Так или иначе, четырьмя краеугольными камнями развития успешных экономик являются: эффективное взаимодействие с соотечественниками за рубежом; стратегическое партнерство с крупнейшими игроками рынка в обмен на поддержку неэкономического характера; умелая апелляция к моральной ответственности третьих сторон, которые могут оказать экономике помощь, и дипломатия, эффективно использующая как конфликты, так и возможности кооперации; тонкая адаптация экономической модели (при соблюдении базовых принципов – открытости, защищенности, прозрачности, малой роли государства, экспортной ориентации) к особенностям культуры общества.
Наконец, существует и пятый, крайне важный фактор: успешные экономики строятся там, где обстоятельства (бедность, неспособность прийти к консенсусу, зависимость от внешних сил) не дают привластной элите пойти по соблазнительному, но одновременно губительному пути протекционизма, регулирования и сокращения конкуренции (в свою, естественно, пользу). В некотором смысле успешные экономики рождаются в муках – и никак иначе.
Глава 22. Бумажное «проклятие» XXI века
О чудесном товаре, который не тратится, когда его используешь, который можно увеличить в 10 раз без усилий и издержек (только имея лицензию), и о том, как этот чудесный товар создает кризисы и сам же от них спасает
Время идет вперед, цивилизация усложняется, и вместе с ней усложняются и простые понятия – даже такие, как «ресурс». К началу XXI века появился, пожалуй, первый в истории чисто рукотворный и даже, можно сказать, «умозрительный», магический ресурс. Ведущие страны мира отказались от так называемого металлического стандарта в области денежной эмиссии, то есть отменили исторически сформированное на рынках соглашение о признании универсальной и абсолютной ценностью золота (или серебра) и построении денежной системы как системы обязательств, обеспеченных этими металлами. Вместо «старой» денежной системы они договорились создать новые деньги, обеспеченные «всего лишь» правом приобретения любых активов на территории их обращения и не привязанные ни к какой единице физического актива.
В XX веке изменения не выглядели слишком заметными, более того, они были в какой-то мере адекватны процессу быстрого роста объемов производства товаров и сервисов. Действительно, быстрый рост товарного предложения требовал бы для адекватного отражения на денежном рынке быстро растущих запасов золота, а скорость роста ВВП существенно превышала скорость роста золотодобычи.
Золото сперва дорожало (с 35 долларов за унцию в 1971 году оно поднялось до 850 долларов за унцию к 1980 году) [680], поскольку рынки привыкли видеть в нем аналог денег, а количество денег после отвязки от золотого стандарта стало быстро расти. Однако затем пришло осознание, что золото – больше не деньги, и вместо дисконтирования «необеспеченных бумажек» рынки дисконтировали «бессмысленный желтый металл» – золото ушло в долгосрочное пике, а крупнейшие валюты мира стабилизировались: к августу 1999 года золото стоило 251 доллар за унцию – в восемь раз меньше, чем 20 лет назад, если учитывать инфляцию [681].
Собственно, необеспеченные деньги встречались и раньше – их чеканили из обедненного сплава, выпускали под несуществующие золотые запасы и просто – без всякого запаса. Но раньше такие деньги были «беззаконными», так как нарушали общественный договор о металлическом стандарте, и потому ценность их на рынке стремительно падала. Новые деньги конца XX века были «законными», а их эмитенты (прежде всего США и страны Западной Европы) пользовались у рынков credibility (в переводе на русский язык – авторитетом; знаменательно, что слово это в английском языке происходит от слова credit, а деньги иногда называют «кредитными билетами»). Поэтому «необеспеченные» доллары, марки, франки, фунты и лиры легко заменили привязанные к золотому стандарту.
Благодаря такой «отвязке» деньги стали товаром, который стало можно неограниченно производить, было бы достаточно специальных станков и решение центрального банка. В большинстве стран центральные банки или органы, их заменяющие, отнеслись к появлению такого ресурса с осторожностью – так же, как относится олигополист к объемам производства своего товара: если произвести слишком мало, то недополучишь прибыли, а если слишком много – цена упадет.
Деньги оказались именно товаром, производимым центральными банками (иногда говорят – правительствами, это не совсем верно, если центральный банк независим), в еще большей степени, чем кажется на первый взгляд. Действительно, если в экономике есть Q денег и цены сбалансированы, то есть все товары в экономике оцениваются как раз в Q, то выпуск еще q новых денег приводит к тому, что цена товаров вырастет на (Q+q) /Q. При этом правительство (в пользу которого ЦБ выпустил деньги) может купить товаров на q, то есть q/ (Q+q) от всех товаров в экономике, только за счет эмиссии. Если кто-то до выпуска новых денег имел Р сбережений, то после выпуска денег у него в реальном выражении осталось Р*Q/ (Q+q), то есть он заплатил правительству за новые деньги в экономике Р* (q/ (Q+q)). Эта оплата называется seignorage – это и есть «цена новых денег» или «инфляционный налог».
Но эта модель, конечно, идеальна. В реальной практике на размер синьоража влияет прежде всего вызываемая выпуском денег инфляция; она, конечно, не равна (Q+q) /Q, поскольку на цены влияют ожидания рынков. Если вы даете сигнал, что запустили печатный станок, испуганные владельцы P побегут «отоваривать» деньги и тем самым подхлестнут рост цен; напечатанные вами q станут стоить намного меньше, чем q/ (Q+q) от всех товаров в экономике, и вам придется печатать еще q1, чтобы пополнить казну, но обладатели уже обесцененных сбережений, именно этого и ждавшие, еще быстрее побегут покупать товары – этот процесс называется «инфляционной спиралью», он приводит к гиперинфляции и экономической катастрофе (что такое гиперинфляция знают жители Зимбабве и даже жители России постарше – в 1990-е годы инфляция достигала тысяч процентов в год).
Крупные игроки печатали деньги (и зарабатывали синьораж) осторожно, поэтому мир избежал быстрого кризиса перепроизводства денег. Гибкость денежного предложения оказалось возможным обеспечить не только за счет роста денежной массы (кстати, денежная масса и в США, и в странах ОЭСР росла в последние 50 лет более или менее пропорционально ВВП – идеальное поведение центральных банков этих стран!). Деньги всё же не похожи на обычный товар. Обычный товар в процессе потребления либо исчезает, либо амортизируется постепенно, а если он просто проходит через ваши руки, не амортизируясь (например, вы купили его и тут же продали), он приносит вам экономическую выгоду, несоизмеримую со своей стоимостью. Деньги же, проходя через ваши руки, дают вам стоимость, эквивалентную 100 % своей массы, и оказываются в руках вашего контрагента, этой стоимости не потеряв. Таким образом, не только от количества, но и от скорости обращения денег зависит объем оплаченных ими товаров: скорость обращения (velocity) растет – и объем товаров, которые можно оплатить, растет.
Это уникальное свойство денег сильно пригодилось правительствам развитых стран, в том числе и в первую очередь США, в начале XXI века. Достигнув беспрецедентных показателей роста в конце 1980–1990-х годах, мировая экономика пострадала от кризиса 1998 года, а через три года в развитых странах началась рецессия. Оказалось, что быстрый рост потребления и производства привел к насыщению. Ни предприятия, ни население не готовы были дальше наращивать потребление, но экономика, заточенная под постоянный рост (этого требовали существенный уровень закредитованности, большой объем построенных впрок производственных мощностей и созданных рабочих мест, высокие социальные расходы, делающиеся в расчете на рост налоговых поступлений и пр.), при остановке потребления была готова свалиться в штопор: стагнация потребления привела бы к банкротству перекредитованных и перекапитализированных компаний, сокращению рабочих мест, сокращению инвестиций и, как следствие, переоценке обществом перспектив роста и еще большему сокращению потребления (и так далее по спирали). Необходимо было поддержать потребление, и в ход пошло кредитное стимулирование: власти стали существенно снижать ставку, под которую центральные банки выдавали деньги коммерческим банкам, но главное – стали существенно смягчаться требования к банкам в части обеспеченности их операций капиталом.
Капитал банка – это средства его владельцев, которыми они рискуют, проводя банковские операции. В реальности банк проводит операции на существенно больший объем средств, чем составляет его капитал. Простейший пример показывает, как это получается: представьте себе, что вы взяли в банке кредит на покупку машины и купили ее. У автодилера счет в том же банке – деньги пришли на его счет, сумма денег в банке не изменилась, но вы теперь должны банку денег! Фактически (поскольку клиенты распределены по банкам более или менее равномерно и банки балансируют расчеты между собой так называемыми корреспондентскими счетами друг у друга), банк может неограниченно выдавать деньги, вне зависимости от своего капитала. Ограничивает его в этом лишь инструкция центрального банка, устанавливающая предельный низкий размер капитала по отношению к размеру активов. В большинстве современных банковских систем этот уровень находится вблизи 10 %, то есть банк может выдать в 10 раз больше кредитов, чем имеет капитала. Но норматив этот сильно зависит от типа кредита (обеспеченный золотом кредит пенсионному фонду безопаснее, чем выданный без обеспечения безработному) и структуры финансовой операции. Кроме того, вышеописанная особенность денег позволяет строить с их помощью совершенно удивительные структуры – например, банк может дать кредит, который через длинную цепочку посредников вернется самому банку в виде капитала (и таким образом «размножится» в 10 раз).