– Для чего?
– Надо, значит, надо! У меня очень важная информация! – глядя прямо в глаза отцу, заявила Алевтина.
– О чем ты? Это бред какой-то! Севка! А ты чего молчишь?! Где мои сигареты?! Подожди! Аля, дай куртку! Где ты ее так промочила?! – затараторил Лобов, заспешил, схватил куртку, не сразу попав в рукава, надел, принялся похлопывать себя по карманам, рука его привычно скользнула в один из них за сигаретами.
– Ой! Что это? – Лицо Дмитрия Сергеевича изменилось, он застыл как вкопанный – на его ладони блеснула монета с Константином Великим.
– Бог ты мой! Как это? – вырвалось у Архипцева.
– Хороший вопрос! – словно не веря своим глазам, проронил Лобов. – А знаешь что… Ровно три часа назад этой монеты тут не было. Я всю куртку перетряс, когда курить выходил и табак из карманов вытряхивал.
– А дальше что? Где висела твоя куртка? – спросил Сева, из-за его спины выглянула Алевтина.
– Не понимаю. Откуда же она взялась? Ведь я куртку надевала…
– И?
– …и к ребятам заходила.
– К Гарику?
– Нет, к Вадиму с Дэном.
– А потом? Ты руки в карманы засовывала?
– Вроде да, но мне кажется, что ее там не было…
– Значит, эту монету кто-то мог незаметно подбросить… – многозначительно сказал Архипцев и потянулся, чтоб ее взять, но Лобов резко отвел его руку в сторону:
– Нет, погоди, Сев! Давайте-ка уберем монету в пакет и отдадим, кому следует. Надеюсь, там будут отпечатки пальцев…
– …кого угодно, – вставила Аля.
– Нет, – качая головой, перебил ее Сева. – Митька, а ты прав! Ведь в камеральной Гронская работает только в перчатках.
– Не будем терять время! – сказал Лобов. – Пошли в деревню, там профессионалы сидят, они все и проверят.
ОТ МИКИФОРА К ОКСЕНЬЕ.
Если поймали Матфейца, хорошенько закуйте его, а цепей уж сумейте раздобыть, да прикуйте в пивном погребе. И поручи Кснятинцу, пусть его стережет…
Перед сельсоветом топталось несколько человек. Кто-то курил, кто-то просто стоял. Приглушенные разговоры перемежались смешками – следственная группа отдыхала в ожидании новых распоряжений шефа.
Подойдя ко входу, Дмитрий Сергеевич, опередив Севу и Алю, выступил вперед:
– Добрый вечер. Мне нужен следователь Кудимов. Я хочу сделать заявление!
Голоса тотчас затихли.
– Кудимов сейчас занят, – ответил кто-то из оперативников. – Придется подождать.
– А кто тут капитан Неверов? – прозвучал звонкий голос Алевтины. Собравшиеся перевели взгляды на нее.
Лобов, мгновенно сообразив, что это имя ему знакомо, ошарашенно уставился на дочь.
– Так вам кто нужен-то? Если Неверов, то это я. – Со ступенек навстречу Але поднялся мужчина с сильно загоревшим лицом. – Вы, что ж, все ко мне или только девушка? И откуда вы про меня знаете? – с удивлением спросил он.
– От Торопко Валерия Петровича… – немного оробев, ответила Аля. – Можно вас… – Она отошла в сторону, чтоб остальные не услышали их разговора, и продолжила почти шепотом: – У него для вас информация. Что-то очень, очень важное и срочное! Мне он ничего не сказал, только попросил, чтоб вы с ним немедленно связались. Правда, я не знаю, как вы это сделаете. Тут ведь ничего не работает.
– Об этом, девушка, не беспокойся, – улыбнулся Неверов. – Телефонисты только что были и наладили местный телефон. А тебе – спасибо.
28. Не месть, а возмездие!
К ОЛИСЕЮ ГРЕЧИНУ. […]
Тут войдет Гавко-полочанин. […] Спрашивай у него, если он видел, как я Ивана арестовал. Поставь его перед свидетелями. Как он тогда скажет?
Уже ночью в штаб доставили двух практикантов, Дениса и Вадима, которых решили допросить одновременно. Хотя допрос одного из них носил чисто формальный характер, но во избежание эксцессов Кудимов пошел на хитрость. В сельсовете были устроены две комнаты для допросов. В ту, где раньше размещалась библиотека, отвели зевающего Вадима – с ним работал седовласый дед. В соседней комнате, с большим письменным столом, на котором сверкал только что доставленный из города телефон-факс, расположился Кудимов, а напротив него на скрипящем стуле устроился Денис.
С согласия Юрия Юрьевича капитан Неверов мог присутствовать на допросе обоих фигурантов.
– Если по ходу у вас появятся какие-то соображения, капитан, то есть будет что сказать по существу, то подайте мне знак. Или моему коллеге. И прошу, Неверов, не надо самодеятельности, разных театральных эффектов. Надеюсь, вы меня поняли, – предупредил его Кудимов, чувствуя, что у сочинского сыщика, как говорится, свербит в одном месте. – Отправляйтесь сначала к ним. – И он кивнул в сторону библиотеки.
– Есть, – подчинился Неверов.
Несмотря на усталость, Юрий Юрьевич чувствовал прилив сил, у него проснулся следовательский азарт. И он приступил к допросу. Привычно зачитав полагающийся абзац о том, что каждый гражданин согласно Конституции имеет право не давать показания против себя, Юрий Юрьевич аккуратно разложил перед собой бумаги и едва открыл рот, чтобы задать первый вопрос, как в комнату вошел Неверов и, глупо улыбнувшись, устроился на скамейке в углу.
– Итак, для протокола, повторим паспортные данные… – начал Кудимов, бросив недовольный взгляд на сочинца.
Дэн послушно кивнул.
– Кузнецов Денис Андреевич…
– А теперь, Денис Андреевич, объясните мне, пожалуйста, откуда на этом предмете взялись ваши отпечатки пальцев? – И Кудимов ловким движением извлек из кармана прозрачный полиэтиленовый пакет.
– А что тут удивительного? Я держал эту монету в руках. Кстати, поздравляю, что вам удалось найти пропавшее. Но я не единственный, кто ее разглядывал. Другие ребята тоже смотрели, наверняка и их отпечатки есть…
– Ошибаетесь, Кузнецов, – произнес Юрий Юрьевич с иезуитской улыбкой. – Да будет вам известно, что монета, как и прочие золотые находки, прошла первичную обработку в камеральной лаборатории, чистку, полировку и так далее. А там принято работать в перчатках, так что кроме ваших пальчиков, Кузнецов, на монете… – не торопясь, продолжал следователь, решив скрыть, что там есть и отпечатки Лобова, ведь тот вытащил ее из кармана.
Но тут внезапно из своего угла сорвался Неверов и сделал именно то, от чего его предостерегал Кудимов.
– Кузнецов, говоришь? – подскакивая к молодому человеку, рявкнул капитан. – А мне думается, что Шамкин!
– Какой еще Шамкин? Что за ерунда? – вскинул брови Денис.
– Брось! Андрей Шамкин – твой отец!
Дэн часто заморгал.
– Капитан, что вы себе позволя… – привстал из-за стола Кудимов.
Но Неверов, зависая над Кузнецовым и перейдя на крик, его не услышал:
– Что же ты к родному отцу так неуважительно?! Иван, не помнящий родства… Полжизни под другой фамилией живешь! Это ты сам или мать так решила? Смотрите-ка, какая предусмотрительная женщина, Кузнецова Наталья Львовна. Сама от позора сбежала и сынка хотела своим крылом укрыть. – В этот момент Дениса словно передернуло, он закрыл глаза и попытался отстраниться от Неверова, но тот наседал. – Вот на Черном Броде чужие люди об отце твоем все еще судачат. Они-то помнят, кто проклятый клад нашел. А ты, значит, забыл! Все забыл! Стер с подкорки! Просто-таки выкинул своего родителя из памяти.
– Я ничего не забыл… – едва слышно проскрежетал Денис. На лице его разом сменилась целая гамма чувств. – Не смей, подонок, говорить о том, чего не знаешь! Не смей!!! Ты не знаешь!!!
– Нет, знаю!!! – рявкнул Неверов. – Знаю, что это ты Тарасова отравил! И Дмитриеву. И Жарко. И даже знаю, как ты это сделал! Метанолом напоил! Тоже мне, химик-любитель! Ничего оригинального!
– Ой ли? – с гадкой улыбочкой произнес Кузнецов.
Кудимов сделал стойку – пришлось признать, что тактика, выбранная сочинцем, оказалась действенной.
– Что ж, кое-чего мы действительно не знаем, – подхватил он инициативу. – Вот и расскажите нам, почему вы отказались от уже опробованного средства, почему здесь применили другое отравляющее вещество? И откуда его достали?
– Ладно… – сказал Кузнецов, но тут же замолчал.
Неверов в ожидании настороженно заходил кругами вокруг него. Майор тоже ждал, боясь случайным жестом или словом как-то помешать наметившемуся признанию.
Прошла секунда, три, пять… и Кузнецов заговорил:
– Год назад умерла моя мама. Умирала долго, тяжело. Онкология. Это, в общем, было предсказуемо, учитывая то, что она пережила. Мама не любила вспоминать прошлое. Черный Брод стал для нее адом, она сбежала оттуда, начала новую жизнь, верила, что у нас с ней есть шанс. Один Бог знает, чего ей это стоило. Смена документов, переезд в большой город, вонючие коммуналки, поиск работы… Иногда нам с ней просто жрать было нечего. Но золотой отцов крестик на хлеб мы менять не стали. Ведь это единственная память, что от него осталась. Хотя мама не хотела, боялась вспоминать, тем паче когда второй раз замуж вышла. Отчим, конечно, старпер был и козел конченый, земля ему пухом, но зато с его помощью я и в мед поступил, и подработку неслабую нашел. Без связей туда ни-ни, никого…
«Как обманчива внешность… – размышлял Неверов, слушая это странное признание, которое больше напоминало историю жизни, да еще какой жизни. – Кто бы мог подумать, что все это рассказывает молодой парень. Ведь ему едва исполнилось двадцать восемь. Двадцать восемь лет, и девять трупов! Как это возможно?!»
– А лично я всегда помнил отца. Детская память – штука преотличная. Мне ведь тогда одиннадцать лет было. Прикиньте! Какие детские впечатления. Отец мне сказал: «Пойди погуляй», а сам за ружье и в сарае закрылся. Потом – чпок, и привет. Нет, я все помню, ничего не забыл. Особенно когда ваша ментовская свора у нас в доме орудовала. Весь тот позор у меня на подкорке будто каленым железом выжгли! – Кузнецов переключился на события семнадцатилетней давности и стал в мельчайших деталях рассказывать про тот день, когда его отец вернулся из леса и принес золотые изделия, замотанные в старое верблюжье одеяло, а мать вскрикнула: «Откуда?» и остолбенела.