– Ниночка, я безумно люблю вас! Будьте моей женой!
Нонны не было дома, но бедная женщина всё равно опешила и смутилась:
– Да в своём ли вы уме, Владимир Николаевич? Вы перепутали меня с матерью. Проходите в гостиную, она скоро придёт.
– Мне не нужна ваша мать, я к вам, дорогая, – он театрально упал на одно колено. – К Нонне Борисовне я подбирался только для того, чтобы быть ближе к вам. Прошу вас, составьте счастье моей жизни.
Мужчина бросился обнимать её, и Ельцова сдалась. Она позволила затащить себя в спальню… Так началось это нелепое ухаживание за женщиной, к которой он не чувствовал ничего, кроме отвращения. Во время визитов в Москву он обычно ссылался на срочные дела и не шибко радовал «любимую» своими посещениями, даже когда старая певица умерла и некому стало наблюдать за ними. Однако со свадьбой всё же следовало поспешить, не то, упаси Боже, его невеста найдёт другого. Половина поклонников Нонны, таких же охотников за бриллиантами, как и он, перекочевала в стан Ельцовой. Горячев с тоской думал, что теперь она заказывала музыку и могла в одну минуту прервать их отношения. В тот роковой день он выгреб из копилки все сбережения и побежал в ювелирный, чтобы купить кольца. Но Нина не обрадовалась такому повороту событий.
– Мне кажется, мы слишком торопимся, – сказала она. – Давай подождём.
Он скривился, чувствуя, что добыча уходит из рук.
– Подождём чего?
Она пожала плечами:
– Не знаю, чего и сколько. Понимаешь, Володя, я не ощущаю от тебя тепла. Ты ведёшь себя со мной так, будто я тебе не совсем приятна, и в то же время делаешь предложение. Неужели всё из-за Нонниных побрякушек?
Раздосадованный, что эта простушка его раскусила, Горячев отвернулся к окну, чтобы женщина не видела выражения его лица:
– Чушь, полная чушь! Я и сам человек небедный, занимаю хорошую должность. Стал бы я так унижаться из-за каких-то драгоценностей! – усилием воли изобразив обиду, он продолжал:
– Впрочем, если у тебя появился кто-то другой, я мешать не буду. Только скажи – и больше меня не увидишь.
Он пристально смотрел на неё, следил за каждой гримасой и осознавал: женским чутьём она понимает, что он её не любит, но боится упустить момент. Когда и где встретится настоящий жених?
– Подожди, не кипятись, – Ельцова села в широкое кожаное кресло. – Я не отвергаю твоё предложение, всего лишь предлагаю подождать. За это время я во всём разберусь и не сделаю ошибку.
На кончике его языка вертелось бранное слово, однако он сдержался и пожал плечами:
– Ладно, поступай как хочешь. Я готов ждать.
– И ещё, Володя, – Нина покраснела. – Мы не будем больше спать вместе. Я могу забеременеть.
– И прекрасно, – улыбнулся Горячев. – Я взрослый мальчик и знаю, что от этого иногда случаются дети.
– Пока я во всём не разберусь, мне это не нужно, – оборвала его Ельцова. – А теперь, прошу тебя, уходи. Через пару дней я позвоню, обещаю. Когда у тебя заканчивается командировка?
– Как раз через пару дней, – с неудовольствием ответил он. – Ты специально не хочешь видеться со мной?
– Не говори глупости, – она резко встала, вышла в прихожую и открыла дверь. – Я всего лишь прошу отсрочку. В моём возрасте, прежде чем сделать опрометчивый шаг, всегда нужно хорошо подумать.
Тогда он не стал с ней спорить, послушно ушёл и, как мальчишка, ждал её звонка, однако она не позвонила…
– Владимир Николаевич! – в дверь заглянуло испуганное лицо секретарши, довольно смазливой и толковой, – к вам гости.
– Кто там пожаловал? – буркнул директор. – Скажи, я никого не принимаю.
– Они из московской милиции, – протянула она. – Сами понимаете…
– Да, зови их, – он почесал седеющий затылок и придвинул к себе листок бумаги. Через минуту в кабинет вошли двое – коренастый мужчина лет сорока с утиным носом, который он постоянно поглаживал, и молодой парнишка с белобрысым чубом.
– Следователь московского ГУВД Петрушевский, – отрекомендовался первый. – Это сотрудник оперативного отдела Виктор Сарчук.
Анатолий заметил, что в красивом лице Владимира ничего не дрогнуло. Неужели он тоже невиновен?
– Так, я вас слушаю, – Горячев наклонил голову. – Извините, но я даже представить себе не могу, чем вызвал интерес московских следователей. Ко мне и местные-то ходят только для того, чтобы посмотреть соревнования.
– Ну, соревнования мы смотреть не собираемся, – резко сказал Петрушевский и ткнул ему под нос какую-то бумагу с печатями. – Сейчас в вашем кабинете будет произведён обыск. У нас имеются все соответствующие на него разрешения.
Теперь директор побелел как полотно. По худым щекам градом заструился пот.
– В чём меня подозревают? – прошептал он, лихорадочно вспоминая, какие нарушения были в его вотчине за последнее время.
– Вам знакома Нина Ельцова? – спросил Анатолий. Горячев, услышав имя и фамилию своей предполагаемой невесты, подавился слюной:
– Знакома. А в чём дело?
Петрушевский вежливо ждал, пока он прокашляется, даже любезно налил ему стакан воды. Приняв его трясущимися руками, Владимир стал пить. Зубы противно клацали о стекло, а мозг лихорадочно работал. Почему они здесь? Усилием воли он взял себя в руки и как можно спокойнее поинтересовался:
– Вы так и не сказали, в чём дело. Не Нина же прислала вас сюда. Ей стоило позвонить…
– Вы прекрасно знаете, что она никому никогда не позвонит, – молодой оперативник смотрел на него с презрением.
– Не позвонит? Почему? – удивился Владимир.
Сарчук сплюнул прямо на пол:
– Да потому что вы убили её.
– Нина убита? – Горячев сжал голову руками. – Но этого не может быть! Вы меня разыгрываете…
– Да, специально тратим на это драгоценное время, – буркнул Анатолий и пригласил в кабинет незнакомых мужчину и женщину. – Это понятые. Виктор, начинай обыск.
Владимир растерянно смотрел, как мент со смешным белым чубчиком переставляет кубки, роется в грамотах. «Они ничего не найдут», – мелькнуло в его голове, однако через десять минут из-под медного бюста Ленина, с блестящей лысины которого директор заботливо смахивал пыль, Сарчук торжественно извлек записную книжку Владимира.
– Скажите, это ваше?
– Разумеется, моё, – не стал запираться Горячев. Впрочем, это было бессмысленно.
– Понятно, – Виктор присел к Анатолию, и они принялись перелистывать замусоленные страницы. – Сколько у вас знакомых! – заметил он недовольно.
– Их и должно быть много, – буркнул мужчина. – Я директор Дворца спорта. Впрочем, вы приехали не за этим. Как я понял, вы хотите обвинить меня в убийстве Нины? – он снова плеснул себе воды. – Но клянусь, я и не думал её убивать. Наоборот, я сделал ей официальное предложение, купил кольца и ждал ответа. Кстати, меня беспокоило, почему в обещанное время Ниночка не позвонила, и я несколько раз набирал номер своей невесты, только никто не брал трубку. Скажите, это можно как-то проверить? Неужели я бы стал звонить ей, зная, что она мертва?
– Вы не поверите, на какие ухищрения идут преступники, – парировал Петрушевский, продолжая листать блокнот, и вдруг замер. – Виктор, смотри сюда, это уже интересно. Пожалуйста, чёрным по белому написано: «Нонна Полякова, бриллианты – двадцать, рубины – пять, янтарь – восемь, сапфиры – десять… Всего золота и так далее…» – он повернулся к директору. – Скажите, вы сосчитали драгоценности, которые украли у Ельцовой?
– Да нет же, – Владимир готов был расплакаться. Ну какого чёрта он оставил эту запись? Какого чёрта? Сейчас на её основании они выстроят обвинение, и ему не отвертеться. Им лишь бы кого обвинить, – тем более, раскрыть убийство в элитной квартире нужно как можно быстрее, наверняка торопит начальство, а тут подвернулась такая подходящая кандидатура.
– Да, я записал, что находится у Нонны, – признался Горячев, – но никого не убивал.
– Вы намеревались завладеть украшениями? – спросил следователь.
Владимир решил не отпираться от очевидного. Пусть будет что будет.
– Да, я намеревался жениться либо на старухе, либо на Нине, чтобы потом стать хозяином их добра! – выкрикнул он. – А что, оставлять всё государству? И чем я хуже тех, кто, имея влиятельных покровителей, не трудится день и ночь подобно мне, и всё равно разъезжает на машинах и отоваривается в валютных магазинах? Или одним можно всё, а другим – ничего?
Петрушевский посмотрел на него с презрением. Перед ним сидел красивый высокий самец с правильными чертами лица, большими серыми глазами, густой, уже начинающей седеть шевелюрой, занимающий хорошую должность, на которую без покровительства, кстати, тоже не попасть, и с неплохой зарплатой, но этого ему было мало. Он хотел всего и сразу.
– И Нина дала согласие стать вашей женой? – усмехнулся Виктор. – Видите ли, для нас это звучит странно, потому что, прежде чем приехать сюда, мы навели о вас справки. Вы уже двадцать лет состоите в законном браке и воспитываете двоих детей. О вас отзываются как о примерном семьянине, из чего мы сделали вывод, что с супругой вы на данную тему пока не разговаривали.
– Допустим, не разговаривал, – согласился Горячев. – Но, уверяю вас, этот вопрос решился бы у нас очень быстро. Наш брак давно дал трещину. Мы пытались сохранить его ради детей, и вот настало время, когда они выросли и уехали учиться в разные концы страны, а мы остались бок о бок, два чужих человека. Она не стала бы препятствовать устройству моей жизни, поверьте.
– И всё же если бы у вас с Ниной было серьёзно, вы бы давно сказали об этом жене, – не согласился с ним Виктор. – Мы навели справки и о ней. Вам нечего её бояться, она не ваш начальник, – наоборот, просто домохозяйка, которая живёт за ваш счёт. Впрочем, такие бывают самыми ярыми борцами за сохранение брака, – он вдруг улыбнулся, но улыбка вышла недобрая – просто растянулись уголки губ. – В нашей практике был один случай. Мужчине дважды удалось жениться. Меня часто спрашивают: как? Легко. Он сделал вид, что потерял паспорт, потом явился к паспортистке с бутылкой шампанского и коробкой конфет, и женщина не проверила его семейное положение. Таким образом он преспокойно получил чистый паспорт и женился снова. Так у человека появилась вторая жена в Киеве, а первая радовала его в Ленинграде. Обеих звали Оксанами, однако он утверждал, что выбирал не специально – так получилось. Его работа была связана с командировками, поэтому долгое время они не знали о существовании друг друга. Если бы он не совершил преступление, возможно, ему удалось бы скрывать двоежёнство ещё дольше.