Перепродаваемые импортные товары уходят серыми и белыми путями в Казахстан, Узбекистан и даже в Россию, оставляя, по оценкам тех же авторов, около 20 % от своей реальной стоимости в виде прибыли местных торговцев. Неучтенный экспорт и полученная прибыль и покрывают дефицит в 2–2,5 млрд долларов в год, демонстрируемый «официальной» статистикой, и, видимо, создают еще и существенный поток неучтенного вывоза капитала [523].
Тем не менее «золотые времена» реэкспорта позади. В 2008 году общий объем реэкспорта через Кыргызстан был по косвенным данным почти в четыре раза больше[524]. Сокращению способствовал и общий экономический кризис, и падение покупательной способности россиян и казахстанцев, и существенное ухудшение ситуации на границе с Узбекистаном вокруг Оша и Жалалабата, и меры, которые, несмотря на режим свободной торговли, предпринимает Казахстан, чтобы ограничить проникновение китайских товаров через Кыргызстан (сам Казахстан не прочь занять эту нишу, в Алма-Аты работает похожий на Дордой базар, но пока значительно меньший по размеру).
Бедность страны и отсутствие внятной модели развития приводят к нестабильности. Власть в XXI веке за 10 лет дважды менялась в результате народных волнений. Кыргызстан, который является сильно коррумпированной страной, тем не менее «выигрывает» у Узбекистана и Туркменистана в рейтингах уровня коррупции, так что едва ли можно вслед за многими комментаторами объявить причиной революций в стране именно коррумпированность режимов Акаева и потом Бакиева. Каждая новая команда начинала с нуля, но даже и последние относительно спокойные восемь лет (действительно, выборы президента в 2017 году привели к мирной передаче власти) мало что дали в смысле развития страны – рост ВВП Кыргызстана составляет примерно 4 % в год, что при ВВП на душу населения в размере около 1,3 тыс. долларов составляет мало отличимые от нуля 50 долларов на человека [525]. В большой степени и этот рост ВВП связан с ростом стоимости золота на мировых рынках, то есть не является следствием развития экономики.
Перед Кыргызстаном стоит труднейшая задача определения стратегии поведения, которая позволила бы заместить уходящие потоки от реэкспорта и всё же начать развивать экономику – страна с таким уровнем подушевого ВВП не может существовать без масштабных потрясений.
Хорошая новость состоит в том, что Кыргызстан более защищен от радикальной исламской угрозы, чем его южные соседи: в отличие от Таджикистана и Туркменистана, в Киргизии 64 % жителей считают себя «просто мусульманами» или ghair muqalideen – не относя себя ни к суннитам, ни к шиитам, и будучи, в соответствии со 103 сурой Корана, приверженцами единства мусульман и врагами тех, кто пытается их разделить. В такую страну сложно импортировать радикализм, и общая граница с Таджикистаном не вызывает беспокойства. Зато граница с Узбекистаном неспокойна, на территории Кыргызстана есть узбекские анклавы, Бишкек не раз просил Москву прислать войска для сдерживания разгоревшегося межнационального конфликта в Оше (тогда Москва ответила более чем безразлично, войска в конечном итоге направили, но не в Ош, а на охрану российских объектов).
Одним из ответов руководству Кыргызстана виделось вступление в Таможенный союз и ЕАЭС, которое должно было создать для локальной текстильной индустрии существенные преференции, позволив ей конкурировать с китайской за долю рынка Казахстана и России. С 2015 года Кыргызстан – член ЕАЭС и активно демонстрирует России и ее партнерам свою приверженность общему пространству – вплоть до холодного расставания с американским присутствием на базе Манас в 2014 году. Китай тоже официально с 2007 года действует в рамках договора о наибольшем благоприятствовании с Киргизией. Однако реэкспорт Кыргызстана для него является лишь потерей прибыли, в конечном итоге он сам заинтересован в прекращении этого потока. При этом рост локального небольшого конкурента-производителя, на которого всегда можно будет влиять – киргизская текстильная промышленность работает на китайском сырье, – Китай не так волнует. С другой стороны, Китай уже почти официально выражал неудовлетворение трудностями, с которыми он сталкивается при инвестировании в страну – из-за масштабной коррупции, законодательных проблем и отсутствия инфраструктуры: непохоже, чтобы у Китая сегодня был план по экономической экспансии в Киргизстан или что сближение Киргизии с Россией нарушает его планы. Даже в таком тонком вопросе, как поставки газа, Россия с Китаем, кажется, поделили рынок на две составляющие: «Газпром» забрал себе внутренний рынок, газотранспортную систему, строительство внутренних газопроводов (в том числе магистраль «север-юг», крайне важную для снабжения Бишкека), а Китай – транзит газа на свою территорию, в Синьцзян, по 4-й ветке газопровода «Средняя Азия – Китай», мощностью 30 bcm, которую Китай начал строить в Киргизии в 2015 году.
Тем не менее одной легкой промышленности явно не хватило для спасения страны. Нужны масштабные инвестиции, Россия в этом вопросе – не помощник, так же как явно не помощник в вопросе удержания власти сегодняшними лидерами – России не до Киргизии, да и «Газпрому» сегодня легче отказаться от заграничных планов. Китай же, скорее всего, в этом уникальном случае окажется крайним – при возможных новых беспорядках, революции, экономическом распаде будет страдать его газопровод, а на территории страны найдут пристанище уйгурские сепаратисты – в Кыргызстане живут более 50 000 уйгуров, граница с Китаем плохо контролируется, и уже не раз возникали подозрения на формирование в Киргизии радикальных уйгурских организаций. Так что, учитывая, что и Южный шелковый путь может пройти по Кыргызстану, и Казахстан, непосредственно граничащий с Киргизией, всё больше сближается с Китаем, в недалеком будущем можно ждать такого же движения и от Бишкека – возможно, при сохранении самых теплых отношений с Россией – делить Киргизию она не будет. Синьцзянский университет в рамках «Конфуцианской программы» уже тратит большие ресурсы на обучение молодых киргизов китайскому языку. Ну, и как сказал Ван Кайвен (китайский посол в Бишкеке), «все малые и средние предприятия Киргизии должны начать работать с Китаем».
В отличие от Казахстана, его юго-западный сосед Узбекистан имеет мононациональный состав населения – из 30 млн населения узбеки составляют более 80 %, еще 10 % – это представители соседних государств, славяне составляют менее 5 %[526]. Не меньше отличаются и экономики: подушевой ВВП у Узбекистана в шесть раз ниже, чем у Казахстана, а доля сельского хозяйства в ВВП составляет характерно большие для отсталых стран 17 %, при занятости в сельскохозяйственном производстве более чем 45 % населения [527]. Страна, несмотря на такую долю сельского хозяйства в ВВП, является крупным поставщиком углеводородов и металлов (в частности урана) и крупным импортером продуктов питания и, прежде всего, зерновых.
Узбекистан, казалось бы, является экономически самым независимым государством Средней Азии – экспорт составляет менее 30 % ВВП (импорт – около 40 %), при этом на долю одной страны не приходится более 19 % торгового оборота [528]. Китай является крупнейшим торговым партнером, но не сильно отстает и Россия (около 15 %), Турция (9 %), Южная Корея (8 %), Казахстан – 7 %[529].
Основные экспортные товары Узбекистана – золото, хлопок и газ. Экспорт золота идет в большой степени «серыми» схемами, и оценить его довольно сложно – по некоторым данным, он составляет до 20 % всего экспорта (при четвертых запасах золота в мире это неудивительно)[530]. Цена золота падала на треть с пиков примерно 10 лет назад, потом восстановилась к концу 2010-х годов, но как будет себя вести золото дальше – не понятно. Производство хлопка в мире постепенно падает и тем не менее продолжает оставаться существенно выше уровня потребления – мировые цены на хлопок падают в последние годы (в среднем на 30 % за 3 года), волатильность цен на рынке достигает 50 %, а основные потребители хлопка – развивающиеся страны – быстро увеличивают долю полиэстровых волокон и сокращают спрос на хлопковое волокно [531]. Газ является, пожалуй, самым важным компонентом экспорта, с учетом растущего спроса Китая, Пакистана и Индии и готовности Европы прорабатывать альтернативы российским поставкам. Узбекистан, чьи доказанные резервы больше, чем, скажем, у Катара, мог бы использовать экспорт газа так же, как Россия использовала экспорт нефти. Однако Узбекистан очень неудобно расположен для того, чтобы без усилий бенифициировать от экспорта газа: между ним и Китаем стоит Казахстан, и Узбекистан вынужден включаться в систему транспортировки, в которой наряду с ним присутствуют Таджикистан и Туркменистан – последний имеет кроме Китая надежных покупателей в лице Пакистана и Индии, в восемь раз больше доказанных резервов и готовность демпинговать. В результате объемы экспорта газа Узбекистаном составляют около 15 млрд м3 в год[532], при мощностях, способных производить до 70 млрд м3 в год[533] (из них Россия получает 4 млрд и Китай – 8 млрд)[534]. На «западном фронте» Узбекистан, отрезанный от Каспия, вынужден включаться либо в трансказахскую систему поставок (в основном – в направлении России), либо договариваться с Туркменистаном и Ираном, которые сами производят газ и прежде всего заинтересованы в его продаже.