Да, тут надо отметить, что описанный Свифтом пейзаж напоминает реальную адскую местность: знатные дамы исполинского роста развалились на мягкой постели в послеполуденной неге и ждут, даже требуют, чтобы их ублажал крошечный мужичок с ноготок. А он сам содрогается от отвращения. Объятый ужасом, обессиленный и несчастный, наш Гулливер вынужден трудиться как раб пока эти гигантские дамы не будут удовлетворены. Во всей англоязычной литературе найдется немного отрывков, которые могли бы сравниться с этой свифтовской сценой по описательной прямоте и неприятной мужской грубости.
Моя мама сказала бы, что мужчины – мальчики, взрослые, мужчины в целом – слишком глупы и ленивы, чтобы выступить в роли действительно одаренных лжецов. Их легко раскусить.
Да, пусть я мертвая, в чем-то высокомерная, где-то даже категоричная, но я могу распознать дурной запах мизогинии, когда он бьет мне в ноздри. Вполне вероятно, что в детстве Джонатан Свифт стал жертвой сексуального насилия, а после выплеснул свою ярость в пассивно-агрессивной фантастической прозе.
Мой папа выдал бы очередной бесполезный афоризм: «Женщина ест, чтобы кормить свою дырочку». Что означает: все наши чрезмерные крайности в чем бы то ни было – это лишь компенсация за недополученный минимум сексуального удовлетворения.
Моя мама сказала бы, что мужчины пьют как не в себя, потому что их пенисы постоянно мучаются от жажды.
Честное слово, мне, как ребенку бывших хиппи, бывших растаманов, бывших панков, бывших анархистов, приходится подвергаться постоянной бомбардировке бесконечных унылых банальностей.
Нет, я еще никогда не испытывала оргазма, но читала «Мосты округа Мэдисон» и «Цвет пурпурный» и узнала от Элис Уокер, что, если ты помогаешь женщине открыть для себя целебную силу стимуляции клитора, она навечно останется твоей верной поклонницей и лучшей подругой.
Итак, я стою перед сербской демоницей, возвышающейся до небес голой женщиной-смерчем, известной как Пшеполдница.
Первым делом я сбрасываю с ноги второй мокасин и ставлю его на безопасном расстоянии от великанши. Снимаю свою школьную кофту, сворачиваю и аккуратно кладу поверх обуви. Расстегиваю манжеты блузки и закатываю рукава до локтей, не отрывая глаз от волосатых ног демоницы. Я смотрю вверх и вижу ее голени, колени и мускулистые обнаженные бедра, мне приходится задирать голову, чтобы разглядеть ее бробдингнегский лобок.
Раздается пронзительный свист, разрывающий воздух, как рев пожарной сирены. На земле у меня под ногами лежит и таращится на меня, кривя губы, откушенная голова Арчера.
– Эй, малышка, – говорит голова, – что бы ты ни задумала, лучше не надо…
Я наклоняюсь и хватаю Арчера за длинный синий ирокез. Держа его голову как дамскую сумочку, я взбираюсь на свод стопы великанши.
Болтаясь в моей руке, Арчер говорит:
– Когда тебя пожирают, это чертовски больно.
– Ты не обязана ничего делать… – продолжает он.
Я беру его голову в зубы, прикусив ирокез – так пират держит нож, когда лезет на мачту, хватаясь за такелажные канаты. Я точно так же карабкаюсь вверх по густым волосам на ногах демонической великанши Пшеполдницы, поднимаясь по мясистому гребню ее исполинской голени. Как Гулливер, я пробираюсь по сморщенной коже у нее на колене и продолжаю подъем по бедру, цепляясь на грубые жесткие волоски. Бросив взгляд на далекую землю, я вижу Бабетту, Паттерсона и Леонарда. Они запрокинули головы и наблюдают, разинув рты, за моим восхождением. С такой высоты мне видны все окрестности: перламутровое мерцание океана Спермы вдали, пар над озером Горячей Слюны, черные тучи летучих мышей, что вечно кружат над рекой Крови.
Раскачиваясь на синих волосах, зажатая у меня в зубах, голова Арчера произносит:
– Тебе уже говорили, что ты больная на всю голову?
Я продолжаю подъем, огибаю морщинистые складки больших половых губ, пробираюсь, как в худшем кошмаре Джонатана Свифта, сквозь колючие заросли густых и кудрявых лобковых волос.
Надо мной нависают зловещим карнизом две огромные груди. Между ними виднеется подбородок, а еще выше – жующий рот, из уголка которого свисает нога Арчера в синих джинсах, все еще обутая в байкерский ботинок.
Хотя мои знания чисто теоретические и почерпнуты из наблюдений за оголенными друзьями семьи на французских пляжах, я знаю, что надо делать с гениталиями взрослой женщины. Крепко вцепившись в густые волосы одной рукой, я нахожу клиторальный капюшон, умело раздвигаю защитную кожную складку и запускаю другую руку внутрь, к втянутому органу бесконечного женского удовольствия. Нащупанный вслепую под теплой складочкой кожи, ее клитор размером и формой напоминает виргинский окорок.
Откушенная голова Арчера наблюдает за мной. Облизнув губы, он говорит:
– Малышка, ты точно больная…
Арчер улыбается и продолжает:
– Эта монструозная сука меня всего обсоссала, но я не прочь вернуть долг.
Вытащив руку из теплых мясистых глубин великанши, я беру голову Арчера и держу ее так, чтобы видеть его зеленые глаза.
– Сделай глубокий вдох и займись делом, – советую я и засовываю ухмыляющуюся, истекающую слюной голову поглубже под капюшон.
Поначалу не происходит ничего особенного. Огромный рот надо мной продолжает жевать, перемалывая зубами тело Арчера прямо в ботинках и джинсах. Далеко-далеко внизу Бабетта, Паттерсон и Леонард стоят с отвисшими челюстями и смотрят. Под кожей клиторального капюшона что-то шевелится, стонет и чавкает, как хищный зверь. Затем великанша прекращает жевать. Ее губы не движутся, дыхание постепенно становится медленным и глубоким. Теплое розовое сияние разливается по коже, на лице, на груди и бедрах проступает румянец. Дрожь, сотрясающая ее тело, подобна землетрясению, и мне приходится еще крепче вцепиться в волосы на лобке, чтобы не грохнуться вниз.
Пираты, разбойники в масках и похищенные девицы.
Колени великанши дрожат, слабеют и подгибаются. Половые губы набухают и становятся ярче, налившись кровью.
Я сую руку под кожную складку, где твердеющий клитор уже грозит выбросить наружу обильно покрытую секрециями, хлюпающую слюной голову Арчера. Я хватаю голову за волосы и вытаскиваю.
Весь мокрый от соков женского возбуждения, буквально захлебываясь слюной, Арчер делает глубокий вдох. Его глаза потемнели от удовольствия. Он кричит дурным голосом, широко открыв рот, перепачканный тошнотворными жидкостями, неизбежно присущими половому сношению взрослых. Арчер кричит:
– Я КОРОЛЬ-ЯЩЕР!
Я заталкиваю его голову обратно. Пусть продолжает незримую оральную битву с набухшими и отвердевшими от возбуждения клиторальными тканями.
Великанша глядит на меня сверху вниз, ее глаза тоже остекленели от оргазмического экстаза. Голова болтается из стороны в сторону. Соски торчат, как пожарные гидранты на тротуаре, такие же твердые и большие, ярко-красного цвета.
В синей джинсовой штанине на откушенной ноге Арчера, что так и свисает изо рта Пшеполдницы, виднеется четко очерченный бугорок, внушительная выпуклость мужской эрекции.
Задрав голову кверху, я отвечаю на расслабленную, одурманенную ухмылку демоницы задорной и понимающей улыбкой. Одной рукой я держусь за лобковые волосы, чтобы не сверзнуться вниз, а другой крепко придерживаю голову Арчера, не давая ей выскользнуть из-под склизкого клиторального капюшона. Все же решившись на пару секунд освободить эту руку, я по-дружески кричу великанше:
– Привет, меня зовут Мэдисон!
Я кричу:
– Раз уж мы встретились… сделайте мне одно маленькое одолжение, если вас не затруднит.
Именно в этот момент капюшон раскрывается, полностью эрегированный клитор вырывается наружу, вытолкнув Арчера с такой силой, что его осклизлая, одуревшая голова летит ярко-синей кометой с рваным хвостом и слюны, и вагинальной слизи, кувыркается в воздухе, а потом падает с приглушенным всплеском на обрезки ногтей далеко-далеко внизу.
XI
Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон. Ты только не думай, что я в чем-то тебя упрекаю. Пожалуйста, воспринимай мои следующие замечания исключительно как конструктивную обратную связь. Из плюсов можно отметить, что ты управляешь одним из крупнейших и наиболее успешных предприятий в истории… в общем, во всей мировой истории. Твоя доля рынка растет, несмотря на огромную конкуренцию со стороны всемогущего оппонента. Само название твоего царства стало синонимом мук и страданий. Но если уж говорить откровенно, то здешний уровень обслуживания клиентов вообще никакой.
Моя мама всегда говорила: «Мэдисон расскажет вам о себе все-все-все, кроме правды». Что означает: не ждите, что я стану разоблачаться и откровенничать о своем глубоко личном «я». Вы вольны объяснить мою сдержанность тайным, подавленным чувством стыда, но это будут лишь ваши домыслы. Может быть, я и окончила только семь классов, вероятно, я очень наивна, и у меня нет никакого серьезного опыта, но я не настолько отчаянно жажду внимания, чтобы делиться с чужими людьми самым заветным и сокровенным, что у меня есть, бла-бла-бла…
Все, что вам нужно знать: я уже на том свете. Я мертва и, судя по моему опыту, – я сама признаю, что достаточно скудному, – все лучшие люди тоже. В смысле, тоже мертвы. Хотя я не уверена, что события, произошедшие уже после моего фатального передоза, можно считать «жизненным опытом».
Я мертва и сижу на ладони демонической великанши, а она несется по адскому ландшафту, буквально съедая шагами милю за милей. Со мной мои новые соотечественники: Леонард, Паттерсон, Арчер и Бабетта. Умный отличник, тупой спортсмен, бунтарь и королева школьного бала. С эргономической точки зрения, путешествовать на огромной ладони очень даже удобно. Как в салоне первого класса «Сингапурских авиалиний» в сочетании с мягким покачиванием люксового вагона Восточного экспресса. С такой высоты, сравнимой со средним ярусом Эйфелевой башни или верхушкой лондонского колеса обозрения, нам хорошо видны местные достопримечательности. И немалое количество низвергнутых в ад знаменитостей первой величины.