В обществе постепенно возникло мощное движение против засилья военных в правящей верхушке, получившее название «сивилистов» – сторонников гражданского управления страной. Сивилисты видели в военных причину высокого уровня неравенства и коррупции и надеялись, что гражданская власть сможет справиться с социальными проблемами. Кандидатом в президенты от сивилистов стал Мануэль Прадо, который в 1872 году выиграл выборы. Увы, это было крайне неподходящее время для эксперимента по внедрению гражданской власти. Как раз с этого года истощение запасов гуано стало проявляться в сокращении добычи, а параллельно на рынке появились более выгодные удобрения. Цены на гуано начали падать, и правительство решило попытаться заменить его в роли ключевого экспорта другим удобрением – селитрой. Были национализированы все шахты страны, производившие селитру, однако начавшийся кризис усугублялся на глазах.
Власти соседнего Чили между тем не оставили планов завладеть селитряными шахтами в Перу и Боливии. За их амбициями стояли английские торговые компании, которые с национализацией шахт в Перу потеряли большие прибыли. Особенно риск вторжения был актуален для крайне слабой Боливии, за разработку селитряных месторождений которой боролись и перуанские, и чилийские чиновники и компании.
В 1878 году чилийские войска, не встретив никакого сопротивления, полностью захватили боливийскую провинцию Атакама, где были сосредоточены месторождения селитры. Поскольку между Боливией и Перу в 1873 году был заключен договор о совместной обороне, после провалившихся переговоров по урегулированию конфликта началось открытое военное столкновение армий Перу и Боливии, с одной стороны, и Чили – с другой. Хотя совокупная численность армий Перу и Боливии была больше, чем у Чили, чилийская армия была лучше вооружена и подготовлена, а многие подразделения армий Боливии и Перу и вовсе были сформированы из необученных военному делу индейцев и крестьян. Кроме того, в Перу продолжался политический кризис, вызванный противостоянием военных и сивилистов, и крестьянские бунты. В мире, во многом благодаря умной английской дипломатии, не сложилось однозначного отношения к войне, и многие страны заняли прочилийскую позицию.
За несколько месяцев чилийская армия захватила всё боливийское побережье и вторглась в Перу. Президент страны, Мариано Игнасио Прадо, бежал в Европу, и примерно в эти же дни был свергнут президент Боливии Иларион Даса, который вскоре также бежал в Европу, прихватив значительную часть государственной казны.
Располагавшиеся на захваченных территориях селитряные месторождения стали передаваться чилийским и английским предпринимателям. В ходе войны большая часть шахт так или иначе оказалась под контролем английских банков и торговых домов. Те шахты, которые оказались в руках чилийцев, были немедленно использованы для получения средств на закупку вооружений и покрытие огромных военных расходов страны.
К 1880 году Боливия, измученная людскими и экономическими потерями, вышла из войны, оставив прибрежные территории чилийцам. В одиночку Перу больше не могла продолжать войну против превосходящих сил противника, пользовавшегося, вдобавок, поддержкой наиболее влиятельных держав. Начались долгие и мучительные переговоры о мире, которые велись при посредничестве США. Поскольку власти Перу оказались крайне несговорчивыми, чилийские эскадры устраивали рейды вдоль побережья страны, высаживая в прибрежных городах и селениях десанты и обстреливая города с моря. Когда чилийские войска стали подходить к Лиме – столице Перу, избранный взамен Прадо президент-военный Пьеролла также сбежал. Город был захвачен чилийской армией, и установилась оккупационная администрация. Хотя официально это означало полное поражение Перу, боевые действия в отдаленных горных районах страны продолжались вплоть в 1883 года. Вместо Пьероллы богатейшие предприниматели Лимы выбрали нового президента из числа сивилистов – Франсиско Кальдерона, который сформировал правительство, готовое идти на уступки чилийцам. Однако Кальдерон попытался сыграть двойную игру и пообещал американцам передать под их протекторат богатые гуано и селитрой прибрежные провинции. Штаты не торопились вмешиваться, и англичане добились его ареста чилийцами.
В 1883 году был, наконец, подписан Анконский мирный договор, согласно которому Перу уступало Чили богатые селитрой территории департамента Тарапака, а департаменты Такна и Арика еще 10 лет должны были оставаться под чилийской оккупацией. Перу также обязались возместить все убытки Чили за годы войны. Боливия же, вышедшая из войны еще в 1880 году, потеряла богатые селитрой прибрежные провинции, а также лишилась выхода к морю.
Война истощила все три стороны конфликта. Территория Перу была разорена, были уничтожены многие хлопковые и сахарные плантации и потеряны самые богатые месторождения гуано и селитры. Кроме того, страна понесла и огромные человеческие потери – за годы войны в Перу погибло 80 тыс. человек [143]. Были разорены и полностью разрушены многие города и селения. Положение страны усугублялось тем, что в период «гуанового рая» экономика страны не развивалась. При этом раскол элит на «военных» и «гражданских» сохранялся. В 1884–1885 годах в стране разразилась гражданская война, закрепившая за Перу на долгие годы статус очага нестабильности.
Примерно такая же участь ждала и Боливию – потеря селитряных месторождений и выхода к морю вместе с бесконечными переворотами и внутренними конфликтами лишили страну надежды на выход из нищеты и отсталости.
История Перу и Боливии, которые и сегодня, спустя 140 лет после «войны гуано», остаются на скромных 87 и 122 местах по ВВП на человека в мире[144], наглядно демонстрирует, что даже такой ресурс, как птичий помет, может оказаться не только крайне ценным, но и крайне опасным; и что зависимость от его экспорта не только разрушает экономику страны, но и подрывает ее безопасность.
Коррумпированность местных элит, занятых личным обогащением и строящих «государственный капитализм», политическая нестабильность и постоянные гражданские конфликты, чрезмерное влияние силовиков на жизнь страны заставляли экономику этих стран оставаться архаичной. Политическая нестабильность и коррупция приводили к естественному желанию инвестировать вовне страны и к выносу в рамках цепочек создания стоимости большей части прибыли за рубеж. Иностранные компании легко пользовались коррупцией внутри страны и страхом перед опорой на внутренние бизнесы и забирали себе контроль за процессами создания добавочной стоимости и над важнейшими сферами экономики. Проникновение иностранных держав в экономику Перу, Боливии и Чили, и многих других стран Южной Америки, помноженное на высокое социальное неравенство, уже к началу XX века вызвало рост и развитие левых идей в странах Латинской Америки, а также резко антизападные настроения. Это противостояние крайностей – от «продажи родины» к ультралевому патриотизму, продолжается в регионе до сих пор, как можно видеть на примере режима недавно свергнутого Эво Моралеса в Боливии или Чавеса в Венесуэле.
Глава 14. Истощение
О том, как важен баланс в использовании возможностей, и как легко разрушить все, если не относиться бережно к тому, что имеешь
«Ресурсное проклятие» способно подорвать экономику большой и богатой страны. Тем более страшным может быть ущерб от доминирования того или иного ресурса для маленького государства, где ресурсов гораздо меньше, и исчерпываются они гораздо быстрее. Но нам, сторонним наблюдателям, изучать процессы, идущие в маленьких обществах, в каком-то смысле проще и приятнее: в большой стране или даже империи все процессы смазаны, переплетены между собой и «прячутся» под многочисленными масками, а мощный пропагандистский аппарат, который, как правило, умирает последним, продолжает искажать историю и навязывать свои трактовки событий даже и в фазе необратимого распада; в маленьком же государстве процессы протекают острее, нагляднее и прямолинейнее.
Остров Пасхи, называемый его жителями Рапануи, был открыт голландским мореплавателем Якобом Роггвеном в 1722 году в день празднования Пасхи, за что и получил свое название. Перед глазами Роггвена предстал абсолютно голый вулканический остров, населенный небольшим, даже применительно к площади острова, количеством аборигенов. Высадившиеся на острове голландцы были поражены огромными каменными статуями, покрывавшими всю его пустынную территорию: изготовление, доставка с каменоломен и монтаж таких истуканов явно требовал гораздо более высокого уровня технического развития, чем тот, которым располагали встреченные голландцами аборигены. Сразу же стало очевидным, что местные жители явно когда-то были гораздо более развитым народом.
В это же время на самом острове не было почти никаких пригодных к пище растений и культур, почти не водилось никаких съедобных животных, а в окружавших его водах водилось, по сравнению с другими тихоокеанскими островами, крайне мало рыбы. Было видно, что к моменту открытия острова европейцами цивилизация Рапануи находилась в состоянии глубочайшего упадка и кризиса.
О причинах этого кризиса крайне сложно судить ввиду того, что о доевропейской истории цивилизации Рапануи не сохранилось почти никаких сведений, и все предположения основаны лишь на исследованиях археологов. Феномен гигантских статуй (ставших популярным артефактом во всем мире) и пугающая бедность острова привлекали внимание многих людей с развитой фантазией, которые не ленились придумывать свои (чаще всего ненаучные) версии событий. В числе разработанных, в том числе литературно, и нашедших отражение даже в кинематографии версий – посещение острова инопланетянами, инфекция, самоуничтожение сверхцивилизации, изобретшей смертоносное оружие и допустившей гражданскую войну, извержение вулкана и пр. Как легко догадаться, ни одна из этих версий не проходит минимальной проверки фактами. Реальность видимо была значительно прозаичнее.