— Я вот чего сказать вам хотел, люди добрые… — Коготь привстал в стременах. — Пришла в Долину императорская власть. Никто ей перечить не может: ни я, ни вы. Как решил император, так и будет. А решил он, что хватит Последней Долине на самом рубеже диких земель без защиты быть. Прислал он своего наместника, Гартана из Ключей, чтобы тот вас защищал, суд вершил и закон поддерживал…
Селяне молчали. Даже дети стояли без звука. Даже грудные младенцы на руках матерей затихли, словно понимая важность всего происходящего.
— Его милость не станет ваших порядков рушить. Только малую долю от вашего урожая и охотничьей добычи будет брать он для императора, чтобы войско можно было содержать и вас от набегов защищать…
— А муж мой где? — спросила немолодая женщина, стоявшая с краю. — Хозяин мой куда подевался? Раньше он меня защищал. Что вы с ним на тракте сделали?
Голос женщины сорвался в крик, спугнув несколько птиц с вершины ближайшего дерева.
— Это он твоего императора в гости позвал? Отчего же сам не пришел? В плен его взяли или убили? Пусть мне твой добрый господин скажет!
— Пусть скажет! — крикнула другая женщина с младенцем на руках. — И про моего мужа пусть скажет, чего это он молчит? Пес его брешет, а сам он и слово сказать брезгует?
— Я… — сказал Гартан. — Мне очень жаль, что так вышло…
— Слышали, люди? Жалко ему!
— Я не знаю, что произошло у брода. Когда я туда приехал, битва уже три дня как закончилась. Одно я знаю…
— И ручки у тебя чистые, и мужа моего ты не убивал! — закричала женщина из задних рядов селян. — И сына моего старшего — не убивал?
— Не убивал, — твердо сказал Гартан.
— А если бы и убил, то сказал бы?
— Сказал бы. И сказал бы, что никто не собирался убивать ваших людей. Они напали первыми. Первыми ударили по армии императора. И понесли заслуженное наказание…
— С ума сошел? — сквозь зубы прошептал Коготь. — Разума лишился, твоя милость?
— Я говорю правду! — повысил голос Гартан. — Каждый может рассчитывать на милость императора и получить ее, но никто не смеет перечить его воле…
— Так бери, — сказал невысокий сухой старик. — Все бери. Все теперь в твоей воле… только ты уж изволь своими ручками брать. Мы тебе и воды ковшик не подадим. Нет теперь у нас защитников. Новые пока не подросли… Но ты уж будь уверен, господин наместник, как подрастут, так тебе припомнят своих отцов. Может, ты уж лучше прямо сейчас всех убей, господин наместник. И меня, старого, и баб с молодками, и детей малых — пока не поздно. Пока…
— Замолчи, — прорычал Коготь.
— А и помолчу, — кивнул старик. — Чего мне? Вы тут теперь хозяева… А нам, уж простите, гости дорогие, недосуг с вами разговаривать, работы у нас много. Теперь бабам и за мужчин работать придется, чтобы зимой с голоду да от мороза не подохнуть.
Старик сплюнул под ноги и пошел к домам. Остальные обитатели деревни двинулись за ним.
— Вот и поговорили, — тихо сказал Коготь.
— Я их заставлю, — прошептал Гартан неуверенно, но сотник его услышал.
— Заставишь? Как? Убивать их будешь? Так они сейчас не испугаются, у них сейчас внутри все так болит, что страха от твоих угроз они не почувствуют. Им жить надо, понять, как теперь дальше…
— Что прикажешь делать?
— Ждать. Время пройдет…
Время прошло.
Десять дней наместник обживался в замке. Десять дней его люди мели полы, мыли лестницы, валили в ближайшей роще деревья, чтобы хоть какие-то ставни в окнах донжона приладить, чтобы столы, скамейки и кровати сколотить.
Траву для матрасов резали ножами — кос не было, никто не думал, что местные жители заупрямятся. Плотницких топоров было всего пара штук, потому приходилось тесать бревна боевыми, к этому делу не приспособленными.
Время прошло, а легче не стало.
Егеря, которых Коготь постоянно отправлял к ближайшим поселкам, рассказали, что вой стоит бабий, что, видать, сходили люди к тракту, увидели, что там от их родных осталось. И если раньше чувствовали, что беда пришла, то сейчас убедились в этом.
Возле одной деревни в егеря даже стрелу пустили. Так, висящую в плаще, ее Лошак и привез. Решили наместнику не говорить, чтобы тот не решил вдруг, что это оскорбление императорской особы, и не стал требовать наказания виновных.
Наместнику не сказали, но сами для себя запомнили, что теперь нужно с опаской на охоту или в разведку отправляться, что теперь можно запросто стрелу в спину получить.
А охотиться было нужно — почти три сотни ртов в замке жрать хотели. И две с половиной сотни коней — тоже. А коня на траве не выкормишь, это понятно. Тут рано или поздно придется за зерном в деревни идти… И что? Силой брать?
Можно и силой, понимали егеря, только вот надолго ли той силы хватит?
А еще Коготь так и не нашел Барса.
На второй день в замок прибежал какой-то мальчишка, просился к старшему; егеря привели его к Когтю, и мальчишка сказал, что Барс хотел с наместником переговорить. Но в назначенный день Барс так и не появился. И больше известий о нем не было. Коготь даже поехал по деревням, подловил нескольких баб и мальцов за околицами, расспрашивал, где Барс, только так ничего толком и не узнал. Одна молодка сказала, что никто из ополчения живым не вернулся, так чего Барсу живым быть? А малец белобрысый из другого поселка ответил, что вернулся Барс живым, только помер потом от лихоманки. С черным человеком встретился — и помер.
За беспокойство Коготь схваченных одаривал монеткой серебряной и просил, чтобы зла не держали. Сулил мальчишкам нож подарить или даже охотничий кинжал, если они Барсу скажут, что сотник егерей Коготь его ищет и просит поговорить о важном деле, только никто так и не пришел. И сам Барс не объявился.
Люди с обитателями замка не разговаривали, в торг не вступали и, похоже, не собирались. И это значило, что рано или поздно придется что-то предпринимать.
Картас, капитан арбалетчиков, решая вместе с Гартаном и Когтем, как быть, честно не понимал, о чем тут спорить. Их сюда прислал император? Император. Если император хочет, чтобы наместник правил его именем здесь, то кто может оспорить его волю? И если кто-то ее пытается не исполнить, то это значит только, что…
— Дурак ты, Картас, даром что капитан, — отмахнулся Коготь. — Император повелел быть провинции Последняя Долина. А не безлюдным землям. А ведь всех придется здесь вырезать, если начнется… Местные жители скорее добро свое пожгут, чем поддадутся. Их предки, считай, пять сотен лет тут с кочевыми да кентаврами рядышком жили, а у тех чуть слабину дашь — обратно не заберешь.
— Тогда нужно покупать, — упрямился Картас.
— Так не продают! — хлопнул ладонью по плохо оструганной столешнице Коготь и зашипел, обнаружив, что вогнал под кожу несколько заноз. — Не продают! Да и сколько там в казне у наместника? Надолго хватит?
— На еду — хватит, — сказал Гартан. — На еду…
— Ладно. — Коготь зубами вырвал занозы. — Тогда нужно так — тракт проходит по твоей провинции, ваша милость?
— Да. Согласно карте… — Гартан развернул на столе карту, полученную в лагере перед самым назначением. — Вот, смотри…
— Да что вы мне ее под нос суете? — отмахнулся Коготь. — Я ж ее сам и чертил. Знаю, что дорога — ваша. Значит, нужно ставить на ней мытаря, возле самого брода, и с проезжих купцов брать пошлину. Так? Там сейчас народу за армией много увязалось — и купцы с провизией, и желающие поживиться у войска добычей… Девки всякие… Лис к тракту ходил, смотрел — много народу. Идут-идут-идут… А это живые денежки, ваша милость.
Гартан задумался.
— И думать тут нечего, — сказал Коготь. — Все по закону.
Картас кивнул.
— Хорошо, — кивнул наместник. — Сколько нужно человек в мытарню?
Коготь и Картас переглянулись.
— Арбалетчиков два десятка, — сказал Коготь. — Они там поставят домик какой-никакой… А меньше — никак нельзя, чтобы соблазна у проезжих не было… И чтобы разбойнички не полезли. И это еще одно, ваша милость.
— Что?
— Разбойнички. Это раньше они могли в Долину проездом наведаться, по-быстрому, пока дружина их не настигла. Я видел, как тут Барс покойный изловленных разбойников возле тракта по деревьям развешивал… Или продавал кочевым в рабы. А теперь Долина беззащитна…
— Тут я, — холодно заметил Гартан. — И я…
— Вы, конечно, ваша милость… — Коготь встал из-за стола и подошел к стрельчатому окну. — Вот, в окно гляньте или в карту посмотрите. Порог, значит, нужно держать. Так?
— Так, — сказал Гартан.
— А это значит, что десятка два бойцов, не меньше. Иначе их просто вырежут. Верно?
Гартан промолчал.
— Теперь дальше — проход в дикие земли. Хорошо, что неширокий. Половина полета стрелы от скалы до скалы. И местные из камней сложили крепостцу. Так себе твердыня — стены чуть выше человеческого роста. И навесы от дождя и стрел. Там, если с лошадьми, десятка три дружинников помещалось… В случае нападения с диких земель они должны были сигнальный огонь зажечь да продержаться, пока дружина не подойдет… А если большой набег, то вместе с дружиной до сбора ополчения выстоять. И какое тут главное слово, ваша милость? Правильно, ополчение. Мы можем туда людишек послать. И даже с остальными можем поспеть, в случае набега. Только как мы, ваша милость, кочевых остановим? Ляжем поперек? А они к осени, к Четырем Сестрам, в оравы сбиваются по тысяче или даже больше… — Коготь обернулся к столу. — Что с ними делать будем?
Гартан скрипнул зубами.
— Что у нас получается, ваша милость? Два десятка на мытарне. Еще два — на Пороге. Три — в крепостце. Всего, значит, семьдесят человек. Семьдесят. В замке с полсотни — хоть тресни, — а держать нужно. Выходит, сто двадцать. Остается — еще сотня. Если ватага разбойничья подвалит от тракта большая или если кентаврам в голову чего-то ударит, то эта сотня, значит, будет метаться от тракта к диким землям и обратно… — Коготь вернулся к столу. — Что из всего этого следует?
— Что? — спросил Картас, поняв, что наместник будет молчать.