Как можно было бы предположить, США и Европа задействовали в войне с вирусом свое экономическое супероружие – новые деньги. ФРС за весну 2020 года увеличила свой баланс почти на 3 трлн долларов [703]. В развитых странах и Китае власти активно замещают выпавшие из экономики средства новыми деньгами, уровень государственной задолженности стремительно растет.
Кризис 2020 года не принес в историю человечества ни одной положительной новости – мы продолжаем делать те же ошибки, что и раньше. Запоздалое принятие защитных мер сочетается с провалами в их организации (в Нью-Йорке срочно созданные центры по тестированию на вирус собрали многочасовые очереди желающих, в которых происходило массовое заражение; в Москве введение пропускного режима ознаменовалось толпами в метро, созданными проверяющей пропуска полицией и пробками на дорогах, где полицейские без масок вступали в тесный контакт с водителями, проверяя документы). Активно распространяются непроверенные методики «лечения» (предложение лечить вирус антималярийными препаратами, которое только в мае было официально отвергнуто ВОЗ как опасное, очень напоминает историю аспирина во время испанского гриппа). Человеческое поведение демонстрирует элементы паники (приобретение продуктов питания подскочило в мире на 9 %, а в крупных мегаполисах – еще больше) и одновременно – игнорирования. Нарушения режима социального дистанцирования носят массовый характер – в том же Нью-Йорке встречать плавучий госпиталь, пришедший разгрузить захлебывающуюся систему здравоохранения, вышли толпы жителей. Как и в Средние века, ищутся ведьмы: для кого-то это Билл Гейтс (был пущен слух, что он создал вирус, чтобы через вакцину чипировать население Земли, слух по уровню бредовости не уступающий идее кровавого навета) или секретная лаборатория в Ухани, для кого-то – китайцы или ВОЗ, который «всё сделал не так».
Необычным в последней пандемии является лишь то, как следуют политики за общественным мнением в своем принятии решений. К середине апреля опросы стали показывать, что всё больший процент населения развитых стран страдает от остановки экономики больше, чем от опасности заразиться. Постепенно и дискуссия во властных кругах сместилась в сторону ослабления карантинных мер.
Заболевамость вирусом к концу мая 2020 года в ряде стран Европы пошла на спад; в США вышла на плато; в целом ряде стран, включая Россию, пик первой волны еще не пройден. На 30 мая 2020 года в мире зарегистрировано более 6 млн заболевших, 367 тысяч умерших (это более 5 % от официально заболевших и более 11 % от выздоровевших, но есть подозрения что более 50 % случаев заболевания не отмечается в статистике; вообще со статистикой этой эпидемии огромные проблемы) [704]. Постепенное снятие карантинов, возможно, приведет к новому приросту заболеваемости, а поведение вирусов группы А подсказывает, что новый коронавирус может иметь сезонность, и осенью может начаться вторая волна, более мощная, чем весенняя.
Возможно, вирус будет активно атаковать человечество в течение тех же одного-полутора лет, что и его собратья из А группы. А может быть, и нет – у нас слишком мало данных. Но в области экономики вирус уже добился многого: самые оптимистичные прогнозы говорят о падении ВВП мира в 2020 году на 5 %; безусловно, уровень банкротств будет сопоставим с уровнем 2008–2010 годов или выше. Пока мало сомнений, что «новые деньги» победят вирус и экономики крупнейших стран благодаря использованию монетарного стимулирования переживут этот кризис. Но читателю этой главы, разумеется, известно уже много больше того, что знаем мы, заканчивая эти строки. Поэтому мы с легкостью оставляем ему право продолжить анализ последствий «Коронакризиса» и формулирование выводов из первой в истории человечества ситуации, когда экономика оказалась менее важной, чем что-то еще с точки зрения большинства стран планеты.
Заключение
За годы занятия проблемой экономических катастроф авторы получили множество комментариев и вопросов от слушателей, студентов, читателей. Ответить даже на самые популярные вопросы в рамках контекста книги часто не представляется возможным (или логичным). Поэтому мы решили построить заключение в виде FAQ – ответов на часто задаваемые вопросы.
Правда ли, что в книге перечислены далеко не все случаи экономических «проклятий» и катастроф?
Конечно, правда. История человечества накопила сотни прецедентов реализации экономических «проклятий». Мы не смогли бы описать даже большую часть не только в рамках одной книги, но и в рамках огромной энциклопедии (мы пишем эти строки и предвкушаем, как наш редактор будет уже и так ругать нас за большой объем). Мы старались уместить в этой книге хотя бы по одному примеру основных типов экономических «проклятий» и базовых реакций общества на их реализацию, но и это нам не удалось. За границами книги осталось, например, географическое положение – а история знает десятки примеров гибели стран и даже цивилизаций при смене мировых географических приоритетов или в связи с угрозами, порожденными этим самым положением (вспомните хотя бы Трою – один из сотни городов Малой Азии, уничтоженных народами моря в самом начале железного века; их местоположение сперва сделало их центрами торговли и логистики и необычайно обогатило их, а затем привлекло агрессоров). В конце концов, почему бы читателю не воспринимать эту книгу как приглашение к собственному исследованию: вооружившись инструментарием, описанным в этой книге, можно попробовать поискать в истории (и древней, и новейшей) новые примеры экономических «проклятий» и дополнить для себя эту книгу.
Почему вы пишете на русском языке, но очень мало пишете в книге про Россию?
В основном потому, что про Россию написано очень много, при этом не только на русском языке, в том числе написано и нами. В Центре Карнеги несколько лет выходила ежегодная работа «Россия, коротко о главном», в рамках которой экономическая ситуация позднего СССР и первых 30 лет истории новой России была рассмотрена в деталях.
Очень коротко говоря, Россия является хроническим (с некоторыми перерывами, но со времен Киевской Руси) ресурсозависимым государством – меняются ресурсы, меняется и экономическое поведение, но ни в одном цикле Россия не демонстрировала эффективного ответа на вызов «ресурсного проклятия».
В 2020 году Россия находится внутри длинного нефтяного ресурсного цикла. Корреляция скорости роста российского ВВП со скоростью роста цен на нефть на мировых рынках в последние 30 лет составляет 99 %, и лишь в последние несколько лет создалась иллюзия большей независимости ВВП от цены нефти – но это всего лишь иллюзия: нефть колебалась в коридоре от 50 до 70 долларов за баррель (Брент), и ВВП просто не успевал отреагировать на такие колебания, показывая рост около нуля. В марте 2020 года обвал цен на нефть моментально привел к значительному падению стоимости рубля, и лишь параллельное беспрецедентное сокращение внутреннего спроса (из-за карантинов) не дало рублю уйти в пике, потеряв 40–50 % своей стоимости за несколько недель.
Для долгосрочного существенного роста российской экономике необходим рост цен на нефть, а их снижение даже на относительно высоких уровнях означает спад в экономике. Естественно, высокую зависимость от цен на нефть показывает доля импорта в потреблении (причем эта зависимость практически линейна в период роста цен на нефть, но сходит почти на нет при падении цен: дело тут в разрушении собственной производственной базы, по мере роста цен на нефть в нулевые годы уступавшей импорту). Рост зарплат и доходов домохозяйств шел в течение 2000–2013 годов темпами, значительно опережавшими рост ВВП, но близкими к скорости роста цен на нефть; та же пропорциональность наблюдалась и после 2014 года, только в рамках падения доходов домохозяйств. Рубль в период с 1995 по 2017–2018 годы показывал удивительную зависимость от стоимости нефти – на его курс к доллару влияли только два фактора: стоимость нефти и инфляция. В период бурного роста нефтяных цен рубль бывал переоценен по отношению к своему расчетно-инфляционному курсу почти в два раза. С 2017–2018 годов рубль как будто бы «отвязался» от нефти, но это та же иллюзия, что и с ВВП: нефть колеблется в коридоре и рубль делает то же самое (60–70 рублей за доллар), с неким запаздыванием к нефтяным колебаниям и под сильным влиянием монетарной политики центрального банка – а март 2020 года расставил всё на свои места.
При этом сегодняшний нефтяной (уже второй в новой истории) цикл в России протекает сравнительно спокойно – власть сегодня, в отличие от последних 20 лет СССР, ведет себя куда гибче и разумнее, в том числе перенимая даже некоторые лучшие международные практики преодоления последствий ресурсного влияния. Разумеется, экономика России к началу третьего десятилетия XXI века находится не в лучшем состоянии, и виной тому сознательно совершаемые властью (при попустительстве общества, как же иначе) действия – гиперконцентрация экономики, разрушение экономического правового поля, гиперрегулирование и бюрократизация, формирование коррупциогенной среды и потворствование кумовщине и прочее.
Но в этих явлениях нет ничего уникального и даже необычного – в большинстве ресурсозависимых стран, за исключением, пожалуй, пары примеров автократий и большой доли ресурсозависимых демократий с устойчивыми институтами, эти явления являются нормой – это следствие стремления элиты удерживать власть и концентрировать финансовые потоки на себе; возможно же это становится благодаря доходам от ресурса (в данном случае нефти и газа), которые узкий круг власть предержащих фактически замыкает на себе и государственном бюджете (при этом большую часть бюджета использует в своих интересах и не меньшую – на подкуп широких народных масс через социальные субсидии и организацию бюджетных рабочих мест).
В истории фактически не существует исключений из правила: экономика ресурсозависимой страны, в которой автократия управляет «по-российски», волатильна, она переживает короткие взлеты и короткие же, но глубокие падения; но, пока ресурс работает и дает достаточный процент ВВП, а подушевой валовой продукт не падает ниже определенного уровня (Россия от него в 2020 году далеко), страна функционирует стабильно и власть в стране не меняется (не меняется по сути, поскольку люди смертны, то персоналии, конечно, сменяют друг друга).