– Я слышал об этом. И решил, что оптимальный вариант – оплатить вам изгнание саламандры по тарифу, предусмотренному Певкинским договором, отец Мадельгер.
Лорд-манор просто-напросто решил купить его молчание. Впрочем, разноглазый не собирался спорить. Ну, разве что самую малость.
– По двойному тарифу, сын мой, – сладко протянул он.
– Почему?!
– Так саламандр ведь было две…
Адельмар усмехнулся:
– Пусть будет по-вашему, отец Мадельгер.
Лжемонах медленно кивнул, вскинул руку, осеняя правителя Ругеи Знаком Единого. В грудь толкнулась легкая и знакомая воздушная волна…
…В воскресенье весы так и не доставили. В понедельник тоже. Лишь во вторник, на рассвете, удалось решить вопрос с запертыми в темнице двумя спорщицами. Взвешивание благополучно показало, что обе они больше ста фрисских трой-фунтов[4], а значит, метла их не поднимет и ведьмами они быть не могут. В принципе, Адельмар так и предполагал – достаточно было глянуть на пропорции обеих дам, но для успокоения души…
Взвещивание проходило публично, во внутреннем дворе Лундера, все с интересом наблюдали, как толстые тетки взбираются на чаши весов, а потому никто не заметил, как из замка выскользнул, неодобрительно покосившись на разгромленную крышу женской половины замка, сухощавый монах в длинной рясе. Низко надвинув капюшон, он уже вышел за ворота, когда его догнала светловолосая девушка.
– Отец Мадельгер, подождите!
Монах что-то зло буркнул себе под нос, но остановился. А когда он повернулся к обращавшейся, по его лицу и вовсе разливалась благостная улыбка:
– Да, дитя мое? Что ты хоте… Скримслова пучина!
Это была Селинт. Разглядеть цвет глаз было невозможно, но Мадельгер искренне надеялся, что они будут серыми. Еще одного общения с голубоглазой ведьмой он бы просто не пережил.
Девушка замерла, озадаченно уставившись на него:
– Простите?
Для начала стоило изобразить вежливость и обходительность:
– Вы… Ты что-то хотела?
– Да, отец Мадельгер… Я… Простите, я не знала, что вы монах, а ваша одежда… Поэтому я и считала, что вы ландскнехт… – Кажется, ей и самой было неудобно в нынешнем платье. Сейчас на девушке был наряд, достойный если не дворянки, так богатой горожанки точно: длинная юбка была расшита цветами, а корсет украшен кружевом. И, судя по всему, Селинт не совсем была уверена, что этот туалет ей подходит, – девушка нервно теребила рукав рубашки и стыдливо опускала глаза. – Я… Хотела сказать… Спасибо за изгнание саламандры! – выпалила она и замолчала, опустив глаза.
По крайней мере, сейчас все встало на свои места. Можно было не опасаться, что перед ним стоит та, другая Селинт. А это значит и еще одно – что можно выдавить слащавую улыбку и елейно протянуть:
– Все в порядке, дитя мое. Очень часто мы все – не те, за кого себя выдаем.
Девушка улыбнулась в ответ, а потом вдруг протянула на ладони сплетенный из шерстяной нити узелок:
– Возьмите, отец Мадельгер.
– Что это?
– Науз… Ой! Вы не подумайте, я не ведьма, честное слово! Оно не колдовское, совсем нет, оно просто так, на удачу! Я не ведьма, честно!
Монах усмехнулся и, осенив спасенную Знаком Единого, осторожно принял из ее рук подарок.
Расколотое бревно отлетело в сторону, и Росперт потянулся за следующим.
– Однако… Не ожидал увидеть тебя здесь. – Этот голос он узнал бы из тысячи.
Шварцрейтар оглянулся. За то время, пока он не видел Мадельгера, ландскнехт умудрился раздобыть новый костюм – такой же петушиной окраски, как и старый, – и обзавестись широкополой шляпой с перьями. Довершал наряд кацбальгер[5], украшенный по рукояти и ножнам золотой гравировкой.
Обнаженный до пояса рейтар бросил колун на землю.
– А что остается? Тебя нет целый месяц, деньги на нуле, приходится отрабатывать хлеб, чтоб хоть из «Серой лани» не выгнали.
– Дожили, – насмешливо фыркнул в ответ разноглазый. – Представитель благородной, якобы дертонжской, фамилии Барнхельм рубит дрова на трактирщика.
– Ну, не всем же происходить из захолустного Борна! – горделиво возразили ему. – Кому-то надо и в Дертонге родиться. Вот, например, когда я был маленьким, моя матушка, чтоб ей на том свете Тот, Кто Рядом, пятки чесал да подобрал сковородку похолоднее, всегда мне говорила: «Робертино…» – а она обращалась ко мне именно так. Так вот, она говорила: «Робертино…»
Мадельгер взвыл:
– Росперт, я уже сто раз тебе говорил! Твоя матушка – не знаю, кто она была такая, но наверняка святая женщина, раз смогла вытерпеть тебя! – так вот, она не могла называть тебя Робертино!
– Это еще почему?! – возмутился мужчина.
– Да потому что тебя зовут Росперт!
– И? По-дертонжски это «Роберт»!
– Роберт и Росперт – это два разных имени! Росперт происходит от слов «Рос» – «лошадь» и «Берат» – «светлый»! А дертонжское имя Роберт происходит от нашего «Хродеберт» – «Светлый славой». Это два разных имени! – Одиннадцать лет храмовой школы рвались наружу и требовали установления истины. – Твоя матушка, пусть ей легонько икнется, никак не могла называть тебя «Робертино»!
– Одуванчик, завянь, – вежливо посоветовали ему. – Я, как вижу, твой последний найм удался? Где такой контракт умудрился откопать?
Неизвестно, чем бы на этот раз завершился разговор наемников – Мадельгер уже был готов высказать все, что он думает по поводу «Одуванчика», – если бы на задний двор трактира не выглянул мальчишка:
– Хозяин спрашивает, где дрова… Ой, господин Мадельгер, вы вернулись!
– Привет, Кайо, – ухмыльнулся разноглазый ландскнехт. – Вернулся. Позови хозяина, пора с ним рассчитаться.
Надо признать честно, хозяин «Серой лани» решил попросту нажиться на наемниках. Создавалось такое впечатление, что раненый Барнхельм каждый день и каждую ночь устраивал в трактире гулянку с разбиванием о головы всякого пьющего люда лавок, столов и посуды. К счастью, Мадельгер смог уменьшить сумму долга почти втрое, сунув трактирщику под нос кацбальгер и вежливо поинтересовавшись:
– Чем пахнет?
Лошадь, как оказалось, Росперт все-таки продал как раз перед тем, как согласился идти рубить дрова. Иначе было не на что даже просто купить кусок хлеба для Кайо. Так что сразу после того, как приятели расплатились, пришлось им идти покупать нового скакуна для шварцрейтара…
За то время, пока наемники добрались до рынка, Оффенбах проклял все: Барнхельм успел сто раз пожаловаться, как он тосковал по своему скакуну, продавая его. Кажется, он даже не горевал так, продавая год назад свою старушку Гретту.
Впрочем, уже через час, увидев статного каурого жеребца, рейтар забыл о своих печалях. Восемь геллеров и рейтар обзавелся новым скакуном. После недолгих раздумий, полюбовавшись, как Росперт обнимает за шею свою покупку, разноглазый ткнул пальцем в чалую кобылу:
– Беру.
Тут уже пришел черед рейтара удивляться:
– Ты – и на лошади?
– Так надо ж куда-то доехать, – отмахнулся лже-монах. – Здесь мы нового контракта не достанем, приедем в соседнее лорд-манорство – только не в Ругею – и там продадим.
– А Кайо с кем поедет? – Денег на покупку третьего коня или хотя бы пони не было. – Со мной или с тобой?
– Интересный вопрос… – Ландскнехт задумчиво покосился на мальчишку, вытянувшегося на цыпочках и зачарованно гладящего по гриве жеребца.
Тот, с кем едет на одном коне Кайо, разом приобретает кучу плюсов. Во-первых, можно рассказывать, что твой конь несет двойной груз, а значит, быстрей устает, а значит, и тебе самому нужен отдых. Ну а во-вторых… Да мало ли этих вторых можно придумать?
Как бы то ни было, Росперт пришел к похожим выводам:
– Кайо, хочешь поехать со мной?
– Да, конечно, – радостно откликнулся ребенок.
Росперт расплылся в улыбке.
Не тут-то было.
– Кайо, – ожил Мадельгер, – хочешь поехать со мной и петушок на палочке?
– Да! Конечно!
Битва была выиграна.
– Так нечестно! – возмутился шварцрейтар. – Он говорил только о леденце!
– Ну а разве оно не взаимосвязано?..
…На рассвете следующего дня из города выехали два всадника. Перед одним в седле сидел босоногий мальчишка, с интересом крутящий головой по сторонам.
– …А потом она подарила мне науз, – закончил свой рассказ ландскнехт, автоматически нащупывая подарок за пазухой.
Росперт слушал его молча, и разноглазый уже даже решил, что тот уснул на ходу, когда шварейтар вдруг задал вопрос, от которого, казалось, даже конь споткнулся:
– Если все эти пять лет в Лундере жила Селинт, которая была помощницей Аурунд, если там не было другой Селинт, которой могли помогать по доброте душевной, то как получилось, что в нее вселилась саламандра? Где она взяла огонь? Кто ей его пронес?
Часть 2
Весенняя распутица еще не прошла, когда в Бирикену ранним утром неторопливо въехал одинокий всадник на вороном коне. Ссутулившись, в темном плаще, он походил на нахохлившегося ворона, лишь пряди светлых волос, виднеющиеся из-под низко надвинутого капюшона, чуть портили это впечатление.
Будь на то воля Винтара, он бы уехал из Лундера еще полгода назад, как только из Селинт была изгнана саламандра, – ледяному колдуну было совершенно невмоготу смотреть на влюбленную парочку: от одного взгляда на них в голове начинали биться два единственных воспоминания, оставшихся от прошлой жизни, и хотелось буквально волком выть. Но сперва пришлось прожить месяц в замке, чтоб убедиться, что осталась именно та Селинт, которая была безопасна, потом потерпеть еще несколько недель, чтоб удостовериться, что саламандра изгнана. Потом зарядили осенние дожди, затем ударили морозы… Короче, как только сошел снег, Кенниг при первой же возможности уехал из Лундера. И как удачно вышло, что именно в эти дни чуть подморозило почву, так что можно было не опасаться, что конь завязнет в размокшей земле и потеряет подковы. Сколько здесь было везения, а сколько – ледяной магии, колдун предпочитал не распространяться.