многому научить, в том числе и такие семьи.
Почему вы отвергаете роль политики неэкономического содержания, стараясь везде найти экономическую составляющую? А как совместить ваши идеи с историей глобальных катастроф – войн типа завоеваний Александра Македонского или Наполеона, нашествий гуннов или развития большевизма в СССР и нацизма в Германии?
Разумеется, мы не отвергаем неэкономических причин политических событий и общественных изменений – в мире не существует «чистых» моделей, и любые существенные процессы всегда имеют множество различных причин и граничных условий. Более того, похоже, что случайность или лишь незначительный перевес тех или иных факторов могут зачастую серьезно изменить ход истории. Мы специально говорим «похоже», потому что в истории практически невозможно поставить научный эксперимент – в ней нет повторяемости, все ситуации идиосинкратичны. Вместе с тем современной исторической науке неизвестны никакие факторы, кроме экономических, которые бы оказывали на общества системное влияние – в том смысле, что разные общества в разные времена более или менее одинаково (с точностью до тех самых уникальных обстоятельств) реагируют на схожие экономические условия. В этом уникальность экономического подхода к истории: личности вождей несхожи, как и их действия; культурные особенности сильно различаются во времени и между отдаленными сообществами. Изучая культуру и личности, ты почти всегда изучаешь нечто неповторимое за пределами эпохи и территории. Наполеон – совсем не Александр Македонский, а Чавес – не Кастро; принципы Конфуция нельзя внедрить в современной Великобритании. А вот экономические факторы работают примерно одинаково и в Древнем Египте, и в современной России.
Разумеется, все модели имеют свои граничные значения. В физике, как правило, аналитические решения работают при условии так называемой гладкости рассматриваемых функций (строго говоря – наличия у этих функций конечной производной в любой точке, говоря популярным языком – отсутствия разрывов на графике). В истории то же самое: все наши рассуждения хороши до момента, когда возникает быстрая и масштабная внутренняя или внешняя флуктуация (экспансия Александра Македонского или нашествие гуннов), или до момента «крайней точки», за которой начинается период хаоса и структуризации нового порядка. Кстати, в физике есть достаточно хорошо проработанная теория хаоса – у него свои законы, не похожие на законы регулярных состояний. В историческом хаосе тоже возникают совершенно другие законы, изучение их – дело специалистов по революциям, нестабильным режимам, подрывной деятельности. Пока, как показывает практика действий имперских разведок и экспедиционных корпусов, наука эта изучена человечеством крайне поверхностно.
Существуют ли все-таки эффективные рекомендации для политиков / общественных деятелей в связи с угрозой ресурсного или смежного экономического «проклятия»?
Сразу надо оговориться, что мы понимаем всю условность возможных рекомендаций. Сложно требовать от политиков отказа от преследования собственных интересов в первую очередь. Еще сложнее требовать от них, чтобы они шли наперекор «воле народа» – а народ, как можно легко убедиться на многочисленных примерах, редко стремится к эффективной экономике, и значительно чаще – к простым, быстрым, но неэффективным решениям. К тому же политики – тоже люди, и возможности их ограничены. Далеко не всё можно исправить или улучшить с помощью административного управления. И тем не менее существует набор проверенных временем идей, воплощение которых позитивно сказывается на состоянии стран в периоды нишевой адаптации и последующей дезадаптации.
Очевидно, в первую очередь для страны важна диверсификация экономики, причем особо важна диверсификация экспорта. Индустрии «внутреннего потребления» бывают двух типов: те, импорт продукции которых невозможен в силу объективных причин (например, локальные сервисы или производство быстропортящихся товаров), и индустрии, выигрывающие конкуренцию у зарубежных аналогов. Первые развиваются независимо от большой экономической диверсификации – им нужен только объем внутреннего спроса, не важно, чем и как он сгенерирован. Вторые же (за редким исключением) в случае успеха легко выходят на международные рынки, и такой выход служит индикатором надежности их успеха. Разумеется, зачастую успех индустрий такого рода внутри страны связан с протекционизмом. Но протекционизм – затратная штука и возможен практически только в условиях сверхдоходов внутри ресурсного цикла: дезадаптация уносит сверхдоходы и моментально снижает защитные барьеры – и слабые, но еще вчера защищенные отечественные производители массово погибают, уступая рынок иностранцам. Наконец, современная мировая экономика практически не позволяет производить высокомаржинальные товары и услуги вне международной кооперации. Даже продукты отечественного производства в подавляющем большинстве случаев состоят более чем на 50 % из импортных комплектующих, материалов и сделаны по иностранным технологиям на иностранном оборудовании (это не только в России так, но и по всему миру). Чтобы получить все эти inputs, как говорят англичане, необходимо что-то поставить на экспорт, а это требует серьезного развития именно экспортно-ориентированных отраслей. Попытка обособиться, сократить долю импорта в отечественном производстве не может быть ни успешной, ни эффективной – далеко не всё одна страна может производить физически (в частности, это касается сырья, его просто может не быть), и еще меньше страна может производить эффективно (в силу специфики трудовых ресурсов, географии, климата, доступа к энергии и пр.). Так или иначе, универсальный принцип современной экономики «делай то, что можешь лучше других, и покупай остальное» работает безотказно.
Диверсификация требует открытости экономики. Все успешно диверсифицированные страны имеют низкий уровень таможенных пошлин, отсутствие или малое количество ограничений на экспорт и импорт товаров и услуг, открытость рынков капитала, высокую степень открытости рынков труда. Наиболее успешны страны, которые присоединились к тем или иным крупным экономическим блокам и (или) таможенным союзам (как Мексика к НАФТА, или Норвегия в ограниченном режиме к ЕС, или ОАЭ к GCC, или Индонезия к АСЕАН, а затем к АФТА – зоне свободной торговли АСЕАН + 3). При этом, безусловно, рамки союза не должны ограничиваться беспошлинной торговлей – требуется унификация стандартов, логистики, взаимное признание квалификаций, хотя бы частичное объединение рынков труда и прочие возможности, открываемые современными экономическими формами объединений.
Ключевое значение для успешности диверсификации ресурсной экономики имеет приток инвестиций – как иностранных, так и внутренних. Исключение составляет объем государственных инвестиций, который часто обратно пропорционален успешности развития экономики, но у этой негативной зависимости другая природа: государственные инвестиции крайне неэффективны и адресованы, как правило, не тем отраслям и предприятиям, которые могут создавать наивысшую (да и просто позитивную) добавленную стоимость. В свою очередь, объем инвестиций обратно пропорционален уровню оценки инвесторами и экономическими агентами риска ведения бизнеса в стране, а ключевым фактором повышения уровня такого риска (и его оценки) являются не только слабость системы защиты прав инвесторов и, шире, прав собственности, но и отсутствие последовательности действий власти, ее ответственности за поддержание социального и бизнес-договора в широком смысле этого слова. При этом страны, добивающиеся низкого уровня рисков ведения бизнеса, показывают высокие результаты в области противодействия ресурсной зависимости и диверсификации, вне зависимости от их политического строя. Низкие риски ведения бизнеса не обязательно связаны с высоким уровнем развития законодательства, обеспечением эффективности, независимости и высокой квалификации судопроизводства и низким уровнем экономической преступности. В различных странах снижение рисков ведения бизнеса в отношении значимых инвестиций и производств достигается введением специальных правовых режимов, предоставлением особых статусов и гарантий со стороны государства, вовлечением государства в качестве партнера, предоставлением права подсудности международным судом и (или) судом других юрисдикций, выделением специальных территорий, где действуют другие правовые нормы, существенно сокращен как государственный контроль, так и зависимость от местных и федеральных властей (ресурсная, логистическая и административная).
Экономики стран с нишевой адаптацией подвержены серьезным структурным искажениям, которые вызывают катастрофические проблемы в периоды спада цен на доминирующий ресурс или изменения макроэкономических условий. Реформирование экономик надо начинать существенно раньше такого спада, в том числе с использованием доходов от ресурсов. Однако крайне важно, чтобы реформы сопровождались существенными мерами социальной политики: снижение доходов граждан в процессе реформ лишит последние общественной поддержки и поставит под сомнение возможности их завершения.
Игнорирование интересов крупных социальных групп именно в процессе реформ, а не в рамках естественного развития ресурсной зависимости, является опасным не только для стабильности государства, но и для самих реформ: в ряде ресурсозависимых государств мы наблюдаем остановку реформ, дедиверсификацию, изменение государственной политики в сторону экономического популизма, сопровождаемого гиперконцентрацией активов, ростом роли государства в экономике и быстрым ростом неравенства в ответ на запрос общества о защите от временных негативных последствий реформ, проводимых без должной защиты населения.
При этом эффективность такой поддержки должна быть очень высокой – социальные расходы легче всего сделать неэффективными и затратными. В частности, крайне опасной является практика субсидирования потребления конкретных благ: она практически всегда ведет к росту потребления, а выгоды от него в большей степени получают более богатые слои общества, которые потребляют пропорционально больше этих благ. Хорошим примером является потребление электроэнергии: субсидирование стоимости киловатт-часа приводит к резкому росту потребления, не только за счет снижения уровня экономии, но и за счет использования электроэнергии в новых целях, например для отопления помещений; кроме того, владельцы недвижимости большего размера потребляют непропорционально больше электричества.