Умегат заварил чай на маленьком огне и придвинул к Кэсерилу дымящуюся чашку, но тот сделал лишь маленький глоток, чтобы промочить высохшее горло и не отвлекаться. Продолжив повествование, он вспомнил, как Изелль на праздновании Дня Дочери отчихвостила продажного судью и как со временем они прибыли в Кардегосс.
Потянув за свою косичку, Умегат спросил:
– Так вы полагаете, Боги управляли вашими действиями с тех самых пор? Есть над чем задуматься. Впрочем, Боги экономны, зря силы не растрачивают, а потому используют любой подвернувшийся шанс.
– Но если Боги ведут меня по этой дороге, как быть с моей свободной волей? – спросил Кэсерил.
Умегат просветлел лицом, как бывало всегда, когда он сталкивался с непростой теологической проблемой.
– У меня есть еще один вариант, который вполне учитывает факт и свободной воли человека, и вмешательства Богов в земные дела. Допустим, по дороге, ведущей к известной нам цели, Боги запустили сотню, нет – тысячу Кэсерилов и Умегатов и до конца ее пройдут те двое, что верно выбрали маршрут. Сами выбрали, заметьте!
– А я – первый или последний?
– Ну уж точно не первый, – отозвался рокнариец.
Кэсерил понимающе хмыкнул. Потратив некоторое время на переваривание услышанного, он неожиданно сказал:
– Хорошо! Вас приставили к Орико, меня – к Изелль. Но кто-то допустил серьезную ошибку! Тейдес ведь остался без защиты! Разве нас не должно быть трое? Третий – некто от Брата. Инструмент, святой или просто дурак – я не знаю! Или, может быть, та сотня или тысяча, что была послана его охранять, заблудилась по дороге? А может быть, нужный человек еще в пути…
Новая мысль вдруг явилась Кэсерилу и бросила его в дрожь.
– А вдруг это был ди Санда? – спросил он сам себя.
И бессильно упал лицом в лежащие на столе ладони.
– Если я буду соревноваться с вами в теологических дебатах, – проговорил он слабым голосом, – то закончу тем, что опять наберусь в стельку – просто для того, чтобы мозги не перегрелись. Уж больно бешено они крутятся у меня в черепе.
– Пьянство – достаточно распространенный порок среди священников, – сказал Умегат.
– Понятно, почему!
Кэсерил, запрокинув голову, влил остатки холодного чая в горло, после чего поставил чашку на стол.
– Умегат! – произнес он, подумав. – Если я буду советоваться с вами по поводу всех своих действий… Допустим, буду спрашивать вас, хорошо или плохо закончится то, что я должен предпринять… Или выбрать мне то или выбрать это… Я тогда с ума сойду! Или просто завалюсь куда-нибудь в угол, свернусь калачиком и стану причитать да всхлипывать.
Умегат ухмыльнулся – достаточно зло и иронично, как показалось Кэсерилу, – после чего покачал головой.
– Богов вам все равно не перехитрить, – сказал он. – Изберите стезю добродетели – если сможете ее опознать – и верьте, что долг, который вы исполняете, есть именно то, чего от вас ждут. А достоинства, которые вам даны, вы должны направить на служение Богам. Верьте: Боги никогда не потребуют назад то, чем они вас предварительно не одарили. Даже вашу жизнь.
Кэсерил потер лоб и глубоко вздохнул.
– Тогда, – сказал он, – я приложу все силы для того, чтобы устроить брак Изелль и ибранского принца. Только так проклятье отступится от принцессы. Буду доверять своему рассудку. Ведь Богиня не зря выбрала ей в наставники именно разумного человека.
Проговорив это, он добавил со вздохом:
– По крайней мере, когда-то меня таковым считали.
С мгновение поразмыслив, он встал, выпрямился и, резко отодвинув стул, твердо произнес:
– Молитесь за меня, Умегат.
– Ежечасно, милорд!
За окнами уже темнело, когда леди Бетрис принесла в кабинет Кэсерила свечку и стала, расхаживая по комнате, зажигать одну за другой укрепленные в стеклянных подсвечниках свечи, при свете которых хозяин кабинета обычно читал по вечерам. Он улыбался и, кивая, благодарил девушку. Бетрис улыбнулась Кэсерилу в ответ и затушила свою свечу, но в покои принцессы не пошла, а задержалась в кабинете ее секретаря. Она стояла, как заметил Кэсерил, в том самом месте, где они расстались в ночь смерти лорда Дондо.
– Все понемногу налаживается, слава Богам, – проговорила Бетрис.
– Да, понемногу, – согласился Кэсерил, откладывая перо.
– Я начинаю верить, что все будет хорошо.
– Да.
Но желудок Кэсерила скрутило, и он понял – не будет!
Воцарилась длинная пауза. Кэсерил взял перо и обмакнул его в чернила, хотя, по правде говоря, писать ему было нечего.
– Кэсерил, – сказала наконец Бетрис, – вам что, обязательно нужно идти на смерть, чтобы иметь возможность поцеловать даму?
Он склонил голову, вспыхнув, и, откашлявшись, проговорил:
– Примите мои глубочайшие извинения, леди Бетрис. Это больше не повторится.
Он боялся поднять глаза, полагая, что, увидев его взгляд, она попытается сломать разделяющие их хрупкие барьеры и, конечно же, ей это удастся.
О, Бетрис! Не жертвуйте своим достоинством ради того, кто не способен ответить на вашу жертву!
Голос ее прозвучал сухо:
– Мне очень жаль слышать это от вас.
Он слушал, как она уходила, вперив невидящий взгляд в строки бухгалтерского отчета.
Пролетело несколько дней, а Изелль все еще вела свою кампанию против Орико. Прошло столько же ночей, и каждая ночь приносила Кэсерилу мучения – дух Дондо, заточенный внутри его тела, не переставая кричал все то время, когда, как было уже известно, он умирал в доме своего брата. Кэсерил не мог лечь спать, не дождавшись этого полуночного концерта, да и после него сон не шел, а потому лицо его от недосыпа осунулось, а сам он устал немилосердно. Теперь его обычные дневные спутники – привидения – казались ему милыми домашними питомцами. Вином себя глушить он не хотел, а потому решил: буду держаться, а там будь что будет.
По мере движения времени Орико встречал атаки своей сестры со все меньшей решительностью. Пытался он и избегать ее, причем самыми замысловатыми способами. Прятался то в своих покоях, то на кухне… А однажды, к возмущению Нан ди Врит, принцесса нашла его в бане. Однажды он попытался вновь скрыться в охотничьих угодьях в дубовом лесу, но тотчас же, сразу после завтрака, вслед за ним устремилась и Изелль. Кэсерил облегченно вздохнул, когда его постоянные спутники призраки отстали от него и остались в Зангре. Видно, за пределами того места, где они расстались с жизнью, им было неуютно.
Было видно, какую радость принцессе принесла скачка по лесным дорогам, напоенным хрустящим зимним воздухом. Понятно было, что она сбросила со своих плеч все заботы, которые окружали ее при дворе, и теперь наслаждалась скоростью и свободой. Несмотря на то что встреча с братом не дала ощутимых результатов, глаза ее сияли, а кожа на лице порозовела. Леди Бетрис в не меньшей степени, чем принцесса, испытывала удовольствие от поездки. Сопровождали их четыре охранника из Баосии, которые едва поспевали за дамами.
Кэсерил же не без труда скрывал то, насколько ему больно и неудобно сидеть на лошади. Дело в том, что утром он вновь обнаружил в ночном судне кровь, чего не было уже несколько дней. К тому же еженощная серенада, которую исполнял Дондо, в этот раз оказалась ужасной как никогда – впервые внутреннее ухо Кэсерила услышало в воплях младшего ди Джиронала членораздельные слова. То есть смысла в них было немного, но, по крайней мере, слова были различимы. Что-то будет дальше?
На следующее утро, опасаясь, что Изелль захочется повторить вчерашние скачки, Кэсерил устало поднялся в свой кабинет на этаже принцессы, и не успел он усесться в кресло и погрузиться в бухгалтерские книги, как появилась королева Сара, сопровождаемая двумя придворными дамами. Она прошелестела мимо Кэсерила, окруженная облаком белой шерсти. Удивленный, он вскочил и низко поклонился, на что королева ответила ему легким кивком головы.
Из покоев, куда было запрещено входить мужчинам, послышались приветственные возгласы. Принцесса радушно встретила королеву, и они уединились, отослав и придворных дам королевы, и Нан ди Врит в гостиную, где те сидели, вязали и тихими голосами сплетничали. Через полчаса королева Сара вышла и с тем же холодным видом прошествовала через кабинет Кэсерила на выход.
Вскоре появилась Бетрис.
– Принцесса просит вас прийти в ее гостиную, – сказала она Кэсерилу. На лице Бетрис было написано беспокойство и волнение, темные брови ее были сдвинуты. Кэсерил тут же встал и проследовал за Бетрис.
Изелль сидела в резном кресле, крепко сжав его подлокотники побелевшими пальцами. Она тяжело дышала.
– Мой брат – негодяй, Кэсерил, – сказала она, как только он вошел и, поклонившись, подвинул к ее креслу стул, чтобы сесть.
– Моя госпожа? – произнес он, стараясь как можно аккуратнее опуститься на сиденье – боль в животе не унималась и, если он двигался излишне резко, резала его словно ножом.
– Никакой свадьбы без моего согласия, говорил он, и это звучало правдиво. Но ничего и без согласия ди Джиронала! А что мне сейчас рассказала Сара! После смерти брата, но еще до того, как он отправился из Кардегосса на поиски его убийцы, канцлер прижал моего брата к стене и убедил его внести поправки в завещание. В случае смерти Орико ди Джиронал становится регентом при моем брате Тейдесе.
– Об этой схеме известно уже достаточно давно, принцесса! Если есть регент, то при нем существует Совет, который выполняет совещательные и контрольные функции. Провинкары Шалиона не допустят, чтобы один из них прибрал к рукам слишком большую власть.
– Да, я знаю, но…
– Ведь поправки в завещание не отменяют существование Совета? – обеспокоенно спросил Кэсерил. – Лорды возмутятся!
– Нет, эта часть осталась без изменения. Но есть кое-что другое! Раньше я была под опекой своей бабушки и дяди, провинкара Баосии. Теперь опека передается ди Джироналу, и никакой совет не имеет возможности все это контролировать. И еще, Кэсерил. Ди Джиронал является моим опекуном до того момента, как я выхожу замуж, но разрешение на мое замужество дает он! Если он захочет, то я до старости не выйду замуж!