все-таки…
Обойдя конюшни, Орико и его спутники вошли в здание зверинца. Там они нашли грума Умегата, заранее предупрежденного о визите короля и его сестры. Грум стоял у открытых ворот зверинца, склонив голову с косичками в почтительном поклоне.
– Это Умегат! – представил грума сестре король. – Управляется с моим зверинцем. Рокнариец, но хороший человек.
В глазах Изелль мелькнуло беспокойство, но она подавила его и, кивнув груму, на хорошем придворном рокнарийском сказала:
– Да будет благословен всеми Святыми день твой, Умегат!
Как отметил Кэсерил, грамматически она выразилась не очень точно: в таких формах господин говорит с воином, но не со слугой.
Глаза Умегата расширились, а голова склонилась еще ниже, и он ответил на чистейшем диалекте Архипелага, в грамматических формах, с которыми рабы обращаются к господам:
– Да благословят и ваш день все Святые, моя госпожа!
Кэсерил внимательно посмотрел на грума. Тот явно не был полукровкой, выросшим и воспитанным в Шалионе. Интересно, какими извилистыми путями жизнь привела его сюда, в зверинец короля Шалиона? Желая удовлетворить свой интерес, Кэсерил обратился к нему в формах, которые один слуга, повыше положением, использует по отношению к другому, положением ниже:
– Далеко же тебя забросило от дома, Умегат!
По губам грума пробежала легкая улыбка.
– У вас хороший слух, мой господин, – сказал он. – В Шалионе это редкость.
– Лорд ди Кэсерил – мой наставник! – с удовольствием вставила словцо Изелль.
– Вам повезло с учителем, моя госпожа, но…
И, повернувшись к Кэсерилу, он, сменив тональность (раб обратился к ученому, в гораздо более вежливой форме, чем обращение раба к хозяину), сказал:
– Шалион стал моим домом, Ваша Мудрость!
– Давай же покажем сестре моих питомцев, – вторгся в разговор Орико, которому надоели научные прения его слуги и наставника принцессы. Он приоткрыл льняной узелок, который держал в руках, и заговорщицки ухмыльнулся.
– Вот, – сказал он, – стащил со стола соты с медом. Для медведей. Нужно поскорее отдать им, а то весь на меня вытечет.
Умегат улыбнулся и повел их внутрь прохладного здания зверинца.
Помещение было гораздо более чистым и ухоженным, чем накануне, – даже чище и ухоженнее, чем банкетные залы короля. Орико извинился и нырнул в одну из двух медвежьих клеток. Медведь, спавший там, проснулся и сел. Король присел напротив, на ворох гладкой блестящей соломы, и некоторое время зверь и человек внимательно рассматривали друг друга, причем формами своими медведь и Орико были весьма похожи. Орико вновь раскрыл узелок и разломил на две половины большой кусок медовых сотов. Медведь шумно принюхался, после чего, потянувшись носом к королю, принялся облизывать его пальцы длинным розовым языком. Изелль и Бетрис были поражены красотой гладкого медвежьего меха, но ни одна из них не рискнула присоединиться к королю в клетке.
Умегат провел их к менее опасным, травоядным козам и козлам, и дамы с удовольствием вошли в загон, где принялись гладить нежную шерсть животных и говорить, как красивы их влажные карие глаза и нежные веки. Умегат сообщил дамам, что этих козочек зовут веллами, привезли их откуда-то с севера, из мест, находящихся далеко за Архипелагом, после чего дал им несколько морковок, которые и были скормлены козочкам под попискивание и нежное хихиканье гостей и, к общему удовольствию, людей и животины. Изелль отерла о юбку руку, испачканную слюной веллы, и все под предводительством Умегата отправились к вольеру. Орико же, задержавшийся с медведями, вяло махнул им рукой, предлагая пока обойтись без него.
Черная тень скользнула в темноту коридора снаружи, из двора, залитого солнечным светом и с хлопаньем крыльев и невнятным бормотанием уселась Кэсерилу на плечо. От неожиданности он отпрянул и едва не выскочил из собственных башмаков. Повернув голову, он увидел ту самую ворону, что прилетала утром на его окно – он узнал ее по парочке отсутствующих на хвосте перьев. Ворона уцепилась за плечо Кэсерила и произнесла:
– Кэс! Кэс!
Кэсерил рассмеялся.
– Ты вовремя, глупая птица! Но теперь тебе от меня никакого толку! Хлеба у меня здесь нет!
Он дернул плечом, намереваясь согнать ворону, но та, крепко уцепившись, прокричала в самое его ухо – так, что он поморщился:
– Кэс! Кэс!
Бетрис рассмеялась, удивленная:
– Так это ваш друг, лорд Кэс?
– Утром прилетела на мое окно. Я решил научить ее произносить мое имя. Попробовал, но не думал, что у меня получиться.
– Кэс! Кэс! – не унималась птица.
– Прошу вас, уделяйте больше внимания своему дартаканскому, моя госпожа! – обратился Кэсерил к птице, улыбаясь. – А теперь, сэр ди Ворона, отправляйтесь прочь. Поищите себе рыбу, которую оглушило в водопаде, или дохлую овцу, или еще что-нибудь…
Он вновь попытался сбросить ворону с плеча, но та упрямо держалась за ткань его туники.
– Какие жадные птицы, эти замковые вороны! – проговорил Кэсерил. – Их деревенские сестры сами ищут себе еду, а эти ленивицы ждут, что лакомый кусочек им кто-то принесет и положит в клюв.
– Это точно! – проговорил Умегат с ехидной улыбкой. – Вороны замка Зангра – настоящие придворные в мире ворон!
Кэсерил проглотил приступ смеха и бросил внимательный взгляд на этого безупречного рокнарийского (экс-рокнарийского) грума. Ну что ж, если Умегат проработал здесь достаточно долго, у него было время понять законы придворной жизни.
– Будь ты хоть чуточку покрасивее, цены бы тебе не было, – сказал Кэсерил и вновь попытался сбросить ворону с плеча, но та, взмахнув крыльями, взлетела и уселась ему на макушку, вцепившись когтями в волосы.
– Кэсерил! – прокаркала она со своего нового насеста.
– Вы действительно знаток языков и отличный учитель, милорд ди Кэсерил! – широко улыбнулся Умегат, после чего, обратившись к вороне, уверил ее:
– Все тебя отлично слышат. И я слышу тоже.
И, повернувшись к Кэсерилу, предложил:
– Если вы опустите голову, милорд, я попытаюсь снять вашего пассажира.
Кэсерил так и поступил.
Мурлыча себе под нос что-то по-рокнарийски, Умегат убедил птицу перепрыгнуть ему на руку, после чего отнес ее к дверям и, махнув рукой, отправил в воздух. Ворона захлопала крыльями, закаркала (на этот раз в более традиционной форме) и улетела.
Наконец они дошли до вольера, где оказалось, что Изелль не менее популярна у маленьких ярких птичек, живущих там, чем Кэсерил – у ворон. Крохотные птахи карабкались по рукавам принцессы, и Умегат показал Изелль, как можно заставить эти маленькие существа брать корм прямо из губ кормящего.
Затем они перешли к более крупным птицам. Те сидели на насестах, важно поглядывая на гостей. Бетрис понравилась одна – большая, зеленая, с желтой грудкой и рубиновым горлышком. Она постукивала своим толстым желтым клювом, переваливалась с боку на бок и высовывала длинный черный язык.