С первого допроса он рассказал всю правду. Он ничего не скрывал, не изворачивался, он даже признал, что, решившись на перелет в СССР без визы, он знал, что нарушает советские законы и понесет за это законную ответственность.
— О, я знал, что у вас есть такая статья — номер 59, пункт три и «д», я выучил эту статью наизусть и готов по ней отвечать. Но английский юрист, знающий ваши законы, сказал мне, что у вас есть еще одна статья, под номером 51, и что эта статья может смягчить первую, о, да… Я думаю, гражданин следователь, что эта вторая статья как нельзя лучше подойдет для Брайана Монтегю Гровера, потому что я честный человек и честно люблю Елена… О, да!..
Так началось это дело, прошумевшее на весь мир. 23 ноября 1938 года английские газеты сообщили, что консерватор Кейзер намерен сделать в палате общин запрос Чемберлену в связи с этим делом. 26 ноября агентство Рейтер уведомило человечество, что такой запрос был сделан и Чемберлен заверил палату, что английский поверенный в Москве запросил советские власти о судьбе Гровера.
Гитлеровская пресса в те дни начала печатать сенсационные статьи о том, что Гроверу угрожает смертная казнь, «ибо коммунисты не в состоянии понять, что такое любовь. Разве мы не знаем, что в СССР любят только по путевкам, выдаваемым месткомами? Как могут там понять Гровера и его поистине шекспировское чувство? Нет, красная Москва — это не убежище для современных Ромео и Джульетты!»
Известный английский юрист в те же дни писал в одной из крупнейших лондонских газет:
«Да, Москва имеет правовые основания для того, чтобы осудить Брайана Гровера. Любовь и закон — какая старая и вечно живая проблема!… Закон и трепещущее, горячее и столь любящее сердце!… Не дрогнет ли при виде этого трагического конфликта и сердце самого холодного судьи?.. Мы далеки от мысли, что суд над Гровером превратится в расправу. С большим оптимизмом ожидаем мы этого суда!..»
Оптимизм старого английского юриста оправдался. 31 декабря 1938 года Московский городской суд рассматривал дело Гровера. Почти все дипломаты приехали в суд, чтобы присутствовать при рассмотрении дела «по обвинению Брайана Монтегю Гровера, гражданина Великобритании, 1901 года рождения, уроженца города Фолкстона, в преступлении, предусмотренном статьей 59-Зд Уголовного Кодекса РСФСР». Приехали дипломаты с моноклями и их жены с лорнетами, приехали английские, американские, французские и другие корреспонденты. Маленький зал городского суда был набит до отказа.
Суд длился три часа. Потом, внимательно выслушав подсудимого и его адвоката, судьи удалились на совещание. Зал гудел. Никто не уезжал до оглашения приговора. Брайан Гровер, только что рассказавший советским судьям о том, как он полюбил русскую женщину и как она полюбила его, сказал в своем последнем слове подсудимого так:
— Я рассказал вам, господа судьи, всю правду. Свое последнее слово я хочу говорить по-русски, хотя имею переводчика. Я хочу этого потому, что полюбил вашу страну, ваш народ. Я несколько лет прожил в России, я работал вместе с русскими и вместе с ними отдыхал. В океане вашего труда есть и моя маленькая капля, и Брайан Гровер позволил себе сказать, что он этим горд, о да! Да, я работал, смеялся и пел с русскими людьми и считаю для себя честью породниться с таким народом…
И вот судьи совещаются, а зал гудит. И Гровер сидит в ожидании приговора и думает о том, что ему не страшно, что его не могли не понять эти простые русские люди, которые вот в эти минуты решают его судьбу, и что если бы все вопросы в мире решались вот такими простыми английскими, русскими, американскими, немецкими людьми, то вообще никому, нигде, и никогда не было бы страшно…
Потом раздался звонок, и судьи вышли из совещательной комнаты. Председатель огласил приговор. Да, Брайан Гровер нарушил советскую границу и незаконно прилетел в СССР. Да, он признается в этом виновным и осуждается по ст. 59-Зд УК РСФСР.
— Однако суд, — продолжал председатель, — не может пройти мимо мотивов, по которым подсудимый совершил это преступление. Суд считает установленным, что подсудимый искренне и горячо полюбил советскую женщину, ответившую ему взаимностью. Их чувство выдержало испытание разлукой и временем и потому достойно уважения. Это чувство и явилось причиной, по которой подсудимый незаконно прилетел в СССР. Поэтому, руководствуясь статьей 51 Уголовного Кодекса, суд приговаривает Брайана Гровера к одному месяцу тюремного заключения с заменой штрафом в размере полутора тысяч рублей…
Громом аплодисментов встретил зал этот приговор. В вечер того же дня аплодировала и вся Англия, узнав о нем по радио и из выпусков вечерних газет.
Опять зашумели газеты всего мира. 6 января 1939 года английская газета «Дейли телеграф энд Морнинг пост» писала: «Мораль всей этой истории такова: советская власть может быть очень человечной».
3 января 1939 года Брайан Гровер и его жена Елена Петровна, также получившая соответствующие визы, уехали в Лондон. Там Гровера осадили корреспонденты, и он сделал такое заявление:
«Судебный процесс, назначенный ввиду моего незаконного перелета через границу СССР, происходил в условиях полной откровенности и справедливости».
Рассказ об этом деле (он был опубликован в 1958 г.) я, не зная дальнейшей судьбы его героев, заканчивал такими словами:
«Так кончилось это дело. Семнадцать лет прошло с тех пор. Мне ничего не известно о судьбе мистера Гровера, его жены и даже, может быть, их детей. Но я хорошо помню их лица, их встречу, их взволнованный и счастливый шепот, всю историю их любви.
Мне остается добавить, как криминалисту, что любовь этих двух людей, будучи уже установлена судебным приговором, вступившим в законную силу, поскольку подсудимый его не кассировал, должна тем самым рассматриваться, как доказанная бесспорно, окончательно и навсегда…
Вот почему я от всего сердца желаю счастья и мистеру Брайану Монтегю Гроверу и его жене, и их детям, которые, принимая во внимание настойчивость и добрую волю обоих сторон, не могут у них не быть…»
Рассказ был переведен и опубликован за границей, в ряде стран, в том числе в Англии и в США. Я получил много читательских писем, и все они содержали один вопрос: какова судьба мистера Гровера и его жены?
Признаться, этот вопрос интересовал и меня. И лишь недавно мне удалось получить на него ответ. Сестра Елены Петровны — Анна Петровна, проживающая в Ленинграде, любезно сообщила в ответ на мое письмо, что Гровер и его жена живы и здоровы. У них действительно двое сыновей. Они живут в Южно-Африканском Союзе, так как Гровер не смог в Лондоне получить работу по специальности и стал фермером. Анна Петровна прислала мне и фотографию семьи Гровер — на ней изображены и они, и их сыновья…
Анна Петровна мне также пишет, что она в свое время переслала им тот номер журнала «Новый мир», в котором был опубликован рассказ об их любви, и они ответили, что довольны этим рассказом. Нужно ли говорить, что и я, как автор, доволен тем, что мои герои довольны автором?
Наконец, Анна Петровна сообщила мне еще одну любопытную деталь: после того как мой рассказ был опубликован за границей, из США к Гроверам прилетели американские кинематографисты, снимавшие всю семью и, видимо, решившие создать фильм по мотивам этого рассказа с его невыдуманной фабулой. Об этом Анна Петровна узнала из писем сестры…
Таким образом, теперь я имею возможность ответить на многие письма моих читателей, справлявшихся о семье Гровера. Более 20 лет прошло с тех пор, как Гровер незаконно появился в советском небе. Закон есть закон, и его судили по закону.
Да, смысл и дух советского закона состоит в том, что он строго охраняет интересы советского народа, нашего государства, стоит на страже его безопасности и чести. Но, если нарушение закона не связано с покушением на безопасность и честь нашего государства, если оно, как это было с Гровером, происходит по мотивам, достойным уважения, то наш закон оказывается самым гуманным, самым милостивым, самым чутким в истории человеческого правосудия.
Если же закон нарушается по преступным и подлым мотивам, из враждебных нашему народу целей, если непрошеные гости появляются в советском небе, оскорбляя нашу честь и покушаясь на наши народные интересы, — наш закон сможет постоять и за советское небо, и за советскую землю, и за честь и достоинство нашей великой страны…
— Встать, суд идет! — произнес, в соответствии с установленной формулой, судебный комендант Верховного Суда СССР в момент, когда начался судебный процесс над Пауэрсом.
— Суд идет! — произнес он на заключительном судебном заседании, когда судьи вышли для оглашения приговора.
Суд над Пауэрсом закончился. Но суд еще идет!.. Идет суд над преступными поджигателями войны, над провокаторами и колонизаторами, идет суд над империализмом…
Вся совесть мира, сотни миллионов людей во всем свете, в том числе и в самой Америке, и в Западной Германии, и в Европе, и в Азии, и в Африке судят в наши дни кровавый империализм и его попытки развязать новую мировую войну.
Когда в Кубе и во всех странах Южной Америки кричат: «Куба — да! Янки — нет!» — это тоже идет суд!..
Когда одна за другой сбрасывают с себя оковы империализма страны Африки и Азии, борющиеся за свою свободу и независимость — это тоже идет суд!…
Когда остановилась Пенсильванская железная дорога — крупнейшая магистраль США, — все рабочие которой объявили забастовку, — это тоже идет суд!..
Когда народ Японии не позволил Эйзенхауэру приехать и заставил его повернуть обратно — это тоже идет суд!..
Да, суд идет!.. Великий, справедливый, неотвратимый суд истории…
Внимание. Говорят документы!.
Помнится, в Нюрнберге, на процессе главных немецких военных преступников, был один незабываемый день. В судебном зале погасили свет — только скамья подсудимых была чуть подсвечена синими лампочками, чтобы можно было видеть лица сидящих, — и на большом экране начали давать показания не совсем обычные свидетели — кадры немецкой кинохроники за последние 12 лет.