– Куда вы, принц? – спросил Кэсерил. – На охоту?
Компания была вооружена копьями и арбалетами, мечами и дубинками.
Тейдес придержал своего горячащегося коня и бегло взглянул на Кэсерила.
– Нет! Прокатимся вдоль реки, – сказал он. – Что-то душновато в замке нынче утром…
Ну что ж! А если поднимут парочку оленей, то они и к этому подарку судьбы готовы. Впрочем, во время траура охотиться не принято.
– Понимаю, – проговорил Кэсерил, скрывая улыбку. – Лошадям нужно размяться.
Тейдес хотел отпустить поводья, но Кэсерил, отойдя в сторону, неожиданно добавил:
– Мне необходимо с вами поговорить, принц, по поводу того, что так беспокоит вас.
Тейдес неопределенно махнул рукой и нахмурился – не вполне согласие, но и это сойдет!
Кавалькада потянулась со двора, провожаемая поклоном Кэсерила.
Разогнулся он не сразу – боль, которую он почувствовал в животе, была такой сильной, что перехватило дыхание. Его словно лошадь тяжелым копытом поразила в желудок! Боль иррадиировала из своего центрального источника по всему телу – в кончики пальцев, пятки. Ужасное видение явилось Кэсерилу: чудовищный демон прогрызает в нем дыру, чтобы выбраться на свет. Сколько их будет? Один или двое? Поскольку тел, которые могли бы удерживать их духовные сущности порознь, у них не было, не начали ли они сливаться воедино, в одну единую, кошмарную, составную сущность? Ведь когда он слушал свои ночные концерты, он явно различал лишь один голос, доносящийся до его внутреннего уха из недр тела, а не дуэт. Он беспомощно опустился на колени и, весь дрожа, втянул в себя воздух. Мир, казалось, вращался вокруг его головы резкими неверными рывками.
Через пару минут над ним возникла тень, источающая запах лошадей. Грубый голос ворвался в уши Кэсерила:
– Милорд? С вами все в порядке?
Подняв глаза, Кэсерил увидел, что над ним склонился один из грумов, работавших на конюшне, – пожилой человек с плохими зубами.
– Не вполне, – только и смог ответить Кэсерил.
– Пойдете в помещение, сэр?
– Да, я думаю…
Грум, подхватив Кэсерила под локоть, помог ему встать на ноги и повел через ворота к главному зданию. На нижней площадке лестницы Кэсерил, судорожно вздохнув, сел на ступеньку и проговорил:
– Подождите…
Прошла неловкая минута. Грум спросил:
– Позвать кого-нибудь? У меня дела.
– Это просто… спазм. Через пару минут пройдет. Все будет хорошо. Идите.
Боль действительно ослабевала, оставляя после себя некое странное чувство.
Грум обеспокоенно нахмурился, глядя на Кэсерила, после чего кивнул и отправился восвояси.
Кэсерил медленно выпрямился и начал не спеша восстанавливать дыхание. Мир вокруг него перестал пульсировать. Даже парочка призраков, которые выбрались из стены и угнездились возле его ног, выглядели спокойными и умиротворенными. Кэсерил принялся разглядывать их. Каким ужасным, холодным и одиноким было существование этих бледных теней, обреченных на медленное уничтожение. А ведь когда-то они были мужчинами и женщинами! Каково это – ощущать, что твой дух медленно выветривается из твоей сущности – точно так же, как разрушается плоть в умерших членах? А интересно, ощущают ли духи этот процесс саморазрушения, или же милосердные Боги избавили их от самосознания? Воспетый в легендах ад Бастарда будет казаться раем по сравнению с тем, что могли бы испытывать призраки Зангры.
– О, Кэсерил! – разрался удивленный голос, и он поднял глаза. Перед ним, поставив одну ногу на ступеньку лестницы, стоял Палли. Его сопровождали двое молодых мужчин, у которых из-под серых дорожных плащей виднелись бело-голубые наряды солдат ордена Дочери.
– Я тебя везде искал, – проговорил Палли, озабоченно вглядываясь в лицо друга. – Почему ты сидишь на ступенях?
– Присел отдохнуть, – ответил Кэсерил, не без усилия улыбнувшись Палли, после чего встал, упираясь, якобы для того чтобы поддержать равновесие, в стену. – Что стряслось?
– Я думал, у тебя будет время, чтобы пройтись со мной до Храма и поговорить там с нашими людьми…
Он махнул рукой в сторону воображаемого горизонта.
– …о Готоргете.
– Уже?
– Вчера вечером приехал ди Яррин, и у нас достаточно людей, чтобы принять общее решение. А теперь, поскольку в город вернулся и ди Джиронал, медлить и откладывать уже нельзя.
Именно так! Он ведь и сам не случайно разыскивает Орико! Он посмотрел на сопровождающих Палли молодых людей, спрашивая взглядом: а им можно доверять?
– А! – весело воскликнул Палли. – Позволь представить тебе моих кузенов, Ферду и Фойкса ди Гура. Они приехали со мной из Паллиара. Ферда – лейтенант моего конюшенного, а его младший брат Фойкс… Он у нас для решения более трудных задач. Поклонитесь кастиллару, юноши!
Тот из братьев, что был помоложе и помассивнее, застенчиво улыбнулся Кэсерилу, и оба брата, как смогли грациозно, приветствовали Кэсерила. На своих физиономиях они несли черты явного сходства с Палли – в линии подбородка, рисунке ярких карих глаз. Ферда был среднего роста, жилистый и, по всей видимости, хороший всадник, если судить по его уже прилично искривленным ногам. Брат же его был широк в плечах и мускулист. Приятная пара молодых лордов – здоровых, веселых и бесстрашных. И удивительно юных. А то ударение, которое Палли сделал на слове кузены, ответило на немой вопрос Кэсерила.
Братья последовали за Кэсерилом и Палли, когда те вышли из ворот замка и отправились в Кардегосс. Они были молоды, но глаза их сверкали отвагой, и, поглядывая по сторонам, они держали руки на эфесах своих мечей. Кэсерил был рад, что Палли имеет столь внушительный эскорт – несмотря на раннее утро, опасность могла подстерегать их на каждом углу. Проходя мимо одетого в камень дома ди Джироналов, Кэсерил напрягся, но, к счастью, ни один из подручных канцлера не появился у железных ворот, чтобы затеять ссору. До Храма они добрались, не встретив никого, за исключением трех служанок, которые, увидев мужчин в одеяниях ордена Дочери, принялись перешептываться и хихикать, чем слегка обеспокоили братьев ди Гура, которые невольно ускорили шаг.
Стена прихода Дочери вытянулась вдоль пятиугольной площади храмового двора. Главные ворота прихода были предназначены для женщин и девушек, которые исполняли в приходе священнические обязанности, а также в качестве служанок, обеспечивали ежедневную деятельность этой части Храма. Мужчины, принадлежавшие к святому ордену Дочери, имели свой собственный вход, здание, а также конюшни, где они держали лошадей. В коридорах этого здания было холодно, несмотря на большое количество горящих канделябров, а также изобилие висящих по стенам занавесей и драпировок, сотканных и расшитых набожными дамами со всего Шалиона. Кэсерил двинулся было в главный зал, но Палли повел его в боковой коридор, откуда по лестнице они пошли на второй этеж.
– Разве вы сидите не в главном зале? – спросил Кэсерил, глянув назад через плечо.
Палли покачал головой.
– Слишком холодный, слишком большой и слишком пустой. Ощущение такое, что ты у всех на виду. Для закрытых дебатов мы собираемся в зале поменьше. Там мы чувствуем себя единым целым, да к тому же и ноги не отмораживаем.
Палли оставил братьев ди Гура в коридоре, где они принялись рассматривать позолоченную фреску, изображавшую старую легенду о девственнице и кувшине с водой. Рассматривать было что – формы девственницы и Богини были по-настоящему роскошны. Палли провел Кэсерила мимо вооруженных охранников Дочери, которые внимательно посмотрели в лица прибывших и отдали им честь, после чего через двойные резные двери, украшенные виноградной лозой, они вошли в зал, где за длинным столом сидело около двадцати человек – самые высокопоставленные люди в ордене Дочери. В зале было тепло. Горели свечи, а сквозь витражное окно, изображавшее любимые цветы Дочери, пробивался тусклый зимний свет.
Сидящие за столом повернули головы и посмотрели на вошедших. Здесь были и молодые люди, и почтенные лорды, убеленные сединами, в бело-голубых нарядах – и новеньких, с иголочки, и уже в меру поношенных, но все – с выражением крайней серьезности на лицах. Во главе стола, под окном, восседал провинкар Яррин, принадлежавший к высшей знати Шалиона. А интересно, подумал Кэсерил, сколько здесь, среди собравшихся, шпионов и сколько просто беззаботных болтунов? Компания собралась слишком большая и разношерстная, чтобы ей можно было без опаски доверить тайные сведения, хотя формально заседание было закрытым. Госпожа! Научи их мудрости!
Палли поклонился и сказал:
– Милорды! Перед вами кастиллар ди Кэсерил, который был моим командиром в Готоргете. Он хочет познакомить вас с теми свидетельствами, которыми располагает.
Заняв место в центре стола, Палли оставил Кэсерила стоять перед собравшимися. Подошел один из воинов ордена и попросил Кэсерила во имя Дочери принести присягу и говорить только правду. Кэсерил без смущения, с должной искренностью и жаром произнес текст клятвы. Да пребуду я вовек под покровительством Богини, служа ей и повинуясь.
Допрос вел сам ди Яррин. Он был умен и проницателен, а Палли его хорошо подготовил к приходу Кэсерила, отчего всю историю последствий сдачи Готоргета он вытащил из Кэсерила за считаные минуты. Каких-либо живописных деталей Кэсерил к своему рассказу не добавлял – для большинства собравшихся эти дела были не в новинку, и по тому, как они стискивали зубы, он понял, что понимают его здесь вполне. Что было неизбежно, его попросили рассказать, как они с Дондо стали врагами, и он нехотя рассказал историю про их пленение принцем Олусом. Обычно считалось, что о покойниках нельзя говорить плохо, поскольку они себя не в состоянии защитить, но Кэсерил не был уверен в применимости этой нормы по отношению к Дондо, а потому, хотя и скупо, он довел свой рассказ до конца.
Несмотря на то что он был предельно лаконичен, к концу он уже вынужден был опираться ладонями о стол, а голова его кружилась. Последовали краткие дебаты относительно возможности добыть дополнительные свидетельства со стороны. Кэсерил никогда не думал, что такого рода сведения можно было бы добыть у оставшихся в живых рокнарийцев. С его точки зрения, это было невозможно, хотя ди Яррин считал иначе – можно было сделать это через отделения ордена Дочери, которые действуют по ту сторону границы.