Почему бы не спросить о нём кого-нибудь из своих бывших однокурсников? Ну быть такого не может, чтобы никто о нём ничего не слышал. Боростовский почесал затылок, пролистал контакты в телефоне и остановился на Полине Ратушной, самой успешной студентке их курса, с блеском защитившей кандидатскую и уже готовившей докторскую. Ратушная осталась работать на кафедре и вполне могла знать о Машковском. Её чаще всего навещали бывшие сокурсники. Улыбнувшись, Герман набрал номер приятельницы. Полина ответила не сразу – вероятно, общалась со студентами или преподавателями.
– Слушаю, – наконец раздался в трубке знакомый голос.
– Полина, я вот набирал тебя и не был уверен, что ты не сменила телефон, – радостно заявил доктор. – Ужасно приятно слышать твой голос.
– Герман, ты ли это? – откликнулась однокурсница не менее радостно. – Куда же ты подевался, проказник? Все ждут от тебя открытия в области онкологии. Где оно?
– Пока я лишь скромный врач, лечащий больных, – признался он. – Знаю, что все в курсе моего развода. Новую семью пока не создал. А как ты? Спорим, твоя жизнь намного интереснее.
Полина вздохнула:
– Не знаю, дорогой, не знаю. Ты мечтаешь создать вторую семью, я же и первой не обзавелась. Иногда так хочется простого человеческого счастья…
Герман усмехнулся про себя. Весь курс следил за развитием романа между Ратушной и профессором Шурыгиным – худеньким, юрким и пронырливым мужчиной пенсионного возраста, – который длился уже несколько лет. Шурыгин морочил голову и любовнице, и жене, явно предпочитая оставить всё как есть, но Полина на что-то надеялась и каждый год выбирала свадебное платье. Боростовскому было её жаль. Умница и красавица тратила драгоценные годы впустую. И речь шла не о науке, а о долгой и ничего не обещающей связи.
– О твоей личной жизни я предпочитаю не спрашивать, – откровенно признался Герман. – Будет что-то новенькое – пригласишь на свадьбу.
– Хотелось бы, – с тоской в голосе ответила Полина и тут же сменила тон. – Дорогой, ты позвонил не для того, чтобы поговорить обо мне. Колись, зачем я тебе понадобилась? Как женщина или как врач?
– Ни то ни другое, – сказал доктор. – Видишь ли, мне действительно нужна твоя помощь, только совсем в другом вопросе.
– В каком? – полюбопытствовала Полина. – Мне уже интересно.
– Мне очень нужно повидаться со Славой Машковским, – признался он. – Ты не знаешь, где он демонстрирует плоды своих трудов?
– У Славика никогда не было своих плодов, – расхохоталась Ратушная. – Он всегда стремился завладеть чужими. Тем не менее я не слышала жалоб по поводу его кардиологической деятельности. Наверное, в профессиональном плане у него всё складывается более удачно, чем в личной жизни.
– Тебе о нём что-нибудь известно? – спросил Герман. – Ну, о его личной жизни? – он почти не надеялся, что приятельница сообщит какие-нибудь ценные сведения об отношениях Славика и Гали. Да и имело ли это сейчас значение?
– После окончания мединститута мы иногда пересекались у общих знакомых, – отозвалась женщина. – Он женился не на враче, а, кажется, на переводчице, серой мышке, которая одевалась ужасно безвкусно. Мне довелось её однажды увидеть. Единственным украшением избранницы Машковского были чёрные вьющиеся волосы – мечта многих девчонок, – Герман заметил про себя, что в Полине говорила женская ревность. Галя вовсе не была серой мышкой. Может быть, Ратушная когда-то имела виды на красавца-однокурсника? Во всяком случае, она безоговорочно делала за него курсовые. – Слава говорил, что пожалел бедняжку, потому что в её семье случилось много несчастий. Деда-генерала посадили за хищение, и он умер в тюрьме. Бабушка сошла с ума и покончила с собой. Отец, не выдержав всего, что обрушилось на них, нашёл другую женщину. Да и сам Слава не оказался примерным мужем. Жёнушка обнаружила его в постели с лучшей подругой, давно положившей на него глаз. Однако тебе это вряд ли интересно. Сейчас Машковский трудится в шестой поликлинике. Вроде бы не женат. Вот и всё, что мне о нём известно.
– Огромное тебе спасибо, – Герман рассыпался в благодарностях, пообещав зайти на кафедру. После рассказа Полины пазл, который он никак не мог собрать, сложился, – вернее, почти сложился: не хватало нескольких деталей. Но их должен был предоставить Машковский.
Смахнув пот со лба, доктор принялся лихорадочно размышлять. Итак, преступник – Владислав Машковский (в этом не оставалось сомнений), его бывший однокурсник и бывший Гали. И, наверное, ко всему – бывший порядочный человек, – если, конечно, когда-нибудь таковым являлся. После развода Лопатина снова взяла девичью фамилию, не желая иметь с предателем ничего общего. Галя говорила, что Владислав пытается помириться с ней. Разумеется, всё это не от большой любви, а от желания завладеть перстнем. Возможно, и крутился возле Лопатиной именно по этой причине.
Правда, возникал вопрос: почему коллега не заполучил драгоценность раньше? Когда он являлся законным мужем, в его распоряжении были тысячи удобных ситуаций. Этому находилось всего одно объяснение. Не знал? Да, скорее всего так. Мама и бабушка супруги никогда не носили кольцо, и Елена Васильевна призналась дочери в его существовании только на смертном одре. Оставшись одна, Галина рассказала обо всём Владиславу, и он решил заполучить сокровище. Убить жену и взять «Кровь падишаха» или просто украсть из квартиры он не решался. Галя могла упомянуть о нём подругам, коллегам, – и его тут же включили бы в список первых подозреваемых. Нужно было действовать умно и просчитывать каждый шаг. Это ему почти удалось. Да, почти удалось.
Герман вдруг встрепенулся. Срочно, срочно сообщить о нём Гале! Ещё раз позвонить! Теперь, когда перстень у неё и она пока не собирается ничего предпринимать, бывший муж попытается снова с ней связаться. Кто знает, может быть, он уже продумал её убийство, тоже идеальное. Доктор достал телефон и снова набрал номер женщины, ставшей ему небезразличной. Длинные гудки били по барабанным перепонкам, как траурный марш. Сорвавшись с места, он помчался к машине. «Форд» рванул со стоянки и понёсся со скоростью звука, скрипя тормозами на поворотах. Боростовский не обращал внимания на светофоры, следя только за тем, чтобы не сбить прохожих. Когда машина влетела во двор и остановилась в двух шагах от пожилой соседки, та поглядела на врача с укоризной:
– Совести нет у современных водителей.
Однако он ничего не слышал. Забыв закрыть автомобиль, Герман бросился в подъезд и в мгновение ока оказался перед квартирой, навалившись на звонок. Но открывать ему никто не спешил. Ральф жалобно скулил за дверью. Дрожавшими руками Боростовский достал ключ и провернул его в замочной скважине. Верный пёс сразу бросился к нему, встал на задние лапы, а передние положил на грудь хозяину, словно собираясь его утешить.
– Галя! – позвал Герман, надеясь на чудо. Может быть, она просто спит и ничего не слышит? Не снимая обуви, он прошёл в её комнату. Тишина. Заправленная кровать. Салфетка на тумбочке с каким-то рисунком, которую он машинально положил в карман. Девушки нигде не было.
– Галя! – заорал доктор, не узнавая собственного голоса. – Галя!
Глава 4
Галя отметила про себя, что обычно болтливый Слава за всю дорогу не проронил ни слова, и оценила это. Она не представляла, о чём будет говорить с бывшим мужем. Что, если он сразу затеет разговор о её возвращении? Тогда она скажет ему правду – никакого возвращения не состоится, всё останется по-прежнему, – и поездка потеряет всю свою прелесть. Однако Машковский молчал и разомкнул губы только после того, как они въехали в посёлок.
– Ты помнишь, где был этот дом?
Несмотря на прошедшие годы, память хорошо запечатлела путь до волшебного местечка. По просёлочной дороге, мимо заброшенной воинской части и нескольких недостроев.
– У тебя отличная память, – улыбнулся Слава. – Впрочем, чему удивляться. Ты знаешь два языка, в отличие от меня.
– А ты – всю фармакологию, – похвалила его Галина. – Я не представляю, как можно вызубрить названия всех лекарств и их составляющих, да ещё на латыни.
Он пожал плечами:
– Как-то само собой запомнилось.
Они миновали заброшенную часть, и худые голодные собаки, как и несколько лет назад, погнались за машиной. Запасливая Галя, прихватившая бутерброды, бросила им колбасу и хлеб.
– Зря ты это сделала, – процедил Слава. – Они всё равно умрут. Сколько людей проезжает по этой дороге? Может быть, кроме нас, сегодня никто не посетит это место, – его голос звучал как-то зловеще. Она нервно дёрнулась:
– Ты же врач. Разве ты не должен жалеть всех?
– Нет, не должен, – отозвался он спокойно.
– Я не понимаю… – начала она.
– А тебе и не понять, – он свернул на тропинку, ведущую к морю. – Кстати, вон и наш дом. Похоже, ничего не изменилось.
Машковский припарковал автомобиль возле полуразрушенного фонтанчика. Галя вышла из машины, с удовольствием вдыхая запах моря. Голоса тысячи цикад обрушились на неё, оглушая и вместе с тем принося успокоение. Дом продолжал разрушаться. Стулья, брошенные возле него, совсем обветшали, краска на двери первого этажа облупилась.
– Почему его никто не выкупит? – поинтересовалась девушка, дотрагиваясь до позеленевшей оконной рамы. – Это же райское местечко!
– Оно за сотни километров от цивилизации, – заметил Слава и сел на скрипнувшую скамейку, сразу покосившуюся чёрной стороной на правый бок. – Получается парадокс: кто-то приедет сюда за одиночеством, которое порой совершенно необходимо, чтобы выжить, а найдёт смерть от рук случайных бродяг или от сердечного приступа, – он повернулся к ней. – Кстати, как у тебя с сердечком? Помнишь, однажды тебя здорово прихватило, даже пришлось везти в больницу.
– Сейчас я ни на что не жалуюсь, – ответила Галя, размышляя над его словами об одиночестве.
– Давно ли ты делала электрокардиограмму? – продолжал он.
– Ты сам знаешь, каждый год профосмотр, – сказала девушка и осеклась: – А почему ты интересуешься? – она вдруг побледнела. Ей вспомнилась фраза Германа: