Б.С.) знали, какие мерзавцы со мною ездят и сколько на них приходится тратить нервов.
Погулял по Сатке, был на базаре. На прилавках почти ничего нет. Яблоки стоят 2 рубля штука, третьего сорта. Овощей никаких, кроме лука.
Городишко состоит из деревянных двухэтажных домишек, старых и ветхих, с обязательными огородиком или палисадничком. Особенно меня умилил полуразвалившийся домик на берегу речушки, которая летом, очевидно, пересыхает и превращается в ручеек. Позади лачуги расположился огородик, и на нем одно-единственное дерево рябины, на уже оголенных ветвях которой свисали многочисленные гроздья ягод, потерявших из-за заморозков свой яркий багряный цвет. Из домика вышла сгорбленная старушка, такая же дряхлая, как и ее жилище. Я подумал, что из этой рябины она могла наварить несколько килограммов варенья, но, увы, в городе — полное отсутствие сахара. Чем объяснить такое явление?
В центре городка разбит сквер, возвышается статуя Ленина. Из бывшего городского собора сделан какой-то склад. На центральную площадь выходят и здания почты, и телеграфа. Пыли в этом городке более чем достаточно.
Сегодня в общежитии, где мы живем, исправили водопровод. Пришел чинить его слесарь-белорус Володя, симпатичный 17-летний паренек, только что окончивший ремесленное училище. Рассказал, что родителей потерял во время войны, был в детдоме, затем в училище. Чудесные голубые глаза, белые зубы, льняные волосы. Хорошее, чистое выражение лица, на которое жизнь еще не наложила свои пошлые штампы. Не пьет, не курит, но уже гуляет с девушками. Природа берет свое, года через два жизнь начнет накладывать свой отпечаток. Жалко до слез, жалко.
Фабричный город, очень старый, пыльный, грязный, расположившийся в долине между гор Южного Урала. Улицы узкие, в большинстве своем неасфальтированные. Здесь я наиболее резко почувствовал осень 1955 года. Резкий ветер с какой-то озлобленностью срывал с деревьев побуревшие листья и гонял их по улицам и тротуарам. В лесах еще сохранилась листва, но в городе деревья стоят уже оголенные.
Вчера в Златоусте в Доме культуры «почтового ящика» я сделал сотый концерт.
Приехали утром поездом «Златоуст—Уфа». Состав подошел к перрону под проливным дождем. Пришлось немного обождать. Думал, что нас не встретят. Но тут же подъехал небольшой автобус. Сложнее обстояло дело с гостиничными номерами, поскольку согласно телеграмме нас ожидали к 8 ч. вечера.
Вчера вечером сидел в ресторане гостиницы с неким типом, которого смутно помню, по-моему, администратором из Мурманска, а сейчас он уже чтец — Розанов Александр Павлович. Он рассказал о судьбе Жени Златорунского. Перед своим арестом Златорунский работал директором ансамбля Северной песни и пляски, где худруком была Колотилова[49]. Оба ненавидели друг друга. Победила женщина, как обычно своей хитростью. Он растратил около 47 тысяч. Не успели собрать деньги. Скоро он должен освободиться, но ему будет запрещено заниматься театральной деятельностью.
Рассказал, чему я не особенно верю, что в Уфу приезжал Лемешев на четыре оперных спектакля. Сделал 4 аншлага, но пением публика осталась недовольна, а также его внешностью: облысел, растолстел, обрюзг. Пьет и бросается на любую. Своего рода сатириазис! Вот насчет сатириазиса я что-то не верю. А насчет внешности — очень даже рад, не одному мне стареть.
В Доме культуры соляного завода за кулисами было холодно. Петь не было никакого настроения. Голос все ж таки устает от таких переездов, плюс я не обедал. Впервые почувствовал головокружение, наверно, скоро буду отдавать концы.
После концерта подошли два летчика. Один попросил разрешения пожать мне руку. Он оказался югославом (сербом), который никогда меня раньше не слышал и знает лишь по пластинкам. Второй слушал меня во время войны.
При выходе из автобуса у меня опять закружилась голова. Я шел, шатаясь, что заметил уфимский администратор и предложил мне руку. Неужели это симптомы старости и смерти?! Сейчас схожу в одно место, почищу зубы, смажу нос и моментально спать. Спать, чтобы хоть во сне уйти от всех своих мыслей, несбыточных желаний. Публика на концерте (№101) была теплая, но я пел слабо. Голос сиплый, противный. Завтра, судя по закату, должна быть хорошая погода. Проверим свои познания по метеорологии.
Проснулся, ощущения головокружения нет. В горле пересохло. Очевидно, для закапывания в нос мне дали ментол без вазелинового масла.
Узнал, что все жильцы гостиницы по нашему коридору были на концерте.
17.05. Прошелся по городу, побрился с грехом пополам в парикмахерской, купил кольца к шторам и вернулся в гостиницу, где встретил то, что ожидал (очередной козинский секрет? — Б.С.)
По городу расклеены афиши, извещающие, что в к/т «Салават» состоятся выступления Петра Алейникова[50] и каких-то Елены Межерауп, Астрова, Бугрова, Ласточкиной и других. Мармонтов рассказывает, что Челябинская филармония Алейникова не приняла, отказалась от гастролей пьяных кинозвезд. Оказывается, Крючков тоже что-то натворил, и вот, памятуя это, директор филармонии Королев счел благоразумным не допускать подобных концертов.
В этом городе есть действующая церковь, которая в шестом часу утра и вечера трезвонит в свой колокол, призывая всех верующих к заутрене и вечерне. Как-то я сегодня спою?
23.21. Я был очень тронут, когда одна девушка преподнесла мне небольшой букет белых астр и робко попросила исполнить песню «Журавли». Публика принимала тепло, но я пел все-таки плохо. Сипел, хрипел, но допел.
Вчера «скрепя душу» зашел к Пименовым, пригласившим меня на его день рождения (32). Подарка ему я не собирался делать и решил подписать книгу Ф. Купера «Зверобой» — «чем бы говно не тешилось, лишь бы не воняло».
Перед утром видел сон. Будто бы я вхожу в автобус, который набит девочками-близнецами — детьми одной матери — маленькие башкирки с черненькими головками и глазками. Они уложены и лежат по всему автобусу вперемежку с куклами. Должно быть, для меня какое-то «диво», как говаривала наша старая нянька. Дивом можно будет считать, если я получу неожиданно звание, все остальное будет неудивительно. А самым лучшим дивом было бы для меня как можно скорее возвратиться в Магадан, чтобы отвязаться от этой компании, зловонной и тошнотворной в своей отсталости и ремесленничестве. Сегодня не слышал церковного звона, очевидно, крепко спал. Спать было несколько холодновато, потому что не топили печку. Расколотил нечаянно купленный термос. Мармонтов обещал отдать свой. Здесь, в Уфе, я пока термосов не замечал.
Приехали в город башкирской нефти («второе Баку»). По дороге я впервые видел полосы лесонасаждений, которые тянутся километрами, но шириной они не очень велики. Ишимбай — небольшой, но сумбурный городок. Непродуманная распланировка. Много асфальтированных улиц. Клуб им. Кирова, в котором будем работать, содержится в крайне неряшливом состоянии. Сцена страшно мелкая, освещение приличное. Чудесный рояль «Бехштейн» последних номеров (99 тысяч).
Газетные сообщения меня не только не удовлетворяют, но просто пугают. Очень серьезная передовая «Правды» от 13 окт. 1955 г. под заголовком «Куда идет Иран?». Иранское правительство приняло решение примкнуть к англо-турецко-иракско-пакистанскому военному союзу (Багдадский пакт). Американские и английские газеты приветствуют присоединение Ирана к этому пакту. Тот факт, что Иран вовлекается в военный блок, еще раз показывает всю фальшь в поведении некоторых держав, которые на словах выступают за сохранение «духа Женевы», а на деле сколачивают агрессивные военные блоки, втягивая в них другие страны. Действия этих держав означают, что они продолжают свою политику «холодной войны», направленную не на ослабление, а на усиление международной напряженности.
Ворошилов приглашает шахскую чету посетить Советский Союз. Шах принимает это приглашение, и в то же время его правительство решает присоединиться к Багдадскому пакту.
Тактичность в дипломатии — понятие относительное, и «Правда» не преминула напомнить, что бывший премьер-министр Англии У. Черчилль отмечает в своих мемуарах о Второй мировой войне, что «наша победа сохранила независимость Персии». Иначе говоря, если бы Иран вступил в войну на стороне Германии, Персия была бы советской! Но каждая страна и ее правительство несут ответственность, и, по-моему, никого не должно касаться, что делает Персия. Область невмешательства в чужие дела должна быть неприкосновенна. Пусть Иран катится по наклонной плоскости, это его дело. Если СССР не примирится с таким положением вещей, это также его личное дело.
Приехали из Салавата в пятом часу утра. Всю ночь ехали. На наше счастье, мост через р. Белую не был разведен, иначе пришлось бы сидеть на берегу до 7 ч. утра. Рядом с наплавным мостом строится постоянный — на цементных быках, который соединит Уфу автомобильным и гужевым транспортом с городами Стерлитамаком, Ишимбаем и Салаватом, а также с колхозами области, поля которых тянутся на необозримые глазом пространства. Сколько здесь должно рождаться хлеба! Жаль, что шоссе не содержится в исправном состоянии. Я никак не могу понять, почему организации, которым поручено следить за состоянием дорог, не содержат их в надлежащем порядке? Ведь негодная дорога удлиняет прогоны машин и портит их. Что же дороже и нужнее — быстрое передвижение исправных машин или плохая дорога и часто ремонтируемые автомобили? Где логика происходящего? И так всюду, где бы я ни был и где бы ни проезжал. Это не может быть политикой правительства! Это нерадивость и бесхозяйственность местных властей, наплевательское отношение организац