енностью понимая, что вечером мне это аукнется. Помяла блистер, закусив губу. С одной стороны, ведь ничего страшного, что не выпью, с другой прерывание, пусть и кратковременное, может обернуться очередным бредом, а прервать приём препарата на всё время менструального цикла вообще – пустить весь курс коту под хвост. Скривившись от воспоминаний о произошедших событиях в прошлом месяце, я открыла желтую таблетку и сунула в рот. Немного мучений не навредят. Ничего. Я справлюсь. Как и всегда.
В этот раз поездка на маршрутке не доставила проблем. До дома я добралась довольно быстро, где погрузилась в мир быта. Побочка почти сразу дала о себе знать, не позволив передохнуть, и в очередной раз в моей жизни началась круговерть. Я перетерла все полки, ещё на раз перемыла всю посуду, пол, окна, кафель в ванной, но это не помогало совершенно. С грустью я подумала о том, что придётся применять артиллерию. Переоделась в спортивный костюм, достала из шкафа кроссовки для бега, скинула несколько новых песен на плеер и отправилась укрощать недуг под названием «синдром беспокойных ног». Вот только у меня это побочный эффект от приёма таблеток во время менструального цикла, и проявляется он не жжением и покалыванием, а необходимостью двигаться, хотя это может быть и навязчивое состояние, связанное с самой болезнью. В любом случае, меня больше не это состояние беспокоит, а то, что приходит после него, если ничего не предпринимать.
Шагнула из нутра подъезда, включила музыку и придала скорости, чувствуя, как по мышцам растекается искрящаяся энергия. Пробежка не будет слишком долгой. Нужно просто устать немного и тогда сон наступит быстрее.
Сердце разгоняет горячую кровь по венам, неистово стуча, и я уже чувствую, как оно подступает. То самое коварное ощущение, которое приходит взамен вселенской тоске. Оно крадётся по коже мурашками, отчего сладко сжимается нутро. Оно стягивает чувствительную кожу в самых сокровенных местах, оно заползает настолько глубоко и заседает так прочно, что возможности избавится почти нет. Но я бегу, почти с ужасом понимая, что не устала совершенно, несмотря на то, что увеличила расстояние на пару километров в этот раз.
Вечерний парк уже был освящен фонарным светом, когда я возвращалась домой. Здесь прогуливались пожилые и молодые парочки, прогуливались подростки и собаководы, чьи питомцы при виде бегущей меня срывались на лай, но я этого не слышу, потому что заменила все звуки улицы музыкой. Всё, как обычно.
А вот новое действующее лицо, а точнее морда, совершенно не вписывалась в моё расписание. Собакен догнал меня у главного входа в парк, раззявил пасть, по всей видимости, намереваясь цапнуть за руку, но я вовремя его заметила и резко затормозила.
Черная немецкая овчарка радостно запрыгала рядом, прося обратить на него милого своё внимание. На шее красовался кожаный ошейник с медальоном. Смотреть на него не стала, ибо боялась, что укусит. Собаки ведь существа непредсказуемые. Кто их знает?
Обернулась, чтобы увидеть бегущего владельца, но никого не было. То есть, собака была, а хозяина нет… а он без поводка и намордника.
В общем, под побочкой от побочки, я приняла решение просто игнорировать псину. С тяжелым дыханием направилась к дому, на этот раз не срываясь на бег. Нужно успокоить сердцебиение, пройдя неторопливым шагом. Но собакен не желал меня покидать. Шел рядом, преданно заглядывая в глаза. Попыток укусить больше не было, а вот скулёж стоял такой, что даже музыка не справлялась.
В итоге, псину стало жалко. Вроде домашний, ухоженный… Потерялся? Тогда жалко в двойне.
Осторожно протянула руку и потрепала животное по голове, на что он возбужденно завилял хвостом и предпринял попытку облизнуть конечность. Весь такой ласковый, хороший. Жалко в общем псину.
Достала ключи от подъезда, пёс сел в ожидании моих дальнейших действий.
– Ладно, пошли, – позвала за собой потеряшку, но тот не пошевелился даже, когда открыла дверь подъезда. Даже, когда поманила за собой.
И я не стала силой тащить его к себе, хотя такие мысли всё же были. Закрыла за собой дверь, помучилась секунд пятнадцать и вновь открыла, но собакена уже и след простыл.
Видимо сам знает куда ему бежать. Вот такие вот они, эти животные.
Дома меня ждал холодный душ и чашка мятного успокоительного чая. Подготовила одежду на завтра, такой же строгий костюм, посмотрелась в зеркало, обратив внимание, что круги сошли на нет и со страхом и волнительным предвкушением легла спать, предварительно выпив две таблетки снотворного. Потому что сны у меня в такие дни волнующие, а то, что испытываю ужасает.
Ночь воцарилась в квартире очень быстро. Стоит только выключить свет, как накатывает то самое ощущение, всякий раз испытываемое одиноким человеком, который не может никого к себе подпустить.
Закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать, но внутреннее томление не даёт спокойно уснуть, несмотря на усталость и вяло текущие мысли. В какой-то момент вновь накрыло летящим чувством эйфории. Это и есть та самая побочка, накрывающая волнами, когда у меня наблюдается повышенный уровень адреналина в крови. Уснуть практически невозможно, но мозг не знает такого слова. Он постепенно проваливается в сон. В тот сон, где неестественно-голубые глаза смотрят на меня со страхом и укором, а их обладатель о чём-то умоляет, всё время повторяя короткое нежное слово.
Горячее дыхание в шею согревает мнимым жаром. Я чувствую, как по коже скользят его пальцы. Сама уже распаленная, горячая, желающая извиваться под этими руками и губами, что едва прикасаются к коже на шее.
– Где ты?
– Гдеты-гдеты-гдеты… – повторяет глупое эхо.
Но я молчу, зная, что это очередной выплеск моей фантазии. Очередная чушь, которая утром станет навязчивой, пока не подействует таблетка, и я целый день буду думать об обладателе неестественно-голубых глаз, который с мольбой в голосе повторяет:
– Где ты?
– Гдеты-гдеты-гдеты…
– Тебя нет, – твержу я. – Ты не настоящий. Тебя нет!
Этот сон обрывается, вкручивая меня в тугую черноту собственной боли в районе живота. Адская ломота в костях и сухость во рту, в преддверии финала этой ночи. Две таблетки обезболивающего, и я таюсь под одеялом, в ожидании ада, который последует дальше.
Он не заставил себя ждать. Я провалилась в очередной сон, как Алиса в кроличью нору, и мучаюсь во тьме до самого рассвета, срывая горло от беззвучного крика…
А утром плачу, прижимаясь к стене и стараясь вспоминать только запавшие в душу глаза. Только их, потому что помнить боль и черноту, что погружала свои щупальца в мое тело, слишком опасно. Слишком.
Щелчок блистера. Желтая таблетка с глотком воды. Душ. Одежда и задумчивое ожидание начала действия препарата у окна с кружкой мятного чая.
Восемь десять, и мир постепенно начал приобретать яркие краски. Пора.
Треклятая маршрутка медленно подъезжала к остановке, подкрадываясь словно хищник. Надеется, что я её не узнаю? Ха! Как бы не так. Отворачиваю моську в другую сторону, намереваясь дождаться следующую, но водитель данного железного коня высовывает лицо азиатской наружности и громко предупреждает на остановке стоящих:
– Сзади авария, дорога перекрыта. Сюда маршруток больше не будет!
Пришлось обреченно следовать в нутро этой железяки, чтобы повторить весь вчерашний путь, отбивая зад. И да. Сорок. Грёбаных. Минут. Постоянство в этой жизни, пожалуй, единственное, чем я могу похвастаться.
В общем на пороге офиса я была без пяти минут. Приветливо махнула угрюмой Кире рукой и поспешила до кабинета. Я бы, конечно, поговорила с ней о её настроении, проявила бы участие, но опоздание в первый же рабочий день мне чести не сделает. Нужно успеть подготовить рабочее место до того, как явится сам директор.
Поэтому дергая на себя ручку двери, была слегка на взводе боясь не успеть сделать всё необходимые приготовления, чтобы Шефа устраивало, но замерла, сжав сумочку в руках, потому что Ян Кириллович находился ровнёхонько у моего стола, сжимая смартфон у уха.
– Значит плохо ищите, – почти прорычал ледяной голос. – Я не хочу слушать оправданий. Просто. Найдите. Мне. Этого. Мозгоправа.
Взгляд невольно скользнул по крепким плечам, обтянутым в белую ткань рубашки, напряженной спине, узким бедрам. Такой по-воински сложенный, крепкий мужчина. Красивый крепкий мужчина.
– Значит не всех проверили, – снова ответил холодно. – Я точно знаю, что в этом городе, она сама говорила.
Босс, вслушиваясь в разговор, чертил пальцем невидимые линии на моём столе, пока я, затаив дыхание, наблюдала, как перекатываются мышцы под тонкой тканью дорогой рубашки.
– Черт. Что со мной не так, а? Никогда столько внимания одному мужику не уделяла.
Шеф неожиданно напрягся, будто услышав мои мысли, медленно повернулся, не отрывая телефон от уха и посмотрел таким яростным взглядом на всю меня, что мне невольно захотелось растечься лужицей и утечь отсюда куда подальше.
– Доброе утро, – почти прохрипела я, ибо в эти дни у меня всегда с голосом проблемы. И вообще много проблем. В эти дни у меня очень много проблем. – Кофе?
Проигнорировав, как советовала Кира, ярость директора, светившуюся в синих очах, я проскочила за своё рабочее место. Скорее по привычке, чем из желания выудила из сумочки дезинфицирующие салфетки и протёрла стол, оптическую мышь, кожаное кресло. Всё это под зверским директорским взглядом, который чувствовала каждой клеточкой своего тела.
– Будьте добры, – видимо заторможено ответил на мой вопрос Шеф.
Ну бывает. У меня такое тоже случается, когда я прекращаю лечение.
Не поднимая взгляда направилась к кофемашине, и краем глаза уловила, как удаляется Его Светлость в свою обитель. Теперь я понимаю, почему тут секретари не приживаются. Один только взгляд чего стоит, что уж говорить, о наездах в случае, если сотрудник не справляется…
– А ещё перегородка стеклянная, – с тоской подумала я, представив себя мышкой в террариуме, за которой всегда наблюдает хищный кот.