– В юности! – вторгся ди Джиронал. – А люди меняются. Особенно на войне с ее жестокостью. Если в человеке есть хотя бы незначительные сомнения, ему не следует доверять должность, особенно если ее отправление сопряжено с… соблазнами известного рода.
И он красноречиво посмотрел на Бетрис.
Та, глубоко вздохнув, хотела уж было что-то сказать, но, к счастью, в разговор вступила Изелль:
– Это чепуха. В условиях самой жестокой войны вы, марч, передали ди Кэсерилу ключи от крепости Готоргет, которая была оплотом всей оборонительной линии Шалиона на севере. Тогда вы ему доверяли, и он полностью оправдал ваше доверие.
Лицо ди Джиронала напряглось, и он, едва заметно улыбнувшись, сказал:
– Смотрите, насколько вырос воинский дух в Шалионе: теперь даже юные девицы советуют военачальникам, каких стратегий им придерживаться.
– Иногда это бывает полезным, – негромко проговорил Орико. Только легкое, почти незаметное движение глаз канцлера в сторону монарха дало всем понять, что он слышал слова короля.
Голосом недоумевающим ди Санда сказал:
– Да, но почему тогда кастиллар не был выкуплен вместе с остальными офицерами Готоргета, ди Джиронал?
Кэсерил сжал зубы. Заткнись, ди Санда.
– Рокнарийцы сообщили нам, что он погиб, – ответил коротко канцлер. – Вероятно, они не отдали его нам из мести. Я предположил, что это так, когда узнал, что кастиллар жив. Хотя если торговец шелком говорит правду, то, что он сделал, он мог сделать, будучи доведенным до крайнего состояния. Бежал, потом скитался по Ибре, мог не отдавать себе отчета в том, что совершил, а потом этот… этот арест.
Он посмотрел на Кэсерила и тут же отвел взгляд.
Ты знаешь, что ты лжешь. И я знаю, что ты лжешь. Но ди Джиронал до сих пор не знал, осведомлен ли Кэсерил о том, что произошло на самом деле. Правда, теперь это нельзя отнести к преимуществам. Сплетня уже выбила почву из-под ног Кэсерила – независимо от результатов расследования, которое назначит Орико.
– Чего я не понимаю, – сказал ди Санда, глядя на ди Джиронала, – так это то, почему никто не занимался расследованием исчезновения кастиллара. Ведь он, в конце концов, был начальником гарнизона крепости!
Изелль же, подумав, заявила:
– Если вы полагаете, что рокнарийцы мстили нам, то не кажется ли странным то, как они распорядились человеком, который как командир гарнизона стоил гораздо большего?
Ди Джиронал состроил натужную гримасу – ему явно не нравилось то, куда могла завести всех логика принцессы, а потому он сел и решил побыстрее закончить обсуждение.
– Ну что ж, – сказал он, – пока мы зашли в тупик. Что мы имеем? Слово одного человека против слова другого, и никаких доказательств. Я бы предложил действовать предусмотрительно. Нужно, вероятно, перевести лорда ди Кэсерила на менее значительную должность или же отправить назад, в распоряжение вдовствующей провинкары Баосии.
Изелль едва не взорвалась от негодования:
– И пусть сплетники торжествуют? Нет! Ни за что не соглашусь!
Орико тер виски так, словно у него болела голова, и попеременно бросал взгляды то на своего холодного как лед главного советника, то на свою разгневанную сводную сестру. Наконец он издал легкий стон:
– О Боги! Как не люблю я…
Выражение лица монарха сменилось, и он выпрямился.
– Есть лишь одно решение, – начал он, – и это решение будет справедливо.
Он подозвал пажа, который привел Кэсерила, и что-то прошептал тому на ухо. Ди Джиронал напрягся, нахмурившись, но, похоже, так и не понял, что король сказал пажу.
Паж вышел.
– И каково ваше решение, мой господин? – спросил ди Джиронал с некоторой опаской.
– Это будет не мое решение. Пусть решение примут Боги. Пусть они сообщат нам, кто невиновен, а кто лжет.
– Неужели вы думаете о судебном поединке? – спросил ди Джиронал с нескрываемым ужасом в голосе.
Кэсерил также испытал ужас – как и мертвенно побледневший ди Марок.
Орико моргнул.
– Нет, – сказал он. – Мысль у нас совсем иная.
Он взглянул на ди Марока и Кэсерила и продолжил:
– Они достаточно подходят друг другу. Конечно, ди Марок помоложе и показывает хорошие результаты на моем песчаном ринге, но опыт тоже имеет значение.
Бетрис взглянула на ди Марока и озабоченно нахмурилась. То же сделал и Кэсерил, но, как он подозревал, по иной причине. Ди Марок действительно был превосходным ринговым «танцором», но если ему будет противостоять боец, владеющий жестокими, бескомпромиссными приемами, принятыми на реальной войне, то дворцовому дуэлянту не протянуть и пяти минут. Кэсерил на мгновение столкнулся взглядом с ди Джироналом и понял, что канцлер пришел к таким же выводам. При мысли о том, что ему придется убить этого юношу – даже притом что тот мог действительно оказаться лжецом, сердце у Кэсерила упало.
– Я не знаю, лгал ли тот ибранец, или нет, – проговорил ди Марок, аккуратно выбирая слова, – но я передал то, что слышал.
– Хорошо, хорошо! – отмахнулся от него Орико. – Я думаю, мой план будет получше.
Он шмыгнул носом, отер его рукавом и принялся ждать. В комнате воцарилось нервное молчание.
Прервал молчание паж, который, войдя, объявил:
– Умегат, сир!
В дверях появился как всегда аккуратно одетый рокнариец, который с немалым удивлением посмотрел на собравшихся, но тут же, подойдя к королю и встав напротив, низко поклонился.
– Чем я могу служить вам, милорд?
– Умегат! – сказал Орико. – Отправляйся во двор замка и принеси нам первую из священных ворон, которую ты поймаешь. А ты, – он кивнул пажу, – пойдешь с ним в качестве свидетеля. А теперь – быстро! Быстро! Пошли!
И, поторапливая Умегата и пажа, он захлопал в ладоши.
Не задав ни единого вопроса и не выразив никакого удивления, Умегат поклонился и вышел. Кэсерил заметил, как ди Марок бросает на канцлера встревоженный взгляд, дескать – Ну и что дальше? Но ди Джиронал лишь стиснул зубы, проигнорировав немой вопрос придворного.
– Итак! – сказал Орико. – Как же нам это организовать? Я знаю: Кэсерил встанет в этом углу комнаты, ди Марок – в противоположном.
Ди Джиронал напряженно размышлял. После чего едва заметным кивком головы указал ди Мароку на стену с окном. Кэсерилу досталась противоположная.
– Все вы, – обратился он к Изелль и ее свите, – встаньте в сторонке, будете свидетелями. Вы – тоже!
В свидетели он записал и пажей, и охранников. Поднявшись из-за стола, он сам, по своему вкусу, всех расставил и рассадил. Ди Джиронал, хмурясь, играл пером и оставался сидеть там, где сидел.
Гораздо быстрее, чем ожидал Кэсерил, вернулся Умегат, неся под мышкой весьма недовольную ворону. Сопровождал рокнарийца скачущий вокруг него взволнованный паж.
– Была ли эта ворона первой из тех, что вы увидели? – спросил король мальчика-пажа.
– Да, милорд, – ответил тот. – Вся стая кружила вокруг башни короля Фонзы, и было их шесть или восемь. Умегат встал во дворе, закрыл глаза и вытянул руку. И эта ворона спустилась и села ему на рукав.
Кэсерил напряг глаза, всматриваясь в оперение бормочущей что-то птицы – не отсутствует ли у нее в хвосте пара перьев?
– Отлично, – радостно сказал король. – А теперь, Умегат, встань посередине комнаты, и, когда я подам сигнал, ты отпустишь ворону. Мы увидим, к кому она полетит, и узнаем ответ на вопрос, который нас интересует. Подождите! Каждый должен в душе своей произнести молитву и попросить Богов, чтобы они открыли нам истину.
Изелль приготовилась было молиться, но Бетрис спросила:
– Но, сир! Что мы в таком случае узнаем? Она же может полететь и ко лжецу, и к честному человеку.
– Вот как? – озадаченно проговорил Орико.
– А может, она просто начнет кружить по комнате, – проговорил ди Джиронал, и нотки отчаяния засквозили в его голосе.
И тогда мы узнаем, что Боги – в таком же тупике, что и мы, – подумал Кэсерил, но воздержался от того, чтобы произносить это вслух.
Умегат, поглаживая птицу, чтобы успокоить, поклонился и проговорил:
– Так как Богам мила и любезна правда, ворона непременно полетит к честному человеку, сир.
При этом он не посмотрел ни на Кэсерила, ни на ди Марока.
– Отлично! – кивнул король. – Начинаем!
Умегат, в котором Кэсерил начал подозревать наличие изрядного театрального таланта, расположился ровно посередине комнаты, на равном расстоянии от обоих подозреваемых и, вытянув вперед руку, на которой сидела птица, медленно снял с ее спины и крыльев вторую руку. Лицо его при этом несло выражение почтительной богобоязненности. Кэсерилу стало интересно – а что станут Боги делать с какофонией разнообразных и, соответственно, конфликтующих друг с другом молитв, которые втекали в их уши из уст людей, собравшихся в этой комнате? Наконец Умегат слегка подбросил птицу вверх и опустил руку. Ворона каркнула и раскрыла крылья. На хвосте ее Кэсерил отметил отсутствие двух перьев.
Ди Марок выставил вперед две руки, надеясь, что ему удастся перехватить птицу, если она будет пролетать мимо. Кэсерил хотел было крикнуть Кэс, но осекся – его увлекла чисто теологическая сторона вопроса: правду он знал, но его интересовали сами возможности испытания, где критерием истины была объявлена воля Богов. Он стоял у стены, выпрямившись и завороженно смотрел за тем, что происходит. Птица же, сделав неполный круг по комнате, пролетела мимо окна и, подлетев к Кэсерилу, села на его плечо.
– Молодчина! – спокойно сказал он вороне, а та вцепилась когтями в его плечо и сидела, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, после чего откинулась назад и принялась всматриваться в лицо Кэсерила бесстрастным взглядом своих глаз-бусин.
Изелль и Бетрис вскочили с радостными криками и принялись обниматься, чем едва не спугнули птицу с плеча Кэсерила. Ди Санда мрачно улыбался. Ди Джиронал явно скрипел от злости зубами. Ди Марок же, убитый до последней степени, едва держался на ногах.
Орико потер свои пухлые ладони.