Основная проблема экономики Аргентины – конечно, низкая диверсификация и простая структура экспорта, наследие времен сельскохозяйственного бума. Многочисленные «индустриализации» не дали эффекта. Не правда ли, это похоже на попытку «развития сверху», которая постоянно предпринимается в России? В конце второго десятилетия XXI века свои «аргентинские» ошибки российские власти могут успешно маскировать нефтедолларами; но когда их поток по той или иной причине иссякнет (как закончился сельскохозяйственный бум в Аргентине), мы столкнемся с похожим эффектом.
Глава 13. Птичье немолоко
О том, как опасно иметь богатство и не уметь его защищать – и не менее опасно иметь богатство, даже если ты можешь его защитить
В мире ключевые ресурсы принято называть «золотом»: жидкое золото – нефть, белое золото – хлопок, черное золото – уголь. В романе «Москва 2042» Владимир Войнович, пожалуй, впервые в истории литературы попробовал низвергнуть экономический ресурс с пьедестала – прямо в глубину общественного туалета: в его романе Россия живет за счет экспорта на Запад «вторичного продукта», проще говоря – фекалий. Такую метафору легко можно было бы счесть русофобским выпадом. Однако писатель, сетующий на ресурсную зависимость России, оказался не так уж далек от реальности: фекалии могут быть ресурсом и даже вызывать «ресурсное проклятие».
Гуано (от исп. huano, что означает «навоз») – это помет морских птиц, в течение веков скапливающийся толстым слоем на прибрежных скалах. Из-за длительного взаимодействия с содержащими фосфаты каменными породами в некоторых местах (особенно в засушливом климате) птичий помет превращался в крайне эффективное азотисто-фосфорного удобрение, играющее важную роль в сельском хозяйстве. Залежи этого удобрения находятся, в первую очередь, на островах вблизи побережья Чили и Перу, а также в Южной Африке и на островах Карибского бассейна. В то же время в Перу и Боливии существуют залежи другого крайне эффективного удобрения – селитры. Эти удобрения сыграли немаловажную роль в экономическом развитии Перу и Боливии XIX века, превратившись в их основные ресурсы, зависимость от которых привела к затяжным экономическим кризисам в этих странах и даже спровоцировала масштабную войну с соседним Чили.
Перу получила независимость от Испании в 1826 году после затяжной освободительной войны. Экономика новоиспеченного независимого государства была подорвана боевыми действиями, и стартовые позиции Перу были крайне плачевными. В стране в то время существовала отсталая аграрная экономика, ориентированная в основном на производство хлопка и сахарного тростника. Добывалось также серебро, доля которого в экспорте достигала более 50 % вплоть до 1866 года [140]. Но из-за слабости собственного производства экономика Перу полностью зависела от импортных товаров из США и Европы. В стране на законодательной основе существовало рабство. Проживающие в Перу индейцы кечуа и аймара, как и многие крестьяне-метисы, находились в положении крепостных у дворян и прочих землевладельцев.
В стране бушевали многочисленные внутренние конфликты, характерные для полуфеодального общества, на фоне которых военные постоянно стремились заполучить абсолютную власть в стране силовым способом. Только в 1845 году, когда президентом страны стал Рамон Кастилья (годы правления: 1845–1851, 1858–1862), начали приниматься меры, направленные на развитие экономики и демократических институтов.
Соседняя Боливия получила независимость от Испании в 1825 году, также после затяжной освободительной войны. В целом, вся история страны в XIX веке крайне напоминает перуанскую – истощенная колониальной политикой Испании страна, в которой сохранился феодальный строй и архаичная аграрная экономика, на протяжении всего столетия страдала от бесконечных внутренних конфликтов и экономического кризиса. Точно также ущемлялись в правах индейцы и крестьяне, а наиболее обеспеченными и влиятельными слоями общества оставались богатые помещики-латифундисты и военные. В стране постоянно происходили перевороты, и долгое время редкому боливийскому президенту удавалось просидеть в своем кресле дольше года. Из-за перманентных политических кризисов и отсталой экономики Боливия считалась одним из самых нестабильных и бедных государств Южной Америки. Все статьи экспорта сводились к аграрной продукции, скоту, коре хининового дерева, листьям коки и небольшому количеству серебра, извлекаемого на истощенных многовековой испанской эксплуатацией месторождениях.
Во время, когда президентом Перу стал либерально настроенный реформатор Кастилья, на европейских рынках резко выросла роль минеральных удобрений. В результате промышленной революции, в ходе которой в города хлынули огромные потоки крестьян, сельское хозяйство потребовало кардинальной интенсификации и, соответственно, огромного количества минеральных удобрений.
Запасы гуано в Перу были огромными. Богатой селитрой была и Боливия. Процесс добычи этих удобрений был крайне прост с технической точки зрения и не требовал особых затрат, а цены на мировых рынках в 30 раз превышали издержки [141]. В бюджеты двух соседей рекой потекли «гуановые» деньги.
В обеих странах начала развиваться промышленность, появились первые железные дороги, были выплачены все накопившиеся за время предыдущих гражданских войн внешние долги, и в окончательный упадок пришел институт рабства – на фоне новых высокомаржинальных отраслей, не требовавших большой рабочей силы, трудоемкое сельское хозяйство, движимое рабским трудом, оказалось просто невыгодным – было проще «отпустить» рабов и предоставить им право продавать свой труд землевладельцам.
Однако использованы гуановые деньги были и на абсолютно типичные для ресурсозависимых экономик цели: усиление армии и в оборонный бюджет в целом (восстания и мятежи в стране всё еще случались очень часто), а также на содержание стремительно разрастающегося государственного и силового аппарата вместе с армией чиновников. Часть денег просто исчезала в карманах высших чиновников. К тому же цепочка создания стоимости из-за неразвитости бизнеса в Перу и Боливии оставляла большую часть прибыли иностранцам.
Из-за того, что в Перу еще отсутствовали собственные крупные предприниматели, добытое гуано в основном скупали иностранные торговые компании. В 1842 году всё перуанское гуано было объявлено государственной собственностью, и права на его добычу, вывоз и продажу немедленно получили английские торговые дома. Однако фактически контроль правительства за сферой отсутствовал, и англичане просто покупали сырье по локальным низким ценам, не платили перуанскому правительству никаких налогов и ренты и выдавали ему кредиты и займы под огромные проценты в счет будущих продаж удобрения, да еще и с вычетом выплачиваемых правительством комиссионных. Правительство постепенно накапливало огромные долги перед английскими торговыми домами и банками.
На выборах 1851 года Кастилью сменил консерватор и кадровый военный Хосе Эченике (годы правления: 1851–1855), который восстановил почти умерший институт рабства, поднял налоги, взимаемые с индейцев, почти втрое, начал преследования всех несогласных с его политикой, и фактически присвоил себе деньги, получаемые государством от продажи гуано. Политика Эченике вызвала широчайшее недовольство перуанцев, и в 1854 году экс-президент Кастилья, опиравшийся на крестьян и рабов, организовал против него революцию, окончившуюся его возвращением в президентское кресло на правах «временного президента» (как нетрудно догадаться, остался он в нем надолго). Кастилья окончательно отменил рабство и подушную подать для крестьян, а также церковную десятину, всё еще существовавшую в преимущественно католическом Перу.
Кастилья продолжил политику по укреплению государственного капитализма во всех сферах экономики. Этому способствовали и стабильные цены на гуано, экспорт которого в 1854–1855 годах принес в бюджет до 80 % всех средств [142]. Однако большая часть прибыли оставалась в торговой цепи – ее получали торговцы, связанные с английскими банками и занимающиеся распределением и администрированием ресурсной ренты чиновники. Были и другие проблемы: развивалась «голландская болезнь», и перуанская экономика становилась всё более зависимой от импорта. Прибыли от торговли удобрением оседали в карманах нескольких процентов населения и пролиферировали не так сильно – слишком большая доля потребления обеспечивалась импортом. Неравенство росло очень быстрыми темпами. Хотя Кастилья пошел на ряд уступок для крестьян и индейцев, в их рядах зрело недовольство растущим неравенством.
В некоторых регионах страны местные власти стали отказываться продавать гуано связанным с иностранным капиталом столичным торговцам из Лимы, поскольку деньги от экспорта удобрения не доходили до их провинций. Правительство в свою очередь решило отдать всю добычу гуано в руки единого концессионера, которым в 1869 году стал французский торговый дом братьев Дрейфусов. Французский концессионер обязался не только покупать гуано напрямую у перуанцев, минуя столичных посредников, но и ежегодно покрывать внешний долг страны. Это создало классическую ситуацию moral hazard – правительство стало больше и больше занимать. В результате само правительство Перу к сроку истечения соглашения концессии (1878) задолжало дому Дрейфусов огромную сумму.
Параллельно Перу становилось всё более и более воинственной страной с региональными амбициями, и на армию тратилась значительная часть доходов от экспорта гуано. В 1858–1860 годах прошла война с Эквадором, а в 1868 году была даже объявлена война Испании, пытавшейся взыскать с Перу старые долги. Был заключен оборонный союз с Боливией, направленный в первую очередь против Чили, власти которого также имели растущие региональные амбиции и претендовали на месторождения селитры на юге Перу и западе Боливии.