В данный момент я сижу в крошечной комнатушке, на жестком стуле за письменным столом. Представьте хрестоматийную белую комнату без окон, которая, по мнению психоаналитиков юнгианской школы, символизирует смерть. Демон с кошачьими когтями и сложенными за спиной кожистыми крыльями наклоняется ко мне и поправляет манжету тонометра у меня на руке. Манжета надувается воздухом, и я чувствую, как пульсирует моя кровь на внутреннем сгибе локтя. Провода монитора сердечного ритма пропущены между пуговицами моей блузки, липкие накладки прижимают их к коже у меня на груди. Клейкая лента удерживает другой провод, который считывает пульс с запястья. Еще два датчика прикреплены к шее спереди и сзади.
– Чтобы отслеживать спектр речевых сигналов, – объяснил Леонард.
Как я поняла, один датчик крепится к перстнещитовидной мышце на горле, а другой – к перстнечерпаловидной мышце на задней стороне шеи, возле позвоночного столба. Когда ты говоришь, между датчиками проходит ток низкого напряжения, он регистрирует любой микротремор в мышцах, управляющих голосовым аппаратом, и выявляет моменты, когда ты лжешь.
Дыхание демона с кожистыми крыльями и кошачьими когтями отдает гнилью.
Все это произошло уже после того, как Бабетта провела нас в штаб-квартиру в обход бесконечных очередей. Наша маленькая компания пробралась через разрушенную часть фасада какого-то здания, еще не достроенного, но уже обветшавшего. Бабетта сопроводила нас в зал ожидания – огромный, как стадион, – где разношерстная толпа проклятых душ представляла собой некий меланж, как в управлении автоинспекции: люди в грязных лохмотьях рядом с людьми в нарядах от Шанель с дорогими кожаными портфелями. Все сиденья пластиковых стульев были покрыты комочками пережеванной жвачки, так что садились на них только те, кто и вправду оставил всякую надежду. На гигантском табло на стене была надпись: «Обслуживается клиент с номером 5». Каменные стены и потолок казались бурыми с землистым оттенком, цвета сепии, цвета глубоко въевшейся грязи, цвета засохших соплей. Почти все посетители стояли унылые и удрученные, опустив головы на грудь, словно у них у всех сломаны шеи.
Каменный пол покрывал шелестящий ковер из упитанных тараканов, разъевшихся на «снежках» из попкорна и кондитерском бисере. Ад похож на Флориду в том смысле, что здешние насекомые никогда не умирают. Благодаря влажному жаркому климату и собственному бессмертию тараканы в аду вырастают до невероятных размеров, подходящих мышам или белкам. Бабетта увидела, как я скачу на одной ноге, поджимая другую, как аист, чтобы не наступать на тараканов, и задумчиво произнесла:
– Надо будет добыть тебе туфли на каблуках.
Даже Паттерсон в своих крепких наплечниках под спортивной футболкой дрыгал ногами при каждом шаге, насаживая на стальные шипы своих бутс слои раздавленных тараканов. Уставший от мира бунтарь Арчер тоже приплясывал на ходу, звенел хромированными цепями на одном ботинке и постоянно поскальзывался на расплющенных насекомых. И только Бабетта, хотя ее поддельные туфли уже разваливались на части, спокойно шагала на каблуках, как на ходулях, возвышаясь над тараканьим ковром.
Опередив всех остальных и растолкав локтями толпу посетителей, Бабетта подошла то ли к стойке, то ли к высокому длинному столу у дальней стены. За столом стояли в ряд демоны – видимо, здешние клерки. Она швырнула на стол свою поддельную сумочку «Коуч» и обратилась к ближайшему демону:
– Привет, Астралот!
Бабетта достала из сумки шоколадный батончик «Биг Ханк», положила на стол, пододвинула к демону, наклонилась к нему и попросила:
– Дай нам бланк A137-Б17. Сокращенную форму. Для апелляции и поиска по архивам. – Она дернула головой в мою сторону и добавила: – Для нашей новенькой.
Да уж, Бабетта решительно взялась за дело.
Воздух в приемной был таким влажным, что каждый мой выдох буквально зависал перед лицом белым облачком, от чего сразу запотевали очки. Под ногами похрустывали тараканы.
Да, это несправедливо, но мои мама с папой всегда были рады меня просветить и сообщить самые грязные подробности всякого полового сношения или фетиша. Другим девчонкам в тринадцать лет дарили тренировочные бюстгальтеры, а моя мама предлагала купить для меня тренировочную диафрагму. Родители охотно рассказывали мне о птичках и пчелках, а также о стимуляции мужских яиц языком и губами, анилингусе и трибадизме, но ничего не говорили о смерти. В лучшем случае папа заставлял меня пользоваться увлажняющим солнцезащитным кремом и зубной нитью. Если они вообще задумывались о смерти, то лишь на самом поверхностном уровне, как о морщинах и седине древних старцев, у которых уже истекает срок годности. Похоже, они были твердо убеждены, что если ты регулярно ухаживаешь за собой и борешься с признаками старения, то смерть никогда за тобой не придет. Для моих родителей смерть была закономерным – хотя и прискорбным – результатом плохого ухода за кожей. Не следишь за собой – значит, катишься по наклонной. Пренебрегаешь скрабами для лица – значит, точно умрешь.
И пожалуйста, если вы все еще пребываете на стадии отрицания, едите полезные для сердца куриные грудки без кожи с низким содержанием натрия, если совершаете долгие пробежки на беговом тренажере и ужасно довольны собой, то не делайте вид, будто вы большие реалисты, чем мои долбанутые родители.
Только НЕ ДУМАЙТЕ, что я скучаю по жизни. КАК БУДТО я стала бы сокрушаться, что не вырасту, не повзрослею, что ежемесячно из моей женской дырочки не будет хлестать кровь, что я так и не научусь водить автомобиль, работающий на ископаемом топливе; не буду ходить без родителей или опекунов на дурацкие фильмы с рейтингом R и пить пиво из кегов, не потрачу четыре года на то, чтобы получить никому не нужный диплом по истории искусства, и никто из мальчишек не зальет в меня сперму по самые уши, и мне не придется почти целый год таскать в себе огроменного ребеночка. Я прямо рыдаю – сарказм намеренный, – что пропустила все самое интересное. Какая досада! И нет, виноград вовсе не зелен. Когда я задумываюсь обо всей этой хрени, которая мне не досталась, я благодарю Бога за тот передоз.
Вот, я снова сказала слово на букву «б». О, боги! Ну, убейте меня.
Как выясняется, дело о моем проклятии было утеряно. Или еще не пришло. Или его случайно уничтожили. Как бы там ни было, мне придется начать все сначала, пройти базовую проверку на детекторе лжи и сдать кровь на наркотики.
Бабетта, похоже, не такая никчемная, как мне раньше казалось. Она миновала многие бюрократические препоны и провела нашу маленькую компанию по лабиринту бесчисленных коридоров и кабинетов, подкупая клерков низшего звена шоколадками «Хершис» и фруктовой помадкой «Свит Тартс». Аду еще далеко до внедрения культуры безбумажного документооборота, так что здешние кабинеты по колено завалены направленными не по адресу бумагами, разорванными картонными папками, выброшенными за ненадобностью распечатками полиграфа, затвердевшими карамельками и тараканами.
По пути на тестирование Арчер провел для меня небольшой инструктаж: не скрещивать руки, не смотреть вверх или вправо. И то, и другое – явные признаки, выдающие ложь.
Мы заполняем бланк для апелляции, отдаем его клерку, потихоньку суем ему взятку, батончик «Кит-Кат», и Бабетта желает мне удачи. Она приобнимает меня, несомненно, оставив на спине моей кофты грязные отпечатки ладоней. Бабетта, Леонард, Паттерсон и Арчер остаются ждать в коридоре, а я захожу в белую комнату для проверки на полиграфе. Детекторе лжи. Демон надевает мне на руку манжету тонометра.
Вероятно, вы помните этого демона по классическому голливудскому шедевру «Изгоняющий дьявола», где он вселился в девочку, избалованную, умную не по годам дочь кинозвезды. К вопросу о дежавю. А теперь этот демон следит за моими глазами: не расширяются ли зрачки, выдавая нечестность с моей стороны. Демон наблюдает за показанием датчиков: не слишком ли я потею. Леонард говорил, что данный показатель называется «кожной электропроводностью».
Я говорю демону, что мне очень понравилась сцена, где он заставляет Риган, ту самую девочку, спускаться по лестнице, выгнувшись мостиком, и у нее изо рта хлещет кровь. Больше от нервов, чем из интереса, я спрашиваю у демона, был ли у него личный опыт вселения в людей. Снимался ли он в других фильмах? Получает ли какие-то денежные отчисления? Кто его агент?
Не отрывая взгляда от выползающей из принтера распечатки, от дрожащих иголочек, вычерчивающих на белой ленте бумаги кривые линии, демон спрашивает:
– Вас зовут Мэдисон Спенсер?
Контрольный вопрос. Для установки исходного уровня честных ответов.
– Да, – киваю я.
Подкрутив на аппарате какую-то ручку, демон уточняет:
– Вам действительно тринадцать лет?
Снова «да».
– Вы отвергаете Сатану и все его богомерзкие деяния?
Ну, это просто. Я пожимаю плечами.
– Наверное. Почему бы и нет?
– Пожалуйста, – говорит демон, – отвечайте только «да» или «нет». Это важно.
– Извините.
Демон спрашивает:
– Принимаете ли вы Господа как единственного истинного Бога?
Снова проще простого.
– Да.
– Признаете ли вы Иисуса Христа своим личным спасителем?
Не знаю, тут я не уверена, но все равно отвечаю:
– Да.
Иглы, выбивающие распечатку считаных показаний, чуть вздрагивают. Несильно, но все же. Сама я, конечно, не чувствую, что происходит с моими зрачками, но, возможно, они резко расширились. Последняя догма кажется очень знакомой, хотя я ее знаю точно не от родителей. Не сводя взгляда с чернильных волнистых линий, демон спрашивает:
– Являетесь ли вы ныне, а также являлись ли в прошлом практикующей буддисткой?
– Что?
– «Да» или «нет», – напоминает демон.
– А что, буддисты не попадают на небеса?
Пусть мои родители далеко не совершенны, но все их ошибки происходили не из-за каких-то умышленных злых намерений, и я чувствую себя настоящей предательницей, отрекаясь от идеалов, которые они так старательно мне прививали. Это извечная дилемма, кого предавать: родителей или Бога. А я просто хочу носить нимб и кататься на облаках. Играть на арфе.