По поводу Райкина у меня имеется свое собственное мнение. Я его просто не люблю, как не терплю Русланову. Я этого никому не высказываю, потому что это тенденциозно.
У самого Нестерова изменился профиль работы, он сейчас работает в жанре Валентина Кавецкого[10] и его детей. Хочет с этим номером проехаться вновь по Колыме. Мой долг ему в этом помочь. Он здесь в Хабаровске будет просматриваться.
Через час зашла Валентина Николаевна, которая еще не уехала в Находку. Поговорили с ней. У Щегловых[11] все в порядке. Алла Николаевна получила посылки. У них имеется мой портрет в красках, откуда? Не ведаю! Заходил еще кто-то, кажется, магаданец.
Сходил в ресторан, где застал Тернера. Съел порцию жареного угря и запил его бокалом белого вина (оно было бы несколько вкуснее, если бы его охладили). Столики все были заняты приезжими колымчанами. Пьют люди, как будто больше делать нечего. Тернер рассказал, что Слюзко[12] уволил Писарева за отказ ехать на трассу. Тут, конечно, все подогнано, чтобы было можно менее шумно привлечь к ответственности и арестовать. Я более чем уверен, что несчастный сядет, несмотря на свой партбилет. Только бы ему не взбрело в голову ехать в Хабаровск Здесь он попадется как «кура в щи». Завтра надо будет предупредить его телеграммой. Жалко все ж таки человека.
По радио передают концерт Катульской[13]. Как всё это беззубо, старчески бессильно. Все как будто на месте, но нет огня молодости, силы зрелости и расцвета творческих сил. Все в прошлом. Вот отчего мне не хочется петь!
Утром зашли к директору Хабаровской филармонии, которая помещается в здании драматического театра в самом верхнем этаже. После филармонии, взяв такси и заехав за Крючковым[14] в гостиницу, что на ул. Маркса, — он уже ждал внизу с певицей Павлиной Степановой, мы поехали к врачу-лярингологу в военный госпиталь. Врач, осмотрев мои связки, ничего не нашел и сказал, что все в порядке. Задер[15] бы смеялся гомерическим хохотом, если бы узнал о диагнозе этого знатока-ляринголога. Приняв сеанс щелочной и масляной ингаляции и выйдя из госпиталя, я набрел на военный универмаг. Там имеются чудесные шарфы (80 р.), рубашки для летчиков по 72 рубля, брюки навыпуск. Нужно только не забыть выслать Алле Николаевне деньги за квартиру.
Что за отвратительная погода! Пасмурно, временами с неба сыплется дождь. Сыро, но тепло, получается какая-то оранжерея.
Крючков, конечно, охрип оттого, что курит и, очевидно, выпивает. Хотя он громогласно заявил, что по окончании гастролей, сев в самолет, на обратном пути он выпьет так, что небу жарко станет. От всего этого веет какой-то несолидностью, упоением от созданной ему кинематографической славы. Ну, хватит о нем. Хотя он приглашал меня к себе, говорил со мной на «ты» в покровительственно-дружеском тоне, но я к нему не пойду, мы друг другу не пара, мы разного поля ягоды. Лишь бы у меня звучал голос. Но я боюсь, что звучать он не будет. Прошло то время.
Вчера смотрел «Лебединое озеро» в исполнении Гостеатра Бурят-Монгольской республики. Сидел в 5-м ряду с Белозерской и Кабаловым. Увертюру оркестр сыграл неуверенно и без всяких нюансов. Декорации первого акта — бедны. Сцена ДОСА для балета мала. Танцы поставлены слабо. Мало балерин-буряток. Зато мужчины все бурят-монголы со стройными, но тонкими ногами. Лица их широки, скуласты и в профиль напоминают головы египетских фараонов. Кордебалет танцевал неточно, вяло, апатично, точно отбывал воинскую повинность.
Утром Белозерская уехала в Находку. Просила меня не покупать никаких книг, все они будут в Магадане. Я попросил ее, чтобы Алла Николаевна пока ничего не делала с комнатой, мне самому будет приятнее ремонтировать.
Сегодня ночью мы выезжаем в Советскую Гавань, через Комсомольск Этим же поездом в Комсомольск выезжает группа Крючкова.
Только сегодня узнал, что Шульгин[16], будучи проездом в Москву, встретился в ресторане с И. Фроловым. Там они разговаривали или пытались заигрывать с какими-то девушками. Такое же поползновение имел приехавший из Магадана прокурор. Фролов, раздосадованный лишним соперником, бросил прокурору реплику: «Вы что это заглядываетесь на молодых девушек? Тот возмутился: «Вы в своем уме?!» Фролов что-то ответил. В общем, вышла перебранка. Дело грозит вылиться в скандал. Прокурор заявил Мармонтову о безобразном поведении артистов Фролова и Пименова. Фролов, считая себя маловиноватым, решил попросить Мармонтова пригласить этого прокурора и обоюдно объясниться. Прокурор отказался, мотивируя тем, что сейчас ему заниматься этим некогда, но что по приезде в Магадан он возобновит дело, тем более что за Фроловым уже давно следят, что он и его жена совместно с Пименовыми устроили пьянку в номере, чем вызвали жалобы постояльцев гостиницы. Во всяком случае, эта неприятность ложится пятном на всю нашу бригаду. Теперь этот прокурор может предложить органам организовать за нами наблюдение, а это означает, что каждый шаг любого члена группы можно истолковывать тенденциозно.
Как хорошо, что все это не связано с моим именем. Откровенно говоря, у меня не лежит душа ни к той, ни к другой паре. Они держатся в обществе не так, как полагается уважающим себя актерам. Степень их общей культуры ничтожна, поэтому мне с ними скучно. Поговорить не о чем и не о ком..
Спал очень прилично. Сейчас мы уже переправились через Амур на пароме, забравшем целый пассажирский состав. К нашему поезду прицеплен так называемый «столыпинский вагон» с заключенными. Их, видимо, направляют в Магадан через порт Ванино. Вчера на хабаровском перроне встретились три концертные группы: Крючкова, Нечаева и наша. Крючков едет в Комсомольск, Нечаев — во Владивосток, мы — в Совгавань.
Железнодорожный путь проходит через тайгу. Деревья разных пород растут почти вплотную друг к другу. Земля заросла сочной травой. Мелькают кусты жасмина, заросли цветущей малины, кустарники рябины. Часто тайгу сменяют пустыри или «лысины» — места, где были пожары, черные остатки пней, причудливые корни, которые придают им вид фантастических пауков. Ярко-рыжие ели, высохшие и уже мертвые, перемежаются с выправившимися березками, контрастирующими зеленой листвой на фоне медно-красных елок. В отличие от Колымы, сопки здесь покрыты деревьями.
Меня начинает терзать тяжелое подозрение, кто же, в конце концов, «задерживает»[17] меня: Москва или Магадан? Если Магадан, тогда придется писать все откровенно Хрущеву. Борьба пойдет в открытую. Вообще после окончания поездки я напишу честное, откровенное, может быть, резкое письмо на имя Хрущева.
Концерт вчера прошел в целом хорошо. Относительно себя убеждаюсь, что пора прекращать петь. Голос нечистый, сипит, несмыкание продолжается. Боже мой, какой я все-таки идиот, что согласился на такую рискованную для моей сценической репутации авантюру. Самое страшное, что я не ощущаю в себе душевного спокойствия и удовлетворения.
Я проезжаю почти новыми для меня местами и городами, в которых не был 15—20 лет. Думал, что я буду спокойно работать и записывать свои впечатления, чтобы из пережитого и прочувствованного создать... но, увы, все идет не так, как надо. Дни переполнены мелкими досадами.
Клуб в Совгавани внешне напоминает элеватор или электростанцию. Зал более-менее приличный, 22 ряда по 23 кресла. Сцена небольшая, с неправильно (с театральной точки зрения) повешенными бархатными кулисами. Пианино Тернеру пришлось подстраивать. Во время концерта было так жарко, то я ушел буквально мокрый, рубашку можно было выжимать. Публика пришла большей частью штатская, моряков мало. Принимали хорошо, но весь этот успех шел за счет моего прошлого.
В магазине купил верхнюю рубашку с короткими рукавами, за 44 рубля, кремового цвета. Как я сегодня спою два концерта, не представляю. И все-таки двух аншлагов не будет, а затем это просто несолидно!
Сегодня отдыхаем.
Погода по-прежнему действует мне на нервы. Так же на меня действует и уж очень низкий уровень культуры наших артистов. Я все время пытаюсь понять, отчего это происходит. Смысл всех их разговоров в конечном счете сводится к похабщине, двусмысленности, анекдоту. Такая «тема» их удовлетворяет и одинаково интересна и мужчинам, и женщинам. При всем моем, как все считают, «глубоком моральном падении» мне никогда не придет в голову сказать в компании нечто подобное, от их разговоров мне, человеку 50 лет, делается как-то совестно и тошнотворно. А эти люди — мужья и жены — считаются не нарушающими норм общественной морали. Черт бы побрал такую мораль и этику! Это настоящее ханжество и лицемерие, которое приведет в конечном итоге к упадку и вырождению личности. Нет, как можно подальше держаться от них, как можно меньше точек соприкосновения с ними.
Сходили с Тернером в гастроном, где я достал три банки кофе с молоком и сахаром. Чувствую себя после двух концертов сносно. Мне было страшно смешно, когда хабаровский администратор по Совгавани т. Каштелян совершенно искренне удивлялся, что Козина принимают лучше, чем Крючкова, что Козину кричали «бис», а Крючкову нет. Сегодня у нас день отдыха. Тернер показал магазин, в котором видел коричневые фетровые шляпы. Если подойдет, куплю. Но магазин сегодня выходной.