Король Орико сидел рядом с канцлером за столом, на котором лежали бумаги. Орико выглядел усталым. Ди Джиронал, напротив, был подтянут и напряжен. Одет он был в свой ежедневный наряд, но с шеи его свисала цепь – атрибут высокой должности. Придворный, в котором Кэсерил опознал сэра ди Марока, отвечавшего за состояние личного оружия и гардероба короля, стоял на одном конце стола. На другом, с лицом, исполненный крайнего беспокойства, стоял паж.
Приведший Кэсерила паж провозгласил:
– Кастиллар ди Кэсерил, сир.
После чего, глянув на стоящего возле стола приятеля, удалился к дальней стене.
Кэсерил поклонился.
– Мой король! Милорд канцлер!
Ди Джиронал, поглаживая свою тронутую сединой бороду, посмотрел на Орико, который при этом пожал плечами, и спокойно сказал:
– Кастиллар! Вы крайне обяжете их величество, если снимете тунику и повернетесь к нам спиной.
Словно холодная рука сжала его горло. Кэсерил сжал зубы, кивнул и развязал фалды туники, после чего скинул ее с плеч вместе с плащом, удержав на согнутых локтях. Сделав бесстрастное лицо, лицо военного, подчиняющегося приказу, он повернулся и услышал сдавленные вздохи, изданные двумя взрослыми, и молодой голос, произнесший:
– Это он! Я это видел!
Вот как? Это тот самый паж!
Кто-то откашлялся. Кэсерил подождал, когда лицо его прекратит гореть, и повернулся.
– Могу ли я одеться, сир? – спросил он короля.
Орико кивнул и, поерзав, сказал:
– Кэсерил… ходят слухи, что вас обвинили… что вас приговорили в Ибре… приговорили в Ибре за изнасилование, забили в колодки и бичевали. Это так?
– Это ложь, сир, – ответил Кэсерил. – Кто это утверждает?
Он посмотрел на ди Марока, который при виде спины Кэсерила мертвенно побледнел. Насколько Кэсерилу было известно, ди Марок не был связан со старшим ди Джироналом служебными отношениями. Не принадлежал он и к приятелям Дондо. Может, ему дали взятку? Или он просто честный простак?
Неожиданно из коридора раздался звонкий женский голос:
– Я должна увидеть брата. У меня есть на это право!
Один из стражников с воинственным видом подался вперед, а потом отступил – в комнату вошла принцесса Изелль, сопровождаемая леди Бетрис и ди Сандой.
Изелль быстро обвела взглядом собравшихся у стола мужчин и, вскинув голову, воскликнула:
– В чем дело, Орико? Ди Санда сказал, что вы арестовали моего секретаря. Почему меня не поставили в известность?
По тому, как скривилась физиономия ди Джиронала, стало ясно, что вторжение принцессы никак не входило в его планы. Орико же замахал своими толстыми ручками:
– Что ты! Никто никого не арестовывал. Мы собрались, чтобы исследовать предъявленные обвинения.
– Какие обвинения?
– Очень серьезные, принцесса, – вступил в разговор канцлер. – Но они не для ваших ушей. Вам следует удалиться.
Намеренно проигнорировав слова ди Джиронала, Изелль пододвинула кресло и села, сложив руки на груди.
– Если это серьезные обвинения, относящиеся к моему самому доверенному слуге, то они как раз для моих ушей. Кэсерил! В чем дело?
Кэсерил отвесил легкий поклон в сторону принцессы.
– Был распространен слух людьми, чьи имена пока не названы, будто шрамы на моей спине есть следствие наказания за совершенное мной преступление.
– Прошлой осенью, – нервно покусывая губы, произнес ди Марок. – В Ибре.
Бетрис, которая вместе с Изелль зашла за спину Кэсерила, чтобы разглядеть его исполосованную спину, сдавленно охнула. Лицо ди Санды сморщилось в гримасе ужаса и сочувствия.
– Могу ли я надеть тунику, сир? – спросил Кэсерил.
– Конечно! – поспешно ответил король.
– Природа преступления, в котором подозревается кастиллар ди Кэсерил, такова, что возникают веские сомнения в том, что ему можно доверять служить вам, принцесса, равно как и всем прочим дамам.
– Что? Изнасилование? – с едкой усмешкой спросила принцесса. – Кэсерил и изнасилование? Да это самая абсурдная ложь из всего, что я когда-либо слышала!
– И тем не менее мы же видим следы бичевания! – сказал ди Джиронал.
– Это подарок от хозяина рокнарийской галеры, – проговорил Кэсерил сквозь зубы. – В ответ на мое необдуманное поведение. Да, это было прошлой осенью, но весьма далеко от берегов Ибры.
– Ну что ж, таким объяснением можно было бы и удовлетвориться, – судейским тоном проговорил ди Джиронал. – Однако это странно. Мы слышали легенды о жестоких условиях жизни на галерах, но их хозяева, как правило, не станут наказывать рабов так, что те больше не смогут работать веслами.
Кэсерил усмехнулся.
– Я его спровоцировал.
– И каким образом, Кэсерил? – спросил Орико, подставив ладонь под свой жирный подбородок.
– Я набросил свою цепь ему на горло и хотел придушить. Мне почти удалось это, но меня оттащили.
– О Боги! – воскликнул король. – Вы собирались совершить самоубийство?
– Не уверен. Тогда я уже дошел до состояния, в котором не чувствовал ни страха, ни надежды, ни ярости. Мне дали напарника в соседи по галерной скамье, мальчика с Ибры, лет пятнадцати от роду. Он сказал, что его похитили, и я ему поверил. По виду он был из хорошей семьи, воспитанный. Явно галеры были не для него. Он страшно обгорел на солнце, а руки его кровоточили. Испуганный, робкий, стыдливый. Он сказал, что его имя – Дэнни. Имени своих родителей он, правда, не назвал. Хозяин галеры собирался использовать его способом, запрещенным у рокнарийцев, и Дэнни, защищаясь, ударил хозяина. Конечно, это было глупо, и я не успел остановить его… Он просто не понимал. Я тогда соображал очень слабо, но решил, что если я ударю хозяина галеры, то отвлеку его внимание от мальчика.
– И тот станет мстить не Дэнни, а вам? – выдохнула Бетрис.
Кэсерил пожал плечами. Перед тем как набросить цепь на шею хозяина, он ударил его коленом в пах, чтобы охота развлекаться с мальчиками пропала у него хотя бы на неделю. Но ведь неделя – не такой уж и большой срок. А что потом?
– Это был бесполезный шаг. Точнее, был бы бесполезным, если бы нас на следующее утро не спасла ибранская военная флотилия.
– Стало быть, у вас есть свидетели! – ободряющим тоном сказал ди Санда. – И довольно много! Мальчик, рабы, ибранские моряки. А что стало с мальчиком?
– Я не знаю. Некоторое время я лежал в Загосуре, в приюте при храме Материнского Милосердия, и к тому времени, как смог встать, все свидетели уже разошлись и разъехались кто куда.
– Да, поистине героическая история, – сказал ди Джиронал, пытаясь своим тоном убедить слушателей, что это – лишь версия Кэсерила, причем не обязательно правдивая. Нахмурившись, он оглядел собравшихся, задержавшись взглядом на ди Санде и разгневанной Изелль.
– И, как я полагаю, вы можете попросить принцессу дать вам отпуск на месяц, чтобы вы смогли съездить в Ибру и разыскать этих… вовремя, так сказать, разъехавшихся свидетелей.
На целый месяц оставить дам без охраны? Здесь? Да и переживет ли это путешествие он сам? Или будет убит и похоронен в безымянной могиле в двух часах езды от Кардегосса, а при дворе подумают, что он сбежал и, следовательно, виновен в том, в чем его обвиняют? Бетрис прижала ладонь к побелевшим губам, пристально глядя на ди Джиронала. Один человек по крайней мере больше верит его, Кэсерила, словам, чем шрамам на его спине. Он выпрямился.
– Нет, – сказал он наконец. – Меня оболгали. На чашах весов – мое честное слово и сплетня. Пока у вас не будет более веских доказательств, чем слухи, я буду утверждать: все сказанное здесь обо мне – ложь. Кстати, а откуда ветер дует? Вы проследили эту сплетню к ее истокам? Кто меня обвиняет? Вы, ди Марок?
Нахмурясь, он посмотрел на стоящего возле стола придворного.
– Расскажите, ди Марок, – предложил ди Джиронал.
Ди Марок вздохнул.
– Я услышал эту историю от ибранского торговца шелком, когда имел с ним дела в связи с королевским гардеробом. Он узнал кастиллара, сказав, что видел, как того подвергали бичеванию в Загозуре. И когда он встретил кастиллара здесь, то был поражен. Торговец рассказал, что дело было весьма неприятное: кастиллар изнасиловал дочь человека, который его приютил. Свидетель запомнил эту историю именно потому, что преступление было таким отвратительным.
Кэсерил погладил бороду.
– Вы уверены, что он не принял меня за другого?
Ди Марок ответил:
– Нет, он знал ваше имя.
Кэсерил прищурился. Никакой ошибки – наглая ложь, купленная и оплаченная. Но чей язык купили? Язык придворного или язык торговца шелком?
– И где тот торговец сейчас? – вступил в разговор ди Санда.
– Отправился со своим обозом в Ибру, чтобы успеть до снегов.
Кэсерил же спросил нарочито мягко:
– Вспомните, когда точно вы слышали эту историю.
Некоторое время ди Марок колебался, считая в уме и помогая себе считать шевелением пальцев, после чего проговорил:
– Уехал он три недели назад, а рассказал мне все перед отъездом.
О, теперь известно, кто лжет! Кэсерил усмехнулся, но это была усмешка отнюдь не радостная. То, что торговец шелком не был выдумкой, сомнению не подлежит, как и дата его отъезда. Но этот ибранец отбыл из Зангры задолго до того, как Дондо пытался подкупить Кэсерила. И тогда, не сумев избавиться от него прямо, с помощью подкупа, он решил сделать это обходными путями, через клевету. К сожалению, такие аргументы Кэсерил не мог привести в свою защиту.
– У торговца из Ибры не было причин лгать, – сказал ди Марок.
А у тебя – была. Интересно, какая?
– Вы знали эти факты три недели и лишь сейчас донесли их до короля и канцлера. Почему так долго, ди Марок?
Ди Марок затравленно взглянул на Кэсерила.
– Поскольку торговец уехал, – ворчливо проговорил король, – невозможно определить, кто говорит правду, а кто – нет.
– Тогда, как я думаю, – вступил, выпрямившись, ди Санда, – следует истолковать имеющиеся сомнения в пользу ди Кэсерила. Вы можете его знать недостаточно хорошо, но его отлично знает провинкара Баосии, которая полностью ему доверяет. Он пять или шесть лет служил у ее мужа.