– Но, милорды, – проговорил Кэсерил с сомнением в голосе, – даже если вы найдете двадцать, сто фактов, подтверждающих мои слова, мой случай слишком незначителен, чтобы стать поводом для того, чтобы сместить столь крупную фигуру, как канцлер ди Джиронал. Это вам не государственная измена, в которой подозревался лорд ди Лютез.
– Его вина так и не была доказана, – сухо проговорил ди Яррин.
Слово взял Палли:
– Что значит крупная фигура? Я думаю, у Богов свое представление о том, кто из людей имеет вес, а кто нет. И, с моей точки зрения, погубить жизнь человека просто так, без особых причин, есть гораздо более отвратительное злодеяние, чем предумышленное убийство.
Кэсерил еще тверже оперся на стол, чтобы не рухнуть перед всем благородным собранием и не стать дурацкой иллюстрацией своей грустной и трагической истории. Палли настаивал на том, чтобы слова Кэсерила прозвучали перед всеми членами совета.
– Избрание генерала ордена входит в ваши полномочия, милорды. Орико легко согласится на ваш выбор, если вы облегчите ему задачу. Что касается нашего желания сместить ди Джиронала с постов канцлера и генерала ордена Брата, то это за пределами наших возможностей. Нам никогда не убедить Орико пойти нам навстречу, а потому я против таких попыток.
Раздались голоса:
– Нельзя останавливаться на полдороге… Орден не вынесет еще одного такого, как Дондо…
Ди Яррин поднял руку, чтобы остановить ропот и возгласы собравшихся.
– Благодарю вас, лорд Кэсерил, за ваши свидетельства и высказанные мнения.
Ди Яррин выбирал слова так, чтобы его коллеги понимали, что есть что.
– Мы продолжим обсуждение без свидетелей, – закончил он.
Это означало, что Кэсерил может покинуть собрание. Палли рывком встал, отодвинув свое кресло. Они вышли к братьям ди Гура, которые ждали в коридоре. Кэсерил был немного удивлен, когда Палли вышел вместе с ними из ворот Храма и пошел рядом с Кэсерилом по улице.
– А ты на совет не вернешься? – спросил он.
– Ди Яррин потом расскажет мне о результатах. А мне важно доставить тебя целым и невредимым до ворот замка. Я помню судьбу несчастного ди Санды.
Кэсерил глянул через плечо на молодых офицеров, которые шли в нескольких шагах сзади. Вот как? Так этот вооруженный эскорт был для него! Он решил не ворчать и не жаловаться, а только спросил Палли:
– Кто, вероятнее всего, станет кандидатом на пост генерала? Кого представят Орико? Ди Яррина?
– Я буду поддерживать его.
– Похоже, он не самый сильный и авторитетный лорд в вашем совете. У него есть личный интерес?
– Может быть. Но он собирается передать должность провинкара своему старшему сыну и посвятить все время и все свои силы ордену. Если, конечно, его выберут.
– Интересно, готов ли Марту ди Джиронал сделать то же самое для ордена Сына?
– Чего я не понимаю, так, как он справляется с тем количеством постов, которые занимает. Чем больше должностей, тем сложнее исполнять каждую из них.
Они поднялись по склону холма, пробираясь по узким мощеным улочкам нижнего города и аккуратно перешагивая через сточные канавы, промытые недавними холодными дождями. Наконец узкие улочки, заставленные по бокам лавками, закончились, и открылись широкие площади верхнего города. По пути им вновь попался дворец ди Джиронала. Если проклятие, нависшее над Шалионом, прежде всего разрушает и искажает добрые качества людей, какие свойства натуры Марту ди Джиронала пострадали в первую очередь? Любовь к семье, которая, извратив свою сущность, превратилась в ненависть к любому, кто к его семье не принадлежал? Его доверие к брату Дондо обратилось в слабость и привело к катастрофе. Может быть…
– Мне кажется, спокойствия и уравновешенности ему хватает.
Палли состроил гримаску.
– Придворная жизнь, Кэс, сделала из тебя дипломата, – сказал он.
Кэсерил слабо улыбнулся в ответ.
– Я даже не могу сказать, кем меня сделала придворная жизнь… Ой!
Он пригнулся – одна из ворон Фонзы, слетев с ближайшей крыши, с громким карканьем спикировала к его ногам, потеряв равновесие и едва не перевернувшись при приземлении. Следом летели еще две. Кэсерил вытянул руку, и одна из ворон села на нее, вцепившись в рукав когтями, щелкая клювом и посвистывая. Несколько черных перьев, крутясь, опустились к ногам Кэсерила.
– Вот несносные птахи! – покачал он головой.
Кэсерил думал, что вороны потеряли к нему всякий интерес, но оказалось, они относятся к нему с прежним пристрастием.
Палли, со смехом отскочивший было в сторону, посмотрел на крыши домов и сказал:
– Боги! Да их кто-то согнал. Посмотри – они кружат над замком. Вся стая!
Ферда ди Гура прикрыл козырьком ладони глаза и глянул на темные тени, которые, словно черные листья, подхваченные вихрем, взлетали вертикально вверх и вновь падали вниз. Его брат Фойкс зажал уши ладонями и закричал, стараясь перекрыть карканье ворон, которые сновали у их ног:
– Замолчите!
Птицы не просто радовались Кэсерилу. Их поведение напоминало истерику. Сердце в груди Кэсерила упало.
– Что-то случилось! – воскликнул он. – Что-то ужасное! Бежим!
Кэсерил был не в лучшей форме, чтобы бежать вверх по склону холма. Когда они наконец, приблизились к конюшням замка, ладонь его была прижата к боку, в котором пульсировала дикая боль. Мрачный эскорт птиц хлопал крыльями над его головой. К этому моменту они уже ясно слышали громкие мужские крики, перекрывавшие шум и возгласы толпы. Палли и его кузенов не нужно было подгонять – они бежали вровень с задыхающимся Кэсерилом.
Они подбежали к входу в зверинец. Перед его дверями сновал взад и вперед грум с окровавленным лицом – он кричал что-то невразумительное и плакал. Сами двери прикрывали, обнажив мечи, двое из баосийских охранников принца, на которых наседали, но не решались использовать оружие, трое местных гвардейцев. Вороны же были куда более решительными – они бросились на баосийцев, целясь в их лица и руки клювами и когтями. Те, ругаясь, принялись отбиваться, и уже скоро несколько убитых птиц легли бездыханными на камни дворика.
Кэсерил подбежал к дверям зверинца.
– Что, черт побери, здесь происходит? Как вы осмелились убивать священных птиц?
Один из баосийских охранников направил меч к груди Кэсерила.
– Ни с места, лорд Кэсерил! Проход закрыт. У нас приказ принца!
Скривившись в яростной гримасе, Кэсерил отбил меч рукой, обернутой в полу плаща, бросился вперед и вырвал оружие из рук охранника.
– Отдай, идиот! – прохрипел он и швырнул меч на камни – туда, где стояли местные воины и Палли, застывший в ужасе при виде того, как его друг, безоружный, ринулся на вооруженную охрану. Меч с металлическим звоном упал и отскочил к Фойксу, который тяжелым башмаком остановил его и придавил к камням.
Кэсерил ринулся к второму баосийцу. Тот опустил оружие и воскликнул:
– Кастиллар! Мы это делаем, чтобы спасти жизнь короля Орико!
– Что вы делаете? Орико внутри, в зверинце? Что вообще происходит?
Кошачий вой, тоном переходящий в визг, заставил Кэсерила обернуться к дверям зверинца и, оставив баосийских охранников на попечение гвардейцев Зангры, он бросился внутрь по темному коридору зверинца.
Старый грум стоял на коленях, привалившись к стене, кашлял и плевался кровью. Руку он прижимал к окровавленному лицу. Увидев Кэсерила, он отнял ладонь и прохрипел что-то своим безъязыким ртом. Пробегая мимо вольера медведей, Кэсерил увидел две неподвижно лежащие горы шерсти, пронзенные арбалетными стрелами и пропитанные кровью. Вольер напротив был открыт, и его длинношеие обитатели неподвижно лежали на соломе – каждый с перерезанным горлом.
В дальнем конце коридора Тейдес, с окровавленным мечом в руке, стоял над неподвижным телом только что убитой дикой кошки. Он тяжело дышал, лицо его выражало крайнюю степень яростного возбуждения, а тень, которую он отбрасывал, клубилась у его ног, словно грозовая туча в полночь.
– Ага! – вскричал он, увидев Кэсерила, и злобно ухмыльнулся.
Из дверей птичьего вольера, держа в ладони все еще трепыхающуюся птицу, навстречу Кэсерилу выбежал капитан баосийских охранников, попытавшийся преградить ему путь. Вокруг лежали и трепыхались в предсмертной агонии разноцветные птицы, а многие, еще живые, летали по коридору взад и вперед.
– Остановитесь, кастиллар, – начал было капитан, но Кэсерил, ухватив его за тунику, швырнул назад по коридору, под ноги набегающего Палли, который, глядя на происходящее, удивленно бормотал:
– О, демоны Бастарда! Демоны Бастарда!
Те же самые слова он бормотал в Готоргете, когда, стоя на крепостной стене, раз за разом опускал свой меч на головы ползущих по лестницам рокнарийцев. Сил, чтобы кричать, у них тогда уже не было.
– Держи его! – крикнул Кэсерил Палли, а сам направился к Тейдесу.
Принц, гордо вскинув голову, уставился на Кэсерила и прокричал:
– Вам меня не остановить! Я сделал это! Я спас короля!
– Что?.. Что все это…
Кэсерил был в такой ярости, что губы и язык его не слушались, и он не мог произнести ни слова.
– Глупец! Что за безумная…
Тейдес приблизился, сверкнув в темноте зубами.
– Я разрушил проклятье! Я уничтожил черную магию, которая была причиной болезни Орико! Она шла от этих зверей. Это был тайный дар рокнарийцев, которые таким образом медленно травили короля. И я убил их шпиона…
С некоторым сомнением во взоре Тейдес посмотрел через плечо, в темноту коридора.
Только теперь Кэсерил увидел последнее тело, простершееся на полу в дальнем конце коридора. Умегат лежал неподвижно – как и птицы из его разоренного птичника. Рядом валялись бездыханные трупики песчаных лисиц. Кэсерил сразу не заметил рокнарийца, поскольку чистое белое сияние, некогда окружавшее его, исчезло. Мертв? Кэсерил застонал и, бросившись к Умегату, упал рядом с ним на колени. Левая сторона головы у того была в крови. Кровь пропитала его седеющие волосы и косичку, а кожа на лице была серой и безжизненной. Но кровь по-прежнему сочилась из раны на голове, а потому…