«Испанка» вернулась к октябрю и сошла на нет только летом 1919 года. Высокая контагиозность определила и огромный масштаб эпидемии – по неточным данным в мире «испанкой» переболело более 500 млн человек (30 % населения) и от 20 до 50 миллионов скончалось (некоторые исследователи считают, что смертей было до 100 млн) [697], [698]. Октябрьская волна оказалась намного тяжелее, чем весенняя, – у заболевших развивались тяжелые легочные осложнения и проблемы систем кровоснабжения.
Нет, вирус испанского гриппа не мутировал. Он, как и весной, вызывал заболевание верхних и средних дыхательных путей, которое (так был устроен вирус) снижало защиту организма от бактериального поражения легких; антибиотиков еще не было, лечить бактериальные пневмонии было сложно. Но главную роль в ухудшении статистики сыграли медики. Очарованные эффектом, который вызывал аспирин, они рекомендовали больным пить его по 30 граммов в сутки. Много позже было установлено, что дозы выше 3 граммов в сутки являются токсическими, следствием передозировки является, в частности, поражение легких (включая образование жидкости) и систем кроветворения и кровоснабжения. Остается только гадать, сколько миллионов человек остались бы живы, если бы не «помощь медицины».
Эпидемия «испанки» ушла в прошлое, но рост плотности населения в мегаполисах, количество персональных близких контактов и интенсивность перемещения людей между странами мира росли. По завершении Второй мировой войны человечество приняло сотрудничество как доминирующий способ сосуществования – это взрывным образом увеличило количество контактов между регионами, городами и людьми в целом. Рост доходов способствовал росту туризма – и вклад туристической отрасли в перемещения и контакты стал также очень значительным. Было бы странно предполагать, что человечество больше не встретится с вирусной пандемией – и оно встретилось.
В апреле 1957 года газета «Нью-Йорк Таймс» сообщила о вспышке эпидемии гриппа в Гонконге. Это было первое уведомление публики об эпидемии – начало распространения вируса ВОЗ просто не заметила. Как потом окажется, случаи заболевания еще в феврале были зарегистрированы в Сингапуре, а туда болезнь пришла из Китая. Как опять же потом окажется, вирус был вариацией птичьего гриппа (А), с комбинацией генов H2N2.
Первая – весенняя – волна вируса не добралась до США и лишь слегка задела Европу. А когда к сентябрю больные стали появляться и в США, в Штатах уже была готова вакцина: ее было несложно сделать на базе вакцин к родственным типам гриппа, которые разрабатывались с 40-х годов. Благодаря вакцинации количество жертв вируса было снижено – в мире от 1 до 4 млн человек умерло в период 1957–1958 годов от нового вируса, в том числе до 116 000 американцев (по сравнению с 675 000, умершими от «испанки») [699], [700], хотя по мнению некоторых ученых, вакцина поступала поздно и оказала недостаточное влияние на эпидемию. Единственным значимым экономическим последствием пандемии был существенный рост цен на куриные яйца – белок фертилизированных куриных яиц использовался для приготовления вакцины. H2N2 гулял по миру еще около 8 лет, вызывая локальные вспышки, но значимых проблем для мирового сообщества уже не вызывал.
Затем наступил 1968 год и близкий родственник вируса 1957 года, АH3N2, вызвал новую пандемию, получившую народное название «Гонконгский грипп». Поскольку вирус сохранил нейроамидазу N2 от вируса 1957 года, большая часть населения Земли имела к нему иммунитет. Однако вирус оказался настолько заразен, что большинство не имевших иммунитета легко заражались; в течение нескольких месяцев вирус захватил всю Азию и вместе с возвращавшимися из Вьетнама американскими военными распространился в США, а оттуда в Европе. Вакцина была изготовлена за несколько месяцев, но появилась уже на пике эпидемии, которая прошла уже стандартным путем – два пика, спад после полутора лет, более 1 млн смертей в мире[701]. Вирус H3N2 остался циркулировать в мире, но после 1968 года уже не вызывал таких эпидемий, поражая в основном детей, у которых еще нет к нему иммунитета.
Ни в 1957–1958, ни в 1968–1969 годах в мире не вводились никакие экономические ограничения и режимы социального дистанцирования. Отчасти это объясняется тем, что человечество еще только отходило от Второй мировой войны, и отношение к индивидуальной жизни было более циничным; отчасти тем, что новостной поток СМИ значительно меньше влиял на массовое сознание, а «повестка дня» была заполнена более привычными новостями – борьба с сегрегацией и за права женщин, война во Вьетнаме, противостояние СССР и США, пик волнений в Европе, рост терроризма и пр. Отчасти пассивность властей (несмотря на отсутствие массовости, требования вводить карантины всё же появлялись даже в печати) объяснялась тем, что быстрая разработка вакцины переключала внимание на, как казалось, эффективную меру борьбы с эпидемией. Но самым важным фактором, скорее всего, было состояние систем здравоохранения.
В 1957 году понятия «реанимация» для больных с тяжелым поражением дыхательной системы фактически не существовало. Аппараты ИВЛ служили только для обеспечения дыхания во время операций, были очень несовершенными и не были приспособлены к поддержанию жизнедеятельности в течение долгого времени. Развертывание дополнительного больничного коечного фонда было делом легким (использовались крупные помещения, военный опыт был еще свеж), лекарств против гриппа всё равно не было, а значит, не было и их дефицита. Перегрузить систему здравоохранения было невозможно, потому что она мало могла участвовать в процессе лечения больных. Немаловажным фактором являлось и то, что продолжительность заболевания в обеих эпидемиях составляла 4–7 дней, пребывание в больнице в тяжелом случае не более 3–4 дней, койки быстро освобождались. Так или иначе, эпидемии 1957 и 1968 годов оставили за собой миллионы жертв, десятки анекдотов [702] и существенное продвижение в понимании природы и поведения вирусов, но экономический эффект от них был ничтожным – он оценивается в 0,5 % годового ВВП на каждую.
Еще не началась эпидемия гонконгского гриппа, а в 1967 году канадский ученый Джун Алмейда смогла увидеть на электронном микроскопе РНК вирус, внешне отличавшийся белковой «короной» – множеством шипов на поверхности. Семейство этих вирусов, про которые еще с 1965 года было известно, что они могут вызывать у людей респираторные симптомы, было названо «коронавирусами».
Мир продолжил существенно увеличивать контакты, плотность населения и количество перемещений. Вирусы группы А были приручены и превратились в неприятную сезонную болезнь, предмет изучения учеными, причину сезонной вакцинации и предлог для пропуска занятий в школе. Коронавирусы считались очень заразными, но неопасными – было похоже, что несколько их типов «познакомились» с человеком более тысячи лет назад и с тех пор мутировали в сторону более благоприятную для существования – стали вызывать легкие симптомы, позволяя своему носителю более эффективно их распространять. Отчасти даже появление SARS и MERS в начале XXI века доказывало эту теорию: оба этих коронавируса были крайне тяжелыми, смертность от них достигала 50 %, но они также крайне сложно передавались от человека к человеку, и эпидемии их были очень локальны. Теоретически против коронавирусов можно было бы разработать вакцину, но современная экономика сыграла свою роль – заболевание было либо не тяжелым, либо не распространяющимся, и на такую разработку не нашлось заказчика: все сочли это экономически невыгодным.
В марте 2020 года стало ясно, что новая пандемия (SARS-Cov-2) ставит мир в крайне неудобное положение. Новый вирус очень заразен (даже больше, чем вирус группы А), очень опасен (смертность предполагалась на уровне 3,5 %), распространяется крайне быстро (с 1968 года количество путешественников выросло на порядок, плотность населения увеличилась, «офисная культура» и «ТРЦ стиль» стали доминирующими). Вирус поражает органы дыхания, и до 20 % заболевших нуждаются в респираторной поддержке – и современная система здравоохранения может ее оказывать, но ее мощности явно не хватит на всех, если позволить эпидемии развиваться своим путем. Вакцины от коронавируса нет, и на ее создание с нуля уйдет не менее года, а то и больше.
В довершение всего современные СМИ и социальные сети не только моментально доносят всю возникающую информацию до масс населения, но и создают собственный мир слухов, теорий и идей, способствующий привлечению внимания слушателей и зрителей – в основном за счет сгущения красок и создания апокалиптических картин. В этих условиях только редкий политик стал бы игнорировать опасность и не пытаться продемонстрировать активные действия по борьбе с эпидемией. Политики большинства стран мира признали, что есть вещи важнее экономики, и ввели режимы жестких карантинов.
Эта глава пишется в конце мая 2020 года. С начала введения карантинных мер прошло около 3-х месяцев. Мировая экономика подверглась самому серьезному административному удару за всю историю – по решениям властей были закрыты или ограничены бизнесы из десятков индустрий; приостановлено более чем на 70 % пассажирское авиасообщение и более чем на 80 % общественный транспорт; ограничено перемещение людей через границы и даже в пределах стран и городов. В Европе и США снижение ВВП месяц к месяцу в марте и апреле составило около 12–15 %, в Китае, который вошел в карантин на месяц раньше и в апреле уже ослаблял ограничительные меры, месячное падение составило около 11 %. Цена на нефть – очевидный индикатор экономической активности – сократилась в 2 раза, а спрос упал примерно на 15 %.