В конце декабря 1856 года между издателями и поэтом был заключен контракт следующего содержания:
Гг. Пуле-Маласси и Эжен Де Бруаз; книготорговцы и издатели из Аленсона, с одной стороны, и Шарль Бодлер, литератор, с другой, пришли к следующему решению:
Г-н Бодлер продает гг. Пуле-Маласси и Эжену Де Бруазу два произведения, первое «ЦВЕТЫ ЗЛА», второе «ЭСТЕТИЧЕСКАЯ СМЕСЬ»[24].
Г-н Ш. Бодлер обязуется сдать «ЦВЕТЫ ЗЛА» 20 января наступающего года, а «ЭСТЕТИЧЕСКУЮ СМЕСЬ» – к концу февраля.
Тираж каждой книги составит ТЫСЯЧУ экземпляров.
В качестве оплаты г-н Ш. Бодлер получит за каждую отпечатанную книгу, проданную или непроданную, 25 сентимов, другими словами – одну восьмую часть от цены, зафиксированной в каталоге гг. Пуле-Маласси и Эжена Де Бруаза.
Г-н Ш. Бодлер обязуется нигде в другом месте не публиковать, в какой бы то ни было форме, всего или части из содержимого этих двух книг.
Г-н Ш. Бодлер сможет передать свои права другому издателю лишь в том случае, если гг. Пуле-Маласси и Эжен Де Бруаз, располагая в своем магазине незначительным количеством нереализованных экземпляров, откажутся от переиздания вышеназванных книг или одной из них.
Судя по контракту, издатели отказались от покупки рукописи, предложив автору восьмую часть стоимости тиража, то есть 250 франков, и сохранив за собой право на переиздание в случае успеха предприятия. Лишь в случае провала издания автор имел право искать себе другого издателя.
За несколько дней до подписания контракта Бодлер писал издателю, предостерегая его о возможных последствиях задуманного предприятия:
Меня вполне устраивает Ваше намерение приступить к делу лишь в ФЕВРАЛЕ… тогда мы сумеем совместно скомпоновать порядок содержания «Цветов Зла», – СОВМЕСТНО, слышите, ибо вопрос этот важен. Нам необходимо включить в книгу только исключительно хорошие вещи… Ваше слово ПОПУЛЯРНОСТЬ очень меня позабавило. Знаю, популярности не будет, зато будет всеобщий разнос, который вызовет любопытство…
Хотя суд над «Мадам Бовари» еще не состоялся, Бодлер, кстати, написавший восторженный отзыв на опальную книгу, сознавал, что «Цветы Зла» также может ожидать скандал. Это опасение разделял и Теофиль Готье, предостерегший автора, «что не стоит привлекать внимания к скабрезной стороне книги, разоблачая ее этим». Бодлеру даже пришлось убрать из посвящения слова об изображении в книге пороков.
«Цветы Зла» поступили в продажу 25 июня 1857 года. Часть тиража попала в книжную лавку Ланье, пользовавшегося репутацией добропорядочного «католически ревностного» коммерсанта. Но репутация не помогла… Уже 4 июля Ланье написал Маласси: «Сегодня я отправил экземпляр „Цветов Зла“ барону д’Идевилю, который сказал мне, что книгу эту собираются арестовать». Видимо, расчет строился на знакомстве барона с министром внутренних дел Бийо, но оказался ошибочным: после провала дела Флобера министр захотел взять реванш на поприще «защиты общественной морали». «Делу» помог Гюстав Бурден, литературный обозреватель «Фигаро», опубликовавший на страницах газеты политический донос на поэта, в котором поставил под сомнение психическое здоровье автора и объявил книгу чудовищной:
Жуть сочетается здесь с низостью; отталкивающее ищет союз с заразным… Эта книга – больница, открытая всем ветрам умопомрачения, всей гнили сердечной…
Посередине всего этого четыре пьесы – ОТРЕЧЕНИЕ СВЯТОГО ПЕТРА, затем ЛЕСБОС и два стихотворения, названные ОКАЯННЫМИ ЖЕНЩИНАМИ – четыре шедевра страсти, искусства и поэзии; но следует сказать, даже необходимо сказать: если можно понять двадцатилетнего поэта, которому могли бы прийти в голову подобные сюжеты, то ничто не извиняет тридцатилетнего автора, опубликовавшего столь чудовищную книгу.
Поначалу Бодлер не придал большого значения рецензии Бурдена – предыдущие, хотя и немногочисленные отзывы о его творчестве, как правило, были отрицательными. На цикл из 9 стихотворений под общим названием «Цветы Зла», опубликованный в «Ревю де Де монд» (1855 г.), откликнулись сразу два «литературоведа»: Луи Гудаль в том же «Фигаро» узрел «досадное скопление навязчивых идей, банальные претензии, золотушную поэзию». Дюранти обвинил Бодлера в холодном расчете и использовании приемов дешевой таинственности и ужасов с намерением удивить публику: «Это литературное трюкачество эдакого пещерного жителя, придерживающего в тени, как угрозу, несуществующие книги…»
Бодлер отгонял от себя мрачные предчувствия, мучившие его после публикации «Цветов Зла». Когда после выхода книги по Парижу поползли смутные слухи, он поспешил успокоить мать:
…Книга, название которой «Цветы Зла» говорит само за себя, проникнута зловещей и холодной красотой; она создавалась яростно и терпеливо. Впрочем, доказательство ее ценности – в тех нападках, которым она подвергается. Книга ввергает людей в ярость. Мне отказывают во всем, в наличии замысла и даже в знании французского языка. Плевать на всех этих дураков, ибо знаю, что книга со всеми своими достоинствами и недостатками проложит себе дорогу в памяти образованного читателя наряду с лучшими стихотворениями В. Гюго и Т. Готье, даже Байрона… Распространили слух, будто меня собираются преследовать; но ничего не будет. Правительству, на руках которого ужасные выборы в Париже, не до преследования одинокого психа.
Однако Бодлер недооценил «ревнителей нравов» – уже на следующий день после публикации статьи Бурдена следователь парижского Трибунала Шарль Камюса-Бюссроль завел личное дело на Бодлера и издателей его книги, а еще через день министр внутренних дел подписал ордер на арест (изъятие) книги, узнав о котором поэт пишет издателям письмо следующего содержания:
Быстро спрячьте, но СПРЯЧЬТЕ ХОРОШО, все издание; у вас должно быть 900 экземпляров в несброшюрованном виде. У Ланье сегодня еще было 100; эти господа сделали удивленный вид, узнав, что я собираюсь спасать 50. Я их отнес в надежное место… Итак, остается 50 на пропитание ЦЕРБЕРА СПРАВЕДЛИВОСТИ. Вот что значит ПОСЫЛАТЬ ЭКЗЕМПЛЯРЫ В «ФИГАРО»!!! Вот что значит не хотеть серьезно ОБЕСПЕЧИТЬ КНИГЕ ХОД. По крайней мере, у нас осталось бы утешение… распродав все издание за три недели, и слава после процесса, выпутаться из которого, впрочем, не так уж трудно… Арест пока не имел места. Обо всем этом я узнал… через Леконта де Лиля, который, увы, прозевал целых пять дней. Я убежден, что все это злоключение имеет началом статью в «ФИГАРО» и дурацкую болтовню. Страх сотворил зло.
В чем, собственно, блюстители закона обвиняли поэта? Во-первых, в «оскорблении религии», во-вторых, в аморальности (книга, дескать, содержит «непристойные и аморальные места и выражения»).
11 июля Бодлер уносит из лавки Ланье 50 экземпляров своей книги, дабы спрятать их в «надежном месте» – на собственной квартире… Издатели переправляют в Париж оставшуюся часть тиража с целью нелегальной распродажи. Тем временем колесо фемиды продолжает крутиться. Автора «Цветов Зла» обвиняют в скабрезности, сотрясении устоев общественной морали.
Нетрудно догадаться, в каком шокированном состоянии находилась мадам Опик, вдова сенатора и генерала, в ожидании столь позорного для ее сына процесса. Он всегда вел себя аморально, считала она, но до сих пор как-то удавалось «стирать белье в семье». Теперь же сын ее прославится на всю страну как автор аморальной книги! После смерти генерала поэт старался как-то скрасить вдовство своей матери – значительно чаще навещает ее, регулярно пишет ей письма, продолжая вместе с тем сохранять известную дистанцию. Он знал свою мать. Знал и свою слабость к ней. Невзирая на обиды и унижения, любил ее. Успокаивая мать, поэт отнюдь не обольщался возможностью приобрести пусть скандальную, но все-таки СЛАВУ. Во-первых, скандальной славы он не хотел, поскольку и так был уверен, что книга «проложит себе дорогу». Во-вторых, времена героических процессов, когда подсудимый становился обвинителем, безвозвратно прошли. Судебные инстанции Второй империи вели дело так, будто речь идет о малолетних ослушниках, будто наказывают лишь за «шалости». Бодлер присутствовал на процессе Флобера и видел, как заигрывали с писателем служители правосудия, как разглагольствовали о «святом» праве писателя быть объективным и лишь только потом утверждали и свое «право» защищать невежественные читательские массы от дурных влияний. Лицемерная и понаторевшая на «аморалках» буржуазная Фемида превращала подобные процессы в мелкие происшествия. Бодлер не хотел быть героем такого бульварного романа, поэтому-то и процесса не хотел.
В записке адвокату поэт писал:
Я бы мог составить целую библиотеку из современных книг, которые не преследовались и которые не обращают внимания читателя, как моя книга, на УЖАС ВО ЗЛЕ. Уже тридцать лет, как по части скабрезности литература пользуется у нас полной свободой. И это вдруг хотят наказать в моем лице. Справедливо ли это?.. Тот или иной сюжет, занимающий Бодлера и инкриминируемый ему теперь, преспокойно разрешался Беранже. Кого из них вы предпочитаете? Поэта скорби или поэта веселья? УЖАС ВО ЗЛЕ или легкомыслие, УГРЫЗЕНИЕ СОВЕСТИ или нескромность?
В процессе по делу «Цветов Зла» Бодлер проявил себя как настоящий боец, напористый и активный. Он разработал тщательно продуманный план действий и систему защиты, добиваясь, как максимум, отмены судебного разбирательства вообще и, как минимум, полного оправдания книги. Действия велись в трех направлениях: пресса, поиск высоких покровителей, юридическая поддержка.
Бодлер развил бешеную деятельность, дабы с помощью друзей организовать публикации в защиту вышедшей книги. За короткое время появляются четыре положительные рецензии на «Цветы Зла» из значительно большего количества «пробиваемых» автором[25]. Самая важная для Бодлера напечатана в еженедельнике «Монитер» Эдуардом Тьери уже 14 июля. Пикантность ситуации заключалась в том, что хозяином «Монитера» являлся министр двора Фульд, и тем самым в конфликт втягивались «сильные мира сего». Бодлер обратился с личным письмом к Тьери с просьбой о поддержке и очень дипломатично указал обозревателю «Монитера» желательную линию защиты. Тьери не просто блестяще справился с миссией критика-защитника, но не менее д