На этом фоне в течение последнего нефтяного бума в ОАЭ внутренний спрос рос темпами, опережающими рост ВВП. Такой рост будет очень серьезной проблемой в момент, когда бюджет ОАЭ начнет усиливать давление на компании с целью получения больших налогов, и они резко снизят как оплату труда, так и потребление, – страна может оказаться в ловушке избыточных производственных мощностей. В самом деле, как минимум неясно, зачем стране, в которой проживают несколько миллионов человек, две огромные авиакомпании, три крупнейших аэропорта, 15 портов и два гиганта – алюминиевых смелтера. Более того, есть серьезные сомнения в способности, например, смелтеров оперировать с прибылью на газе, получаемом по мировым ценам. Что будет с большинством компаний в стране, если правительство будет вынуждено ввести разумные ставки налогов на прибыль и подоходных налогов? Как будет правительство сохранять особые зоны, в которых есть гарантии нулевых налогов, если повышение налогов вне зон, очевидно, вызовет массовый переток в зоны до того оншорных компаний? А если оно будет менять законодательство этих зон, как оно сумеет убедить инвесторов и бизнес ему после этого доверять, как справится с драматическим ростом ставок кредита и оттоком инвестиций?
Опыт ОАЭ является в силу многих причин уникальным, но одновременно и показательным.
Для начала он опровергает частое для ресурсных экономик заблуждение, что ресурсы страны нуждаются в защите от внешней агрессии экономического и (или) военного характера, и путь к эффективной защите лежит через самоизоляцию, возведение барьеров, усиленное вооружение и идеологический контроль, не позволяющий «врагам» разрушать идентичность страны и подрывать готовность населения к защите ресурсов. ОАЭ сумели эффективно совместить сохранение в своих руках полного контроля за ресурсами страны, причем не только минеральными, но и географическими, и максимальную открытость рынков, культуры и границ, дающую возможность многократно повысить эффективность эксплуатации ресурсов; более того, такая открытость не привела к размыванию местной культуры, обычаев, системы управления и идеологии. Безусловно, дело здесь не только и не столько в безобидности внешних влияний, сколько в продуманном сочетании толерантного отношения к внешнему миру с традиционализмом, принятия иностранных работников, туристов, капитала, обычаев – с одновременной жесткой кластеризацией на граждан и неграждан, создания условий для международного бизнеса – с построением жестких границ, в которых он может вестись.
В то же время история экономики ОАЭ – это история успешных государственных компаний, функционирующих максимально эффективно в рамках имеющихся у них возможностей. Сравнение ADNOC с «Газпромом» и «Роснефтью», «Эмирейтс» с «Аэрофлотом», NBAD с ВТБ, Mubadala с ВЭБом показывает вызывающую разницу в эффективности. Можно предположить, что в основе такого успеха лежат низкий уровень коррупции, готовность активно перенимать опыт наиболее успешных конкурентов, в том числе через приглашение успешных международных менеджеров, и реальная, а не формальная постановка компаниям задачи по выходу и занятию лидирующих позиций на международных рынках. Но, безусловно, важную роль в таком успехе играла и играет политика активного субсидирования государственных компаний за счет экспорта минеральных ресурсов, ведущаяся через взимание сниженных или нулевых налогов (прямо с корпорации и косвенно с персонала). Только авиакомпания «Эмирейтс» за один год сокращает свою себестоимость более чем на миллиард долларов за счет неуплаты налога на прибыль и подоходного налога сотрудников на территории ОАЭ, если принимать ставки этих налогов равными среднеевропейским. Это субсидирование ставит долгосрочность успеха под сомнение, создавая эффект замкнутого круга. Чтобы всерьез говорить о диверсификации доходов бюджета, необходимо создавать налоговые потоки от ненефтяных бизнесов. Но замещение доходов от нефти в бюджете ОАЭ будет означать примерно утроение существующих ненефтяных налоговых сборов по объему. Такое увеличение налоговой нагрузки, несомненно, крайне негативно скажется на результатах корпораций («Эмирейтс» потеряла бы более половины прибыли, «Этиад» стала бы убыточной, девелоперы оказались бы перед лицом существенного падения стоимости недвижимости из-за сокращения покупательной способности потребителей и оттока иностранных покупателей – резидентов, привлеченных нулевыми налогами, и примерно 30 %-ного роста себестоимости строительства), объемы инвестиций существенно сократятся, и нет никаких гарантий, что основные корпорации останутся не только такими успешными, но и вообще конкурентоспособными на жестком международном рынке.
Как видно из этих двух (крайне разных по форме) примеров, даже сверхбогатые ресурсами страны страдают от ресурсной зависимости практически так же, как и страны, обеспеченные ресурсом на более низком уровне. И Норвегия, и ОАЭ в условиях достаточно высоких цен на нефть конца второго десятилетия XXI века поддерживают лишь 1–2 %-ный рост ВВП. Обе страны при активных попытках диверсификации экономики не входят в число стран с инновационным фокусом развития, создавая лишь индустрии, полностью основанные на иностранных ноу-хау, технологиях и в большой степени основных средствах. У обеих стран фактически получается эффективнее инвестировать за рубеж, чем в свою собственную экономику. «Сверхобеспеченность» ресурсом дает этим странам большую фору – с момента, когда цена на нефть значительно упадет, обе эти страны смогут поддерживать свой modus vivendi еще в течение минимум пары десятков лет. Однако эта фора является и залогом будущих проблем: она провоцирует опоздание в процессе перестройки экономики на безресурсные рельсы и может оказаться главной причиной будущей экономической катастрофы.
Глава 15.4. Нефть в стране текилы
О «проклятом месте», двух погибших империях, вреде национализации и пользе, которую можно извлечь из хорошего соседства
Мексика – латиноамериканская страна, расположенная на юге Северной Америки. Территория Мексики была обжита первобытными людьми (выходцами из Восточной Азии, которые в эпоху заселения Америки перешли северным путем в том месте, где сейчас Берингов пролив, на новый континент) уже в 9–11 тысячелетии до нашей эры – о начале заселения до сих пор спорят ученые. Много позднее, одновременно с началом железного века в Евразии, на территории Мексики сформировалась культура Ольмеков – первое централизованное государство Мезоамерики, про которое нам мало что известно: язык ольмеков не расшифрован.
Во времена, когда в Евразии образовалась Римская империя франков, на территории Мексики процветала высокоразвитая цивилизация майя, а одновременно с нашествием монголо-татар в Евразии земли Мексики заняли кочевники-ацтеки, создавшие свою империю на базе покоренных племен (как и монголо-татары).
В начале XVI века монголо-татарская империя развалилась, и параллельно рухнула империя ацтеков (о причинах краха этой империи мы писали выше), а территория Мексики вошла в состав Испанской империи (о причинах краха которой нами также рассказано в этой книге – вообще империям не везло, и рассказывать об их гибели – дело весьма поучительное).
Через 300 лет на фоне истощения Испании и наполеоновских войн в Европе Мексика получила независимость, которая, увы, не пошла ей в прок – в течение всего XIX века страну раздирали междоусобицы, перевороты и революции, власть менялась в среднем раз в полтора-два года. В середине XIX века Мексика потеряла свои северные территории (чуть более половины начальной площади страны) – США последовательно аннексировали земли, на которых сейчас размещено пять с половиной американских штатов. Во второй половине XIX века Мексика чуть было не была захвачена объединенными франко-англо-испанскими силами, и лишь стечение обстоятельств (победа Севера в гражданской войне в США и начало франко-прусской войны) помогли нескольким национально-освободительным армиям мексиканцев в конечном итоге отстоять независимость страны.
Страна сохранила свой «двунациональный» состав населения (сегодня в стране чистых потомков европейцев около 10 %, чистых потомков коренных обитателей Мексики около 28 % и 62 % метисов)[356], испанский язык и испанскую религиозность – и сегодня более 82 % населения называют себя католиками [357].
Еще ацтеки использовали нефть, просачивавшуюся сквозь грунт, в медицинских целях. Но до последнего десятилетия XIX века в Мексике нефть не играла сколько-нибудь существенной экономической роли. Промышленное производство нефти в Мексике началось вместе с приходом к власти Порфирио Диаса – бывшего героя партизанских отрядов времен войны за независимость против интервентов, диктатора, правившего с 1876 по 1911 год, который изображал из себя демократа. Именно он (а совсем не Владимир Путин) изобрел и манипуляцию голосами на выборах, и увеличение срока президентства с четырех до шести лет, и использование преемника на один промежуточный срок для соблюдения конституционного правила о запрете занятия должности президента два срока подряд, и в конечном итоге – внесение изменений в Конституцию для дальнейшего пребывания у власти.
Порфирио Диас считал крайне важным привлечение в страну иностранных инвестиций, и в 1910 году в Мексике уже работали нефтедобывающие компании из США и Европы (El Huasteca, Mexican Eagle, Mexican Petroleum Company и другие). В начале века Мексика добилась впечатляющих успехов в разработке полезных ископаемых, заняв в мире первое место по добыче серебра, второе – меди и пятое – золота. К 1910 году Мексика добывала 110 тыс. баррелей в день только с одного месторождения, которое считалось тогда крупнейшим в мире[358], [359]. Но успехи не шли впрок экономике.
В период правления Порфирио Диаса (кстати, название периодов жизни страны по фамилии диктатора тоже впервые появилось тогда, и «путинизму» на 100 лет предшествовал «порфириат») в стране сформировалась узкая группа олигархов, лично близкая диктатору и сросшаяся с властью (многие из группы были высшими чиновниками). Члены группы называли себя «учеными» («сьентификос») и утверждали, что «исповедуют особые научные методы управления государством». Так или иначе, за 35 лет правления Диаса, несмотря на обилие «национальных проектов» (создавались железные дороги, фабрики и развивалась добыча полезных ископаемых), уровень жизни населения не вырос, грамотность к 1910 году составляла менее 20 %