ебоскрёба. Он и не знал, что проложил путь смерти. Следующих владелиц «Глаза Брахмы» – Надежду Орлову и Леонилу Галицыну-Бариатински – постигла подобная участь. Они тоже распрощались с жизнью, бросившись с крыш зданий. Чтобы закрыть кровавую дорогу, бриллиант распилили на три части, и с чередой смертей было покончено. Галя подумала, что это неплохой выход из положения. Если она отнесёт кольцо ювелиру и попросит распилить его, только не на три, а, скажем, на двадцать частей, – разве это не выход из положения? Правда, возникал вопрос: что делать с этими частями? А вот их с чистой совестью можно бросить в море. Каждая по отдельности не представляет никакой ценности. Придумав решение проблемы, Галя улеглась в постель и заснула беспокойным сном.
Часть 6Москва, 1977
Глава 1
Виктор Сарчук, сияющий, как самовар, влетел в кабинет Петрушевского. Казалось, молодой человек светился изнутри, и хмурое лицо следователя озарила улыбка.
– Вижу, ты с хорошей вестью, – он подмигнул оперативнику. – Давай рассказывай, пока не расплавился.
– Чайку нальёшь – расскажу, – пообещал капитан.
– Да налью, куда денусь, – Анатолий плеснул в кружку кипятку из банки. – Тебе повезло. Только кипятильник вынул. И печенье хорошее у меня есть. И конфетки, правда, не шоколадные, а соевые, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.
– Сойдёт, – Сарчук взял конфету из сахарницы с треснувшим боком. Он вдруг подумал, как соскучился по шоколаду, по настоящему, чёрному или коричневому, который в детстве поглощал в огромных количествах. Мама работала в продуктовом магазине и каждый день приносила домой по сто граммов разных конфет. В результате Витя перепробовал всё, но предпочтение отдавал «Белочке». Ему нравилось сосать конфету до тех пор, пока не растворится шоколад и на зубах не захрустит молотый фундук. Вот тогда он наслаждался вкусом ореха. Где ж ты теперь, его любимая «Белочка»?
– Вспоминаешь шоколадные? – от следователя, как всегда, ничего нельзя было скрыть. Впрочем, он неожиданно выдал секрет своей проницательности. – Я сам об этом подумал. Вспомнил, как отец иногда привозил из командировки «Ассорти». Вкуснятина. Ну, не будем о грустном. Вот эти, соевые «Лимонные», очень даже ничего. Рекомендую. Он добавил в кружку заварку из синего в золотых крапинках чайника и придвинул ему сахарницу:
– Не стесняйся.
– Да я не стесняюсь, – Савчук сунул в рот конфету и запил чаем. – Действительно, вкусная. Однако я к тебе не чаи гонять пришел. Только что мне звонил Марк Левинсон, приёмщик скупки на Тверской.
Анатолий отодвинул чашку:
– Неужели сработало? Давай дальше, не томи душу.
– Сегодня в девять часов к нему зашёл молодой парень и отдал на реализацию серьгу с бриллиантом, в которой ювелир опознал вещь из гарнитура «Вдовьи слёзы», принадлежавшего Нонне Борисовне, – выпалил оперативник. – Старик попросил молодого человека погулять с часик, – дескать, он соберёт деньги, а сам кинулся звонить нам. И, несмотря на то, что у нас с тобой много времени, я бы советовал поторопиться, – радостно закончил Виктор.
Анатолий сделал большой глоток чая и поморщился: кипяток обжёг ему горло. Он с остервенением отставил чашку, пролив напиток на лист белой бумаги, служивший ему скатертью. Желтоватое пятно медленно поползло к документам.
– Чёрт! – выругался Петрушевский и, достав салфетку, аккуратно промокнул жидкость. – Кажется, полировка останется целой, – привычным жестом он потрогал нос и повернулся к Сарчуку: – Что же ты сидишь как истукан? Поехали.
Они словно по команде встали и направились к выходу, где их поджидал Вадим на своих «жигулях», почти всегда заменявших служебную машину.
– Ох, чует моё сердце, – запел Сарчук, уютно разместившись в салоне, – возьмём мы голубчика без шума и пыли. Это факт.
– «Факт», – передразнил его Петрушевский. – Лучше не каркай. Что, если преступник опытный? Тогда проблем с ним не оберёшься.
– Надейтесь на лучшее, – подал голос водитель. – Может, он и опытный, да и вы не промах. Недаром вас считают лучшей командой. И я чем могу подсоблю.
Машина подъехала к скупке. Возле магазина, располагавшегося на первом этаже старинного здания, никого не было.
– Это нам на руку, – заключил Анатолий. – Слушай, Вадик, подожди нас с Сарчуком где-нибудь поодаль, хотя бы за тем деревом. Преступнику может показаться странным, что к скупщику прибыли сразу три человека. Ещё, чего доброго, побоится заходить.
– Слушаюсь, товарищ начальник, – Вадик включил зажигание, а Виктор и Анатолий открыли скрипучую дверь. Так называемый ломбард представлял собой маленькую комнатёнку, тускло освещённую крошечной лампочкой. Пожилой еврей с крючковатым носом сидел за конторкой и рассматривал кольцо в огромную лупу.
– Доброе утро, Марк Израилевич, – проговорил Петрушевский. Он прекрасно знал этого человека. Милиция привлекала всех работников скупок, которые часто помогали в поимке преступников. Марк Израилевич не был исключением. Еврей оторвался от созерцания драгоценности и взглянул на вошедших. Его худое, обросшее седой щетиной лицо озарилось улыбкой, которую даже с натяжкой нельзя было назвать доброжелательной – скорее, покорной.
– О, товарищ начальник, наше вам с кисточкой! Быстренько же вы приехали!
– По-моему, мы всегда славились оперативностью, – парировал Петрушевский. – Но давайте сейчас не о нас. Лучше расскажите, что за фрукт сдал вам серьгу из гарнитура Поляковой. Пожилой? Средних лет?
Левинсон покачал дынеобразной головой:
– О нет, товарищ начальник, совсем молодой парнишка, прилично одетый. Он не произвёл на меня впечатление преступника. Скорее, студент, которому вдруг понадобились деньги.
– Может быть, он и студент, – согласился следователь, – только не из приличных, это уж точно. Вы поинтересовались, где он взял драгоценность и почему серьга всего одна?
Еврей хитро подмигнул:
– Чтобы старый Марк да этого не сделал? Вы же прекрасно понимаете, товарищ начальник, что мне не нужны неприятности. Разумеется, я спросил парнишку, откуда такое сокровище. Угадаете, что он ответил? – чёрные глазки светились ехидством.
– А тут и угадывать нечего, – встрял Сарчук. – Ваш студент заявил: дескать, это память о покойной бабушке, а почему серёжка всего одна – он и ведать не ведает. Мол, до сегодняшнего дня в деньгах не нуждался и наследство старушки в глаза не видел. А теперь вот денежки понадобились. Влез он в бабушкин сундук – а там всего одна серьга.
Марк Израилевич захлопал в ладоши:
– Таки да, так всё и было. Вам бы, Виктор, книги писать. У вас так хорошо работает фантазия.
– А это не фантазия, – буркнул Сарчук и почесал белобрысый чуб. – Это правда жизни. Редко когда преступник, стараясь сбыть краденое, придумывает другую историю. Эта им кажется самой правдоподобной.
– Возможно, возможно, – Левинсон взглянул на огромные старинные часы. – Как бы то ни было, через десять минут вам предстоит с ним познакомиться. Я бы рекомендовал вам, – обратился он к Анатолию, – спрятаться в моей бытовке. Ну а вам, – Марк Израилевич кивнул Виктору, – подождать на улице и быть порасторопней. Что-то подсказывает мне, что парень занимается спортом, и серьёзно.
– Обижаете, – хмыкнул Сарчук. – Это для нас не помеха. Мы и спортсменов брали.
Скупщик развёл руками, длинными и худыми, и стал похож на ветряную мельницу.
– Это ваше право, товарищи сыщики.
– Делай так, как он говорит, – бросил следователь коллеге. – Жди нас на улице.
Анатолий на практике убедился, что работники скупок и ювелирных магазинов – довольно наблюдательный народ. А как же иначе? Их обязывала профессия. Рискуя быть обманутыми и понести убытки, за которые самим пришлось бы расплачиваться, они приглядывались к клиентам и далеко не с каждым имели дело, какую бы выгоду им ни сулили. Вот почему, отправив Сарчука на улицу, Петрушевский засел в крохотной бытовке, прикрыв нос платком, чтобы не чихать от пыли. От жары пот лил с него ручьями, и следователь уповал лишь на одно: преступнику очень нужны деньги, и он не станет опаздывать. Чутьё и на этот раз не подвело Петрушевского. Минут через пять он услышал, как скрипнула входная дверь и раздался зычный голос вошедшего:
– Ну что, дед, приготовил деньги?
– Повторите ещё раз, сколько вы хотите за вашу серёжку? – хитро поинтересовался Марк Израилевич. Анатолий понял, что вопрос звучал для него. Старый скупщик намекал, что долгожданный гость прибыл.
– Ты что, дед, совсем ума лишился? – парень грубо выругался. – Зачем меня час мариновал, если не искал для меня деньги?
Левинсон что-то сказал, словно оправдываясь, но этого Петрушевский уже не слышал. Он быстро выскочил из бытовки и ткнул изумлённому клиенту, высокому накачанному парню в старых спортивных штанах с вытянутыми коленками и футболке, которая когда-то была белой, а теперь приняла сероватый оттенок, удостоверение:
– Милиция. Предъявите ваши документы.
И тут произошло то, о чём предупреждал Марк Израилевич. Парень толкнул Петрушевского с такой силой, что тот отлетел в другой конец комнаты и сильно ударился о стенку, но, на своё счастье, сознания не потерял и, превозмогая боль, поднялся на негнущиеся ноги:
– А ну стоять!
Преступник и не думал выполнять приказ. Стукнув ногой по входной двери, он вылетел из неё, угодив прямо в объятия Сарчука.
– Куда торопимся? – спросил Виктор и получил удар по лицу, который на мгновение оглушил его.
– Ребята, уйдёт! – услышал он голос Козлова, подъезжавшего к нему на машине. – За ним!
Анатолий и Виктор вскочили в салон, и «жигули» погнали за убегавшим парнем. Он вдруг резко перемахнул через чугунные ограждения и побежал к скверу.
– О чёрт, объезжать придётся! – процедил Вадим. – Ребята, вылезайте. Постарайтесь его не упустить, а я через пару минут к вам подскочу.
Ничего не говоря, оперативник и следователь вылезли из салона и, сиганув через чугунную ограду не хуже легкоатлетов, сами рванули к скверу. Они почти потеряли парня из виду. Он мчался с хорошей скоростью, по-спринтерски преодолевая препятствия, и коллеги, уже начиная задыхаться, подумали, что Левинсон прав: это спортсмен.