я империя – СССР – Россия пережили как минимум семь. Как и СССР, Венесуэла в 60–70-е годы была серьезной силой в мире – сильнейшей экономикой региона. В 1960-е годы – страной с ВВП, практически равным ВВП Западной Германии, одной из пяти богатейших стран мира по ВВП на душу населения, с самой высокой средней зарплатой в Латинской Америке. Как и СССР, Венесуэлой руководили левые правительства, делавшие упор на государственные программы и социальное обеспечение. Как и в СССР, нефть имела решающее значение для экономики Венесуэлы.
С начала 1980-х годов (как и в СССР) вслед за падением цен на нефть экономическая ситуация в Венесуэле стремительно ухудшается, растет инфляция, падает ВВП. В 1989 году (чуть раньше, чем в России) в Венесуэле начинаются предписанные МВФ реформы, сходные с гайдаровскими: масштабная приватизация, драматическое падение курса боливара, балансировка бюджета. Отпущенные цены вызывают беспорядки, но реформы продолжаются, правда, половинчато и неэффективно. В 1992 году (за год до России) в Венесуэле происходит неудачная попытка левого военного переворота. Переворот проваливается, а его лидеры (как и в России) через два года выходят на свободу и готовятся к продолжению борьбы.
Сходство с Россией очевидно вплоть до неэкономических деталей – например, прихода к власти в 1999 году выходца из силовых структур, будущего бессменного лидера нации, пользующегося поддержкой большинства населения. Но с того же 2001 года начинается серьезное расхождение в методах экономического управления страной. В 2003 году, когда Россия последовательно отказывается от ограничений в сфере инвестиций и движения капитала, а регулирование цен даже не обсуждается, в Венесуэле устанавливают валютный контроль и ограничения на экспорт капитала.
Структуры экономики России и Венесуэлы и по сей день довольно схожи: обе страны получают большую часть дохода в бюджет от экспорта нефти, не диверсифицируют экономику, не развивают институты, малое предпринимательство, не формируют реальных инновационных зон в экономике. Однако те элементы «нелиберальности», которые хоть и присутствуют в сегодняшней экономике России, но вслух не признаются и официально считаются недопустимыми (недобросовестная конкуренция, протекционизм, слабая защита прав инвесторов, наличие экономических агентов, стоящих выше закона, и т. д.), в Венесуэле приобрели характер официальной политики. Если Россия регрессировала в феодализм, но активно поддерживает рыночные отношения, то Венесуэла, напротив, устремилась в социализм со всеми его характерными элементами.
Причина такого расхождения вряд ли может быть установлена однозначно. Наиболее вероятно, что Венесуэла просто начала с более низкого старта. Там был ниже средний уровень образования, отсутствовал мощный инфраструктурный и оборонный комплекс, который в России кормил большое количество избирателей даже в 90-е годы. У населения Венесуэлы было меньше активов и накоплений – например, венесуэльцам не досталась в наследство высокая обеспеченность населения жильем. Из-за этого в стране произошел коллапс системы легального владения имуществом. Invasores, захватывающие здания, стали противозаконной, но привычной частью жизни, пока правительство и проправительственные силы поступали примерно так же с частным бизнесом.
Помимо левого курса, власти Венесуэлы совершили немало разовых, но чувствительных экономических ошибок. Большинство из них напоминает предложения российских левых экономистов, которые, к счастью, пока игнорируются. Яркий пример – перевод 80 % валютных резервов Венесуэлы из долларов в золото в момент наибольшей цены на золото на рынке. Идея «скорого краха доллара» привела к тому, что резервы Венесуэлы сократились на 40 % из-за последующего 40 %-ного падения цены золота [216].
Ряд действий, предпринятых властями Венесуэлы, настолько напоминает проекты и планы российской власти, что на их плачевных результатах стоит остановиться особо.
Как и Россия, Венесуэла проявляет избыточную любовь к лояльным, но бедным странам. В рамках программы Petrocarib Венесуэла много лет снабжала нефтью по сниженным ценам ряд стран Латинской Америки. Итог этой программы печален и для Венесуэлы, и для региона: страны, пользовавшиеся этой программой, сегодня энергетически неконкурентоспособны и не готовы к самостоятельности. Сама же Венесуэла мало того, что теряла существенные суммы на субсидиях, но еще и поставляла достаточно много нефти в долг. Сегодня, пользуясь бедственным положением страны, ее нефтяные заемщики отказываются от оплаты даже по сниженным ценам, предлагая срочный расчет зато с существенным дисконтом. Недавно Венесуэла была вынуждена списать 55 % долга Доминиканской Республике[217], только чтобы получить выплату. Очевидно, Ямайка будет следующим счастливым должником: в 2019 году Ямайка национализировала долю PDVSA в местном нефтяном операторе, а расплату по долгу за венесуэльскую нефть она производит на escrow-счет в исландском банке; деньги сохранятся «до лучших времен» – видимо, до смены власти в Венесуэле.
Как и Россия, Венесуэла в какой-то момент обратилась к Китаю как стратегическому партнеру, рассчитывая ослабить влияние США и стимулировать экономический рост. Китай активно включился в сотрудничество, начав кредитовать Венесуэлу под залог нефти с возможностью погашения долга нефтепродуктами. За восемь лет китайцы выдали Венесуэле около 50 млрд долларов (около 15 % ее ВВП)[218]. С учетом того, что цена на нефть всё же определяется рынком, эти условия были намного мягче, чем предлагаются России, которая строит заведомо убыточные газопроводы в Китай. Но вполне возможно, что соглашения имели и непубличные дополнительные условия.
Китай умеет и любит брать на себя риски сотрудничества с failed states и странами-изгоями, но в отличие от СССР делает это очень рационально и жестко. Падение цен на нефть привело к тому, что почти половину поставляемой в Китай нефти Венесуэла отправляет в счет погашения процентов по долгу.
Китай, который долго давал деньги Венесуэле, теперь отказывается продолжать программу, «не видя надлежащих результатов», но готов предоставить еще 10 млрд долларов «на новых условиях»[219], которые представитель PDVSA назвал в интервью CNBC «уникальными». Есть подозрение, что итогом национализации, которую провел в свое время Чавес, станет переход основных активов Венесуэлы (включая нефтяные запасы) в собственность китайцев, которые, в отличие от американцев, в свое время отобрать эту собственность у себя уже не дадут.
Наконец, в Венесуэле, как и в России, стало принято находить причины всех проблем и неудач не внутри, а за пределами страны. Правда, в России эта практика не доведена до венесуэльского совершенства. Давно пройдя знакомые нам обвинения США, Запада и «внутренних врагов» во всех бедах, правительство Венесуэлы даже пробки и низкое качество коммунальных услуг в Каракасе объясняет внешними происками, причем врагов давно умерших. По официальной версии, в проблемах Каракаса виноваты испанцы, специально строившие город не на том месте во второй половине XVI века.
России до сих пор удавалось избежать радикального левого поворота, хотя с 2012 года мы видим признаки последовательного и всё более опасного полевения экономической политики. Но настоящая опасность впереди: истощение потока нефтедолларов из-за падения цен на нефть в будущем придется, видимо, на середину 2020-х годов – время, когда технологическое наследие СССР будет полностью амортизировано, и отставание от конкурентоспособных экономик станет критическим. Сохранение рейтинга политическими средствами (например, за счет патриотического подъема) работает лишь короткий период, и высока вероятность резкого полевения как последней надежды на спасение власти.
Глава 15.2. Путь Алиева
О роли личности в истории, особенно если эта история – нефтяная
Нефть в последние 50–70 лет является наиболее явным ресурсом, формирующим классическую экономику «ресурсного проклятия/благословения». Но относительная новизна нефтяного рынка, который приобрел грандиозные размеры всё же лишь к 70-м годам прошлого века, не позволяет нам найти в новейшей истории примеров полностью завершенного ресурсного цикла, построенного на нефти, – цикла, включающего в себя не только бурный рост, экономическую деформацию, политическую трансформацию и рост экономической волатильности, но и период спада, развала экономической и политической системы и коллапс. Условно, можно говорить о прохождении такого цикла Советским Союзом, но это будет не нефтяная история, а история банкротства идеологии, в которой падение цен на нефть только усугубило проблему. Можно записать в жертвы нефтяного «проклятия» Венесуэлу, и это будет правильная классификация. Но всё же Венесуэла является еще и примером провального государственного управления, конечно, ставшего возможным благодаря наличию ресурса, но не являвшегося обязательным следствием его наличия. Тем не менее сегодня мы знаем как минимум несколько кандидатов на прохождение полного нефтяного цикла – не потому, что спрос на нефть в ближайшее время будет сокращаться (скорее всего – нет), а потому, что в этих странах приближается момент исчерпания их нефтегазовых запасов. Одним из наиболее близких нам примеров такой ситуации является Азербайджан.
Нефть добывалась на территории современного Азербайджана уже несколько тысяч лет назад. В конце XIX века «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель», основанная Ротшильдами Caspian and Black Sea Oil Industry and Trade Society и Royal Dutch/Shell начали промышленную добычу в Баку и на Апшеронском полуострове.
Первый бум добычи случился в самом начале XX века – к 1905 году добыча нефти выросла до 0,2 мбд (половина мировой добычи в то время)[220]