Основу экспорта Казахстана в Китай составляют нефть и транзитный газ. Построенная линия газопровода через Атасу на Китай уже дает более 30 bcm в год, принося Казахстану транзитные заработки [500]. Нефтепровод Атасу – Алашанкоу, фактически построенный Китаем, пропустил в Китай более 100 млн тонн нефти и пару лет назад вышел на пропускную способность 20 млн тонн в год (для сравнения: совокупная пропускная способность всех нефтепроводов из России в Китай составляет около 60 млн тонн)[501]. Россия сегодня поставляет в Китай через этот нефтепровод примерно 7 млн тонн нефти [502] (около 25 % поставок России Китаю, основные поставки приходятся пока на нефтепровод Сковородино – Мохэ, но он не имеет соединения с месторождениями Западной Сибири и Поволжья и не может использоваться в случае решения резко увеличить поставки). Китай участвовал в строительстве и газопровода, и нефтепровода своим капиталом и гарантиями. (Надо сказать, что пока Китай отказывается от финансового участия в строительстве трубопроводов с территории России даже в части, проходящей по территории Китая). Более того, Китай строит заводы по производству труб для нефтепроводов в Алма-Ате и Кызылорде – такие трубы являются сегодня серьезной статьей российского экспорта в Среднюю Азию.
На этом фоне отношения Казахстана с Россией становятся всё более прагматическими. Участие Казахстана в Таможенном союзе немедленно было использовано множеством поставщиков для серого импорта товаров из Китая в Россию. Требования России усилить контроль на Китайско-Казахстанской границе привели к росту цен на китайские товары в самом Казахстане, что расценивается как негативный фактор даже руководством страны. Таможенный союз в целом сдерживает возможности Казахстана по увеличению оборотов торговли с Китаем, что также вызывает критику внутри Казахстана. В 2013 году Казахстан, несмотря на риторику, ввел ограничения на торговлю нефтью с Россией (в частности, запретил ввоз битумов, которые ранее в основном поставлялись из Омска) и переориентировался на Китай в плане переработки своей нефти. Параллельно Казахстан в одностороннем порядке повысил цены на газ, поставляемый в Россию в счет уже договоренных объемов, и существенно изменил планы поставок в пользу Китая. Заявления российских официальных лиц, выражавших уверенность, что Казахстан в этой ситуации столкнется с трудностями, остались как без ответа, так и без воплощения – Казахстан наращивает экспорт сырья и не испытывает внутреннего дефицита.
Китаизация Казахстана идет медленно. В стране всё еще действует закон о обязательном обучении трем языкам – русскому, английскому и казахскому, китайского в списке пока нет. С Китаем не отменен визовый режим, и 72-часовой транзитный безвизовый въезд, который Казахстан ввел для туристов из Китая, не сделал страну местом паломничества китайских туристов: в 2014 году зафиксирован пик посещений (228 тысяч человек)[503], и с тех пор каждый год поток туристов из Китая сокращался, достигнув в 2018 году 51 тыс. человек [504]. И тем не менее Китай готов спонсировать обучение 30 000 казахских студентов в год в своих университетах, в самом Казахстане это рассматривают как программу по китаизации будущей элиты [505].
Россия всё еще считается стратегическим партнером, в том числе в области безопасности, всё еще арендует Байконур, всё еще принимает более 1,4 млн трудовых мигрантов из Казахстана [506]. Однако, кажется, Россия уже больше зависит от этих отношений, чем сам Казахстан: последний медленно, но верно становится основным транзитером для поставок в Китай и для получения Россией газа и нефти из Средней Азии для перепродажи в Европу. При этом поддерживаемый США проект газопровода и нефтепровода по дну Каспийского моря может существенно ослабить и этот транзитный поток.
Ситуация с Казахстаном оказывается опасно схожей с украинской – тоже страна-сателлит, с большой русской диаспорой, компактно проживающей вблизи границ с Россией, с историческими и экономическими связями с Россией, важным стратегическим географическим положением (как в экономическом смысле – территория транзита, так и в военно-политическом – отличный буфер перед Китаем и неспокойными территориями мусульманских стран Среднего Востока), и тоже медленно уходящая из-под российского влияния. Бывший президент Казахстана Назарбаев загодя выбрал сценарий плавного транзита с назначением преемника и сохранением контроля за ситуацией в стране, поэтому в ближайшее время ждать политических проблем в Казахстане не стоит. Однако ангольский опыт показывает, насколько ненадежны бывают преемники, более того – преемнику тоже предстоит передавать власть. Можно было бы предположить, что в случае существенных неконтролируемых изменений во власти в Казахстане страна может стать ареной «агрессивной дипломатии» со стороны России по украинскому сценарию – с сепаратистским движением на севере, поддерживаемым Россией материально и технически, с экономической атакой, с масштабной антиказахской внутренней пропагандой – если бы не два принципиальных отличия Казахстана от Украины. Во-первых, экономика Казахстана существенно успешнее (подушевой ВВП примерно равен российскому, рост ВВП в 2019 году составил около 4,5 %, что очень неплохо для региона, находящегося между Россией в стагнации и Китаем, в котором рост замедляется)[507], а политическое влияние Москвы в Казахстане уже несравненно меньше того, которое она имела в Украине до 2014 года. Во-вторых, конкурентом России в Казахстане выступает не склонный к длинным переговорам и не уверенный в своем стремлении ассоциировать Украину Евросоюз, а готовая к быстрым и жестким действиям страна-гигант, бороться с которой у России нет ни экономических средств, ни военных возможностей.
На юг от Казахстана расположена Киргизия (официально – Кыргызстан) – небольшая по российским меркам (всего в 10 раз больше Израиля), малонаселенная (меньше 6 млн человек, 73 % киргизов, 14 % узбеков)[508], почти полностью покрытая горами страна. Будучи в 14 раз меньше Казахстана, Кыргызстан проигрывает ему не только в номинальном ВВП в 37 раз, но и в подушевом ВВП – в 12 раз, являясь одной из беднейших стран мира, а в Средней Азии соревнуясь в этом показателе только с Таджикистаном – за последнее место.
Причина такой бедности одна – объективная невозможность опереться на существенные доходы от продажи полезных ископаемых: в Кыргызстане есть небольшие запасы ртути, урана, угля и нефти, но в существенных объемах добывается только золото, которое составляет до 35 % экспорта этой страны.
Страна официально экспортирует золота в год примерно на 1,7 млрд долларов [509]. Второй статьей экспорта является электроэнергия. Общая мощность водосброса в стране превышает мощность Волги в несколько раз, электричество экспортируется всем соседям и в Россию, но с советских времен системы не модернизировались и эффективность их мала. Далее, ни одна статья экспорта (от хлопка и табака до продуктов промышленной химии) не превышает 3 %[510]. При этом объем внешнеторгового товарооборота в 2019 году превышает 6,2 млрд долларов [511] – уникальные 73 % от 8 млрд долларов ВВП[512]. Существенная часть разницы покрывается за счет перечислений «домой» от гастарбайтеров, работающих в России и меньше – в Украине, Казахстане и даже в Западной Европе. Они переводили еще в 2014 году чуть более 30 % кыргызского ВВП[513] – второе место в мире после Таджикистана с его 42 %. И всё же, отрицательное сальдо торгового баланса, не покрытое remittances, в 2018 году составляло около 0,7 млрд долларов (remittances составляли почти 2,4 млрд при отрицательном сальдо в 3,1 млрд)[514], [515]. С учетом незначительных изменений внешнего долга и валютных резервов (которые у Кыргызстана составляют 24 % ВВП, почти как в России [516], [517]), страна «откуда-то» получает неучтенные более чем 2 млрд долларов ежегодно.
Источником этих денег является широкомасштабный серый и белый реэкспорт, являющийся самым прибыльным и развитым бизнесом Кыргызстана. С 2004 года, согласно законодательству Кыргызстана, при импорте так называемых товаров для базара (понятие растяжимое, и, как видно из статистики, в реэкспорт попадают и автомобили, и топливо, а не только одежда и галантерея) таможенные платежи уплачиваются по весу товара, а не по его таможенной стоимости, а торговцы платят налоги по упрощенной «патентной» системе. В результате, при официальном ввозе в Кыргызстан товаров из Китая на 2 млрд долларов в год, по оценкам аналитиков существенно более ¾ товара реэкспортируется, а реальная стоимость ввезенных товаров едва ли не в 3 раза выше[518], [519]. В Дордое и Карасу за 10 лет выросли открытые рынки беспрецедентной величины. Уже в 2006 году, по мнению Романа Могилевского [520], 13 % жителей Бишкека работали на базаре в Дордое. По данным исследования Всемирного банка «Базары и интеграция торговли в Центральной Азии», в 2009 году товарооборот «Дордоя» составил $4 млрд