Бизнес овцеводства в отличие от земледелия был выгоден только при наличии определенного минимального масштаба производства и становился тем выгоднее, чем большее поголовье овец было у скотовода. Овцы требовали больших земельных угодий под пастбища и заготовку корма на зиму, и в выигрыше оказывались владельцы больших пространств свободной земли. Высокая маржа, получаемая владельцами больших стад овец, и растущий рынок шерсти стали привлекать к овцеводству новых участников: дворяне, в чьих владениях превалировало земледелие, стремились перепрофилировать свои открытые поля под нужды овцеводства. Задача перепрофилирования, однако, была не простой: открытые поля, которые можно было бы использовать как пастбища, в основном были давно сданы и арендованы обрабатывавшими землю крестьянами-копигольдерами.
Естественным стремлением землевладельцев стало выдавить копигольдеров со своей земли часто «серыми» и даже «черными» методами, поскольку законы всё же защищали интересы мелких арендаторов, не позволяя просто так прогонять их с земли. Чаще всего это делалось через многократное увеличение арендной платы: в какой-то момент она становилась для крестьянина абсолютно неподъемной, и лорд изымал у копигольдера его участок в качестве штрафа за неуплату ренты.
Было распространено и насильственное изгнание крестьян с их наделов без поиска нарушений договора с их стороны. Центральные власти поначалу достаточно вяло сопротивлялись процессу – были выпущены даже королевские акты, запрещающие снос построек копигольдеров (естественно, что превращение открытых полей в пастбища сопровождалось сносом земледельческих деревень и включением их в периметр пастбищ) и изъятие земель в долгосрочной аренде без нарушений договора. Но в течение XVI века позиция властей под действием потока прибылей от производства сукна коренным образом поменялась – уже к концу XVI века появляются законы, существенно ограничивающие возможности мелких землевладельцев и арендаторов, в частности акт о строительстве коттеджей, запрещающий любое строительство тем, кто владеет менее чем четырьмя акрами (примерно 1,5 гектара) земли. Положение крестьян усугублялось и тем, что суды, как правило, вставали на сторону дворян (которые чаще всего и были судьями), и отсудить право аренды участка было сложно.
Владельцы открытых полей, завершая процесс изъятия земель у арендаторов, приспосабливали их под выгоны для овец и, естественно, выстраивали вокруг участков изгороди или вырывали рвы – «огораживали» территорию (по-английски этот процесс назывался enclosure – ограждение). Огороженные земли сдавались в аренду фермерам, которые разводили на них овец для производства шерсти и платили дворянам ренту, которая была гораздо выгоднее той, что ранее выплачивали крестьяне.
Огораживание стремительно вело к тому, что большое число крестьян оставалось без земли. Овцеводство было значительно менее трудозатратным бизнесом, а выручка от продажи шерсти и сукна позволяла закупать продовольствие за границей, тем более что кормить оставшихся без работы крестьян никто не собирался. Уже в первую половину XVI века возникла целая армия таких безземельных крестьян, которые были лишены возможностей для заработка и добычи пропитания законными способами. Вследствие этого в Англии получило распространение массовое бродяжничество. Крестьяне устремлялись в города. Во времена царствования Елизаветы Тюдор (годы правления: 1558–1603) только в Лондоне было не менее 50 тысяч бродяг при 200 тысячах жителей [66]. Обнищание крестьян усиливалось и начатой еще королем Генрихом III (годы правления: 1509–1547) секуляризацией обширных церковных земель, из-за чего лишившиеся монастырского крова монахи и задействованные в работе на церковь крестьяне также пополняли армию бродяг.
Нищие бродяги не производили никакой продукции и превращались в маргиналов, живущих за счет попрошайничества и преступной деятельности. Естественно, власть видела в бродягах зло и прямую угрозу «добропорядочным» гражданам и стремилась бороться с ростом преступности и распространением бродягами болезней наиболее понятными всем властям мира средствами – запретами. Издавались многочисленные законы против бродяжничества, которые даже получили название «кровавых». В 1495 году за бродяжничество могли отправить в тюрьму на три дня и три ночи – по средневековым меркам это было довольно мягким наказанием. Но в скором времени работоспособных нищих стали наказывать уже более долгим тюремным заключением, а также телесными увечьями. После первой поимки власти брали с бродяги обещание отправиться туда, откуда он пришел, и начать работать, при повторной поимке отрезали пол-уха, били плетьми или клеймили, а в случае третьей – казнили. Те же бродяги, которые не могли работать физически, в 1530 году получили право собирать милостыню, если им выдавали на то письменное разрешение.
Уже в 1536 году, видимо, осознав масштабы бедствия, король выпускает акт, в котором местным властям предписывалось искать работу всем работоспособным нищим и бродягам. Однако поиск работы был возложен исключительно на городские и приходские органы власти, которые сами не до конца понимали, как решить проблему, – у них не было ни достаточного фронта работ, ни средств на их оплату. Идей «национальных проектов» в Англии XVI века не возникало, центральные власти на трудоустройство бродяг средств не выделяли, и акт 1536 года фактически не применялся.
Лишь единицы из потерявших землю крестьян могли надеяться на счастье попасть батраками в овцеводческие хозяйства. Единственным выходом для остальных становилась работа в мануфактурах на предельно невыгодных условиях. На протяжении XVI–XVII веков мануфактуры пополнило огромное количество новых рабочих рук, высвободившихся из-за обезземеливания крестьян, и мануфактурное производство получило грандиозный импульс к развитию. Впоследствии именно переход крестьян на работу в мануфактуры послужил одной из причин аграрного переворота в Англии, в более отдаленной перспективе создавшего в ней условия для промышленной революции.
В XVI и XVII веке положение широких масс в стране было крайне бедственным. Томас Мор, автор известного произведения «Утопия», так высказывался по поводу происходившего в Англии: «Мужчины и женщины, мужья и жены, сироты и вдовы, объятые отчаянием матери с грудными детьми, все домочадцы, бедные средствами к жизни, но многочисленные… бредут прочь… и нигде не находят приюта… Внезапно выброшенные на улицу, они вынуждены распродавать имущество за бесценок. И когда этими несчастными скитальцами истрачено всё до последней копейки… то… что им остается делать, как не красть? Но тогда их вешают по всей форме закона»[67].
Кроме того, авторству Мора принадлежит и более известное высказывание, наиболее точно отображающее суть огораживания: «Ваши овцы, обычно такие кроткие, довольные очень немногим, теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей, разоряют и опустошают поля, дома и города»[68]. Выступая с речью в английском парламенте, знаменитый философ Фрэнсис Бэкон аналогично обосновывал наблюдавшееся бродяжничество и рост пауперизма – массового обнищания крестьян.
Страдавшие от нищеты крестьяне, вынужденные выживать в крайне неблагоприятных экономических условиях, часто поднимали восстания против властей. Требованием восставших, как правило, было «восстановление старого порядка» и появление «хороших господ», которые вернут арендные отношения и открытые поля. Самым крупным восстанием можно считать бунт Роберта Кета из Норфолка. Хотя Кет и сам был землевладельцем, имевшим огороженные пастбища, он оказался далеко не столь успешен, как владельцы более обширных пастбищ и поголовий овец, и потому, как и крестьяне, был недоволен политикой огораживаний. Восстание началось в июле 1549 года в Эттборо со стихийного сноса ограждений между пастбищами и крестьянскими наделами, быстро охватило соседние поселения. Далее восставшие крестьяне во главе с Кетом двинулись на Норфолк. Под Норфолком к восставшим присоединились тысячи сочувствующих. В конце июля город был занят, и английской короне пришлось послать 12-тысячное войско под предводительством Джона Дадли, состоявшее из иностранных наемников. Восставшие потерпели поражение, а Кет и 300 его ближайших сподвижников были казнены.
Настроения обнищавших крестьянских масс ошибочно было бы называть «левыми», хотя они и требовали отказа от более экономически эффективных моделей хозяйствования и апеллировали к традиционному укладу экономических отношений. В отличие от «левых» более поздних эпох, они искали не компенсации за вынужденную безработицу, а права продолжать работать и зарабатывать свой хлеб. Королевская власть, с другой стороны, не занимала чисто «правой» позиции. Она смотрела на возникший кризис неоднозначно. С одной стороны, издавались очень жестокие законы против многочисленных безработных, которых преследовали по всей стране и пытались вынудить трудиться без попытки создания рабочих мест даже в рамках дискриминационных законов (тот же акт о строительстве сильно снижал возможности для возведения жилищ для бедных). С другой стороны, государство, видимо, опасаясь более крупных восстаний крестьян, пыталось ограничивать и масштабы огораживаний. Акты против огораживаний выходили в 1489, 1515 и 1536 годах. Создавались комиссии, специально для работы с проблемами, возникающими от огораживания (1517, 1548 и 1565 годы). Однако усилия английских властей, естественно, наталкивались на упорное сопротивление бенефициаров огораживаний – крупных феодалов. Лобби дворян, заинтересованных в продолжении огораживания, было сплоченным и влиятельным. В итоге преследование бродяг и притеснение крестьянства, с одной стороны, и нападки на систему огораживаний – с другой, порождали массовое недовольство королевской властью как среди низших сословий, так и среди феодальной знати.