Архиепископ стоял перед ней, нервно сжимая руки.
– Ну как? – спросил он врача.
– Как я поняла, череп не разбит. Я оставила рану неприкрытой, чтобы можно было наблюдать – не случится ли воспаления. Пока он не очнется, сказать что-либо определенное трудно. Единственное, что можно сейчас сделать, – это укрыть его и ждать, когда придет в себя.
– И когда это случится?
Врач с сомнением посмотрела на пациента. Посмотрел и Кэсерил. Вряд ли аккуратисту и щеголю Умегату понравилось бы то, в каком состоянии он сейчас пребывал, – помятый, с разлохмаченной прической. Некогда золотистая кожа на лице по-прежнему сохраняла землистый оттенок и была похожа на серую тряпку. Дышал он с хрипотцой. Это не хорошо. Кэсерил не раз видел людей в таком состоянии. Иногда они выздоравливали, а иногда и умирали.
– Не скажу наверняка, – ответила архиепископу врач, подтверждая диагноз Кэсерила.
– Тогда вы можете идти. За ним будет ухаживать наша повитуха.
– Да, ваше преосвященство.
Врач поклонилась и, повернувшись к повитухе, проговорила:
– Пошлите за мной сразу, если очнется, если поднимется температура или начнутся судороги.
И она собрала свои инструменты.
– Лорд ди Паллиар! – обратился архиепископ к Палли. – Благодарю вас за помощь.
И добавил, обратившись к Кэсерилу:
– А вас, лорд Кэсерил, я попрошу остаться.
– Рад быть полезным, ваше преосвященство, – просто сказал Палли. И, обратившись к Кэсерилу, произнес:
– Если с тобой все в порядке, Кэс…
– Пока все.
– …тогда я пойду в приход Дочери. Если тебе что-нибудь понадобится, в любое время, пошли за мной туда или во дворец ди Яррина. И не ходи нигде в одиночку.
Он сурово посмотрел на Кэсерила – так, чтобы тот воспринял это как приказ, а не знак вежливости. После этого поклонился и, пропустив вперед врача, вышел.
Как только дверь за ним закрылась, Менденаль повернулся к Кэсерилу. В голосе его звучали нотки почти умоляющие:
– Лорд Кэсерил! Что нам делать?
Кэсерил даже вздрогнул:
– О Боги! Вы об этом спрашиваете меня?
Архиепископ скривил губы в горестной усмешке.
– Лорд Кэсерил, – сказал он, – я служу архиепископом Кардегосским всего два года. Я был избран потому, что, как все считают, являюсь неплохим администратором, а также для того, чтобы сделать приятное моей семье, поскольку мой отец и мой старший брат были влиятельными провинкарами. В четырнадцать лет я был посвящен в воины ордена Бастарда, с хорошим вступительным взносом от моего отца, который таким образом хотел обеспечить мое продвижение. Всю свою жизнь я служил Богам, но они… они не говорят со мной!
Он посмотрел на Кэсерила, а потом – на повитуху, и в глазах его отразилось чувство безысходной зависти, впрочем – беззлобной. Он продолжал:
– Когда обычный, хоть и богобоязненный человек оказывается в одной комнате с тремя святыми, он ждет от них наставлений. Но сам не станет их наставлять – Боже упаси!
– Но я не…
Кэсерил не закончил. У него было слишком много забот, чтобы обсуждать с архиепископом вопросы, касающиеся его теологического статуса, но если Боги действительно решили наградить его святостью, то радости от этого он получил ровно столько же, сколько бы получил от их проклятья.
– Досточтимая… Простите, я забыл ваше имя!
– Я Клара, лорд Кэсерил.
Кэсерил поклонился.
– Досточтимая Клара! – продолжил он. – Вы видите сияние вокруг Умегата? Я никогда не видел Умегата… Скажите, это сияние всегда пребывает с человеком, отмеченным Богами – и когда он спит, и когда находится без сознания?
Клара покачала головой.
– Боги пребывают с нами и тогда, когда мы спим, и тогда, когда мы бодрствуем. Я не наделена столь мощной силой видения, как вы, но, как мне кажется, Бастард, увы, оставил Умегата своим присутствием.
– Не может быть! – хрипло выдохнул Менденаль.
– Вы уверены? – спросил Кэсерил. – Может быть, что-то случилось с вашим внутренним зрением?
Клара посмотрела на Кэсерила и иронически усмехнулась.
– Нет! Вас-то я вижу, и очень ясно. Я увидела вас еще до того, как вы вошли. С вами почти невозможно находиться в одной комнате. Глазам больно.
– Означает ли это, что зверинец утратил свою чудодейственную силу? – взволнованно спросил Менденаль, жестом показывая на неподвижно лежащего грума. – И у нас нет защиты от грозящего нам проклятья?
Клара несколько минут колебалась, после чего произнесла:
– Умегат за чудо уже не отвечает. Может быть, Бастард передал эту ответственность другому?
Менденаль с надеждой посмотрел на Кэсерила и кивнул в его сторону:
– Может быть, ему?
Клара, нахмурившись, посмотрела на Кэсерила, держа ладонь козырьком у лба, словно нестерпимый свет бил ей в глаза, и сказала:
– Если я и святая, как меня называл Умегат, то в очень малой степени. Домашняя святая, так сказать. Если бы Умегат за эти годы не сделал мое восприятие по-настоящему острым, я прожила бы свой век, думая, что я просто необычайно удачливая повитуха.
Да уж! Удача, не мог не подумать, усмехнувшись про себя, Кэсерил, не слишком-то баловала его с тех пор, как он ввязался в эту историю с Богами.
– И тем не менее Мать время от времени использует меня для связи с миром. А потом – уходит… Зато лорд Кэсерил – он… он просто ослепителен. С того самого дня, как я увидела его во время похорон лорда Дондо. Белый свет от Бастарда и голубая чистота Госпожи Весны присутствуют в этом сиянии одновременно. И есть там еще одна, темная сущность, которую я не в состоянии различить. Умегат смог бы. Что еще добавил Бастард к тому, что я вижу, я не знаю.
Архиепископ тронул себя за лоб, губы, живот, пах и сердце, после чего с благоговением посмотрел на Кэсерила.
– Два Бога одновременно! Два Бога в этой комнате…
Кэсерил склонился к нему, сжимая кулаки. Напряженная боль в животе вернулась и заставила согнуться.
– Говорил ли вам Умегат про то, что я сделал с лордом Дондо? – спросил он. – Вы разговаривали с Роджерасом?
– Да, я говорил с Роджерасом. Хороший человек, но, конечно же, он не в состоянии понять.
– Он понимает лучше, чем это кажется на первый взгляд. Что касается меня, то в своем чреве я несу смерть и убийство. Несу мерзость, которая имеет и физические, и психические формы – это демон Бастарда и проклятый дух Дондо ди Джиронала. Каждую ночь я слушаю вопли и брань Дондо, а его рот – что твоя сточная канава, из самых грязных в Кардегоссе. Меня буквально разрывает изнутри. Это отвратительно!
Менденаль, моргая, сделал шаг назад.
– Мне снятся ужасные сны, – сказал Кэсерил. – Меня мучают боли. И я боюсь, что Дондо понемногу… вытекает.
– О Боги! – выдохнул Менденаль. – Я и не предполагал, лорд Кэсерил! Умегат говорил, что у вас просто легкие галлюцинации, но просил оставить вас на его попечение.
– Галлюцинации? – мрачно переспросил Кэсерил. – А он говорил про призраков?
Да, призраки, как оказалось, были наименьшим из источников беспокойства!
– Призраков?
– Все призраки Зангры не отходят от меня ни на шаг, а по ночам собираются у моей постели.
– Вот как? – спросил Менденаль, неожиданно обеспокоенный.
– А в чем дело?
– Умегат не предупреждал вас относительно призраков?
– Нет, – ответил Кэсерил. – Он только говорил, что они не способны причинить мне вреда.
– Все это так, – покачал головой архиепископ. – Но лишь до тех пор, пока вы живы. Чудо Госпожи Весны лишь отложило исполнение того, что должен был исполнить Бастард, но отнюдь не отменило. Если Дочь, скажем, прекратит свое участие в вашей судьбе и демон вырвется из вашего тела с вашей душой (и, разумеется, с духом Дондо), то ваш корпус останется, скажем так, в статусе теологической пустоты, что не будет естественной смертью. И тогда кто-то из призраков тех, кому было отказано в успокоении, сделает попытку заполнить собой эту пустоту.
Кэсерил размышлял. Через несколько мгновений он спросил:
– И что, так бывает?
– Иногда, – отозвался архиепископ. – Когда я был молодым священником, я столкнулся с одним таким случаем. Эти призраки, особенно когда они уже разрушаются от времени, – глупые, нелепые создания, но их бывает очень трудно исторгнуть из тела, в котором они поселяются. Единственный способ – сжечь тело… заживо, хотя это не вполне точное слово. Весьма жуткое предприятие, особенно если родственники противятся; ведь это же ваше тело, и оно кричит вашим голосом… Конечно, это будет уже не ваша проблема, поскольку к тому моменту вы будете уже… в другом месте, но это сможет избавить окружающих от каких-то болезненных переживаний, если подле вас постоянно будет находиться некто, кто понимает, что ваше тело необходимо до захода солнца сжечь.
И Менденаль улыбнулся, словно извиняясь.
– Благодарю вас, Ваше преосвященство, – произнес Кэсерил с убийственной вежливостью. – Я добавлю ваш комментарий к теории Роджераса относительно того, что демон может из опухоли в моем теле вырастить себе новое тело и прогрызть себе путь наружу, пока я сплю. Хотя, как мне кажется, может произойти и то, и другое. Либо одновременно, либо поочередно.
Менденаль прокашлялся.
– Простите, милорд! Я полагал, вам следует об этом знать.
Кэсерил вздохнул.
– Да, вы правы, следует…
Он поднял глаза и, посмотрев на архиепископа, вспомнил вчерашнюю потасовку с ди Жоалом.
– А что будет, если Госпожа Весны ослабит свое воздействие? Не сможет ли дух Дондо, хотя бы частично, проникнуть в мой дух?
Архиепископ сокрушенно покачал головой.
– О, я не знаю… Умегат должен знать. Что же он так медлит! Должен же он очнуться! Я думаю, духу Дондо будет проще завладеть чьим-нибудь телом, чем выращивать новое из опухоли. Вряд ли у него получится вырастить достаточно большое!
Он неопределенно повел руками.
– Это не соответствует представлениям Роджераса, – сухо сказал Кэсерил.
Архиепископ потер лоб.