Еще год пролетел, канул в вечность. Следующий должен оказаться для меня переломным и, кажется, в лучшую сторону. Приобрел в магазине карту Алтайского края. Погода стоит очень холодная. Хотя это обычные рождественские морозы. В бригаде по-прежнему царит разлад. В отношениях между двумя парами появился холодок. Мой шахматный ход был правильным. Вчера после танца опять поругались между собой Деревягина и Фролов. Но я не обращаю на них никакого внимания. До предела вежлив и тактичен. Но никаких дружественных взаимоотношений с этой лживой, лицемерной четверкой. С остальными — нормальные, хорошие отношения.
Проснулся с отвратительным настроением. Для всех это день каких-то хотя бы мизерных надежд, а я перестал верить даже в факты, которые совершаются вокруг меня. Порой мне кажется, что происходящее — это только мираж, который вот-вот рассеется, лишь подует освежающий ветерок. К сожалению, даже ожидаемый ветерок тоже кажется обманным миражем, окутавшим весь земной шар. Я давно уже перестал чему-либо верить.
Холода стоят невероятные. В гостинице также очень холодно. Пришлось звонить в горисполком, просить помощи.
Сон видел с участием матери, опять меня о чем-то предупреждает.
Как бы мне хотелось сейчас работать на одном месте, чтобы я мог спокойно по вечерам трудиться над созданием вещей, которые уже давно вынашиваю в своем мозгу. Как я устал носиться по Советскому Союзу.
Вчера официально закончилась эта самая отвратительная за всю мою театральную жизнь гастрольная поездка. Боже, с какими же отвратительными людьми я ездил! До самой смерти не забуду эту поездку. Сколько она отняла нервов и голоса. Каждый концерт я сидел у себя в уборной как на иголках. И почти каждый концерт у балетной пары оканчивался скандалом между собой. А когда усаживались в автобус, нервы были напряжены от ожидания, как бы наши дамы не набросились с площадной бранью и манерами базарных торговок на постороннего пассажира. В поезде то же самое. В гостинице тоже. Это был какой-то кошмар.
Приехали утром 13 января. Сегодня Новый год по старому стилю. Ночью видел изумительный по своей фантастичности сон. Боюсь трактовать его как своего рода пророчество или какое-то указание на будущий год моей жизни.
Долго не писал. Сон о маме оказался пророческим. Не знаю, восстановится ли голос после кровоизлияния правой связки. Молчу с 18-го числа. Врач запретил громко разговаривать.
Приобрел радиоприемник «Октябрь» за 1300 рублей, распаковал магнитофон, научился записывать. Едем во Владивосток. В Магадане будем, очевидно, в марте месяце.
Завтра опять ненавистное мне «ПЕТЬ». Скорее бы добраться до Магадана. Обязательно пойду на прием к т. Абабкову[69] с просьбой о переводе меня на другую работу. В театре работать я не имею никакого желания и все время ездить тоже. Ради чего и ради кого я должен кочевать из города в город? Не те уже годы и голос. Я невыносимо устал.
Пришла Пименова и попросила, чтобы я не занимал ее в концерте как солистку. Я, опять следуя своей тактике, согласился на это.
Концерт провел плохо, без настроения. Голос кажется противно звучащим. Как буду выступать во Владивостоке, не представляю. Завтра концерт в клубе строителей, и завтра же пойдет второй месяц нового года. Уже январь канул в вечность. Сегодня концерт в клубе им. Баранова записывали на магнитофонную пленку. Магнитофон такого же выпуска, как и у меня. Выезжаем из Комсомольска 4-го утром и прибываем в Хабаровск в 6 ч. вечера, а ночью едем во Владивосток. Мармонтов почему-то едет прямо из Комсомольска. К чему? Зачем, не понимаю. Почему мы так же не можем ехать? А в общем, они мне все так надоели, что я еле-еле сдерживаю себя. Во Владивостоке я окончательно угроблю себя из-за состояния своих голосовых связок.
Я подобен Вечному Жиду или Агасферу. Меня носит по всему Советскому Союзу. Скитаюсь и не имею спокойного пристанища.
Сон: какой-то пароход. Сперва сижу под брезентом, вылезаю из-под него, кругом свободные места сидений в грязи. Схожу с парохода, на пристани сидят женщины с капустой, помидорами, огурцами (вчера заходил в гастроном). Отхожу в сторонку и начинаю пересчитывать толстую пачку сторублевок, никак не могу сосчитать до десяти, все время сбиваюсь, а, судя по толщине пачки, должна быть солидная сумма. Кто-то подходит ко мне, я прячу деньги и продолжаю пересчитывать их в кармане. Затем я переношусь на какой-то пустырь, и в голове у меня мелькает мысль на время закопать деньги в землю. Начинаю рыть железной лопатой яму. Под тонким слоем чернозема показывается желтая мокрая, вязкая глина. Копаю дальше и вдруг вижу выступающую нефть. Видя бесцельность своей попытки спрятать деньги, я... просыпаюсь и остаюсь при своих полутора тысячах рублей...
Вспоминаю, что в далеком детстве было много разговоров о духах, ретиво действовавших в пустых домах и квартирах. В старом Петербурге существовал целый район, именуемый Песками, где царили эти духи, все было отдано им на откуп. Можно выразиться и так: «Дух духов господствовал в Петербурге на Песках».
Сейчас весь мир носится с так называемым «духом Женевы». Этот «дух» склоняют на все лады и всячески трактуют. А он никак не хочет появиться перед жаждущим его человечеством, подобно старым петербургским духам. Остается предположить, что ни того ни другого не существует, они созданы человеческим воображением, страстно мечтающем о спокойном существовании на земле.
В этом городе я не был 16 лет.
Слушал на средних волнах какую-то станцию, передававшую немецкую песенку-вальс «Домино». Меня беспокоит, что этот миниатюрный приемник очень нагревается из-за больших ламп.
Записки мои подходят к концу. Уже февраль месяц, затем наступит весна. Что она мне принесет? Действительно весну или смерть? Около года писались эти записки, кому они достанутся? Мысль о смерти как закономерном явлении моего возраста начинает становиться главенствующей. Разговоры о моей реабилитации покамест ничем не подкреплены. Странно, почему Владивостокское отделение МВД сообщило об этом краевому Управлению культуры, а в Магадане полное молчание?
Вчера Кабалов на концерт не явился, но часа за два-три до начала его сестра, очевидно, проживающая во Владивостоке, передала по телефону, что Михаил Иванович болен. Сегодня он пришел с повинной головой. Я не могу смотреть на него без омерзения. После всех его клятв и уверений выкинуть такой фортель, сделать прогул!
Я загорелся желанием приобрести приемник «Телефункен». Неужели не удастся осуществиться моей мечте? Есть еще какой-то приемник «Штерн», но лучше купить первый, потому что лампы для него легче достать. Изменился ли Владивосток за мое 16-летнее отсутствие в нем? И да, и нет. Есть плюсы и минусы. Гостиница «Челюскин» стала несколько чистоплотнее, но как и раньше ее ресторан на ремонте, отсутствует киоск «Союзпечати», нет парикмахерской.
В универмаге особо выдающегося ничего нет. Толчея невообразимая. Все чего-то высматривают, покупают. Я пришел в восторг от китайских ковров, выделанных по типу французских. Особенно очарователен один, изумрудного цвета, рисунок — листья.
Надобно собираться в лечебницу, потом к этому полковнику... зачем? к чему? Неужели какое-нибудь поручение? Я чего-то страшно устал. Мне хочется перед своей смертью немного тихо пожить одному в своей комнате и ни с кем не разговаривать. Но как мне противно петь. Один Бог знает. Противно и физически трудно.
Настроение настолько отвратное, что порою я готов повеситься. Голос словно чужой и так звучит, что иногда хочется уйти со сцены, не закончив концерта. Какой я безвольный и безмозглый. Испортить себе в отношении будущей работы такой город и ради кого? Ради Магаданского театра, вернее, ради этого осиного гнезда, именуемого «актерским коллективом». Я совершенно уверен, что этими концертами окончательно угроблю жалкие остатки своего голоса. Мое лечение, кажется, кроме непоправимого вреда, ничего не принесет. Надобно делать вливание, а не подогревание.
Все удивлены тому, что я безразлично воспринимаю якобы пришедшую мне реабилитацию[70]. Если она даже и имеется в наличии, то это настолько поздно, что для меня не играет никакой роли. Скорее я воспринимаю это как своего рода более изощренное наказание. Что я и выскажу, если узнаю, что это амнистия, а не реабилитация. Мне прощения не надобно, меня устроит извинение за преступления, которые творил Берия. Я явился одной из миллионных его жертв. Я, у которого отняли самый лучший десяток лет жизни, тот период, который является расцветом творческих сил каждого человека. Мерзавец! Вот за это надобно принести извинение, хотя и оно уже ничего не дает.
Сегодня посчитал, сколько мне остается получить денег за всю поездку. Не так уж много, как будут говорить досужие языки, любящие заглядывать в чужой карман. Пересчитывать не буду, сколько останется, тем и буду доволен. Правда, придется по приезде экономить, ну, ничего не поделаешь.
Вчерашний концерт меня никак не удовлетворил, и я думаю, что народ в Матросский клуб не пойдет. Слишком далеко и неудобно добираться. А клуб большой, на 800 мест.