Дэрроу отозвался:
— Полноте, мистер Келли, вам наверняка известно, что даже ведущие эксперты используют разные термины для одних и тех же психических расстройств. Ваша честь, могу я возобновить допрос свидетеля?
— Можете, — сказал судья.
Келли, растерявшийся, похоже, в первый раз, вернулся на свое место.
Дэрроу шаг за шагом заставил Томми рассказать о том, как зародился и утвердился замысел похищения — от разговора с тещей до первой встречи с Джоунсом и Лордом.
— Целью вашего плана было убийство потерпевшего?
— Конечно нет!
Наконец Дэрроу дошел до того момента в рассказе Томми, на котором прервал его во время первого разговора на «Элтоне».
Теперь наконец, в суде, я услышу «правдивую» историю.
— Я приехал к дому миссис Фортескью, заехал в гараж, — сказал Томми. — Войдя в дом, на кухню, я достал из стола пистолет Джоунса.
— Тридцать второго калибра?
Без всякого выражения, отвечая с автоматизмом машины, Томми продолжал:
— Тридцать второго калибра, да, сэр. Я позвал: «Заходите... майор Росс здесь». Кахахаваи по-прежнему думал, что едет на встречу с майором. Я снял темные очки и перчатки — маскировку под шофера, и все мы прошли в гостиную, Кахахаваи усадили на стул. Вошли миссис Фортескью и Лорд. Он встал в стороне, а я подошел к Кахахаваи. Пистолет был у меня в руке.
— А где был Джоунс?
— Миссис Фортескью попросила его побыть на улице и проследить, чтобы нам не помешали. Я снял пистолет с предохранителя, хотел напугать его. Я спросил: «Ты знаешь, кто я?» Он ответил: «Думаю, да». Тогда я сказал: «Ты солгал в суде, но теперь ты расскажешь всю правду». Он нервничал, дрожал. Сказал, что ничего не знает. Я спросил, где он был ночью двенадцатого сентября, и он ответил, что на танцах в Вайкики. Я спросил, когда он оттуда ушел, а он сказал, что не знает, был пьян. Я спросил: «Где вы подобрали ту женщину?» Он ответил: «Не было у нас никакой женщины». Я сказал, что ему лучше сказать всю правду. «Кто ее ударил?» — «Никто ее не бил». Я сказал: «Расскажи, как ты ехал домой?», и он назвал мне много улиц, но я не знаю их названий, поэтому подождал, пока он закончит, а потом сказал: «Ты, кажется, был боксером-профессионалом?» Он кивнул. Тогда я сказал: «Теперь понятно, откуда ты знаешь, куда ударить женщину, чтобы одним ударом сломать ей челюсть». Тут он по-настоящему занервничал, облизал губы, ему стало не по себе, и я сказал: «Хорошо, если ты не хочешь говорить, мы тебя заставим. Ты знаешь, что случилось с Идой на Пали?» Он ничего не сказал, только дрожал, нервничал. А я сказал: «То, что было с ним, ничто по сравнению с тем, что будет с тобой, если ты прямо сейчас не расскажешь всю правду». Он сказал: «Я ничего не знаю». Тогда я сказал: «Ладно, Лорд, иди и приведи ребят. Мы его обработаем, и он все нам расскажет». Кахахаваи попробовал встать, но я толкнул его обратно и сказал: «Ида заговорил и много чего о тебе рассказал. Сейчас придут ребята и вышибут из тебя дух».
Голос у Томми задрожал.
— Кахахаваи трясся на стуле, — продолжил Томми, — и я сказал ему: «У тебя есть последняя возможность сознаться... ты же знаешь, что твоя банда там была!» Он, должно быть, битья боялся больше, чем пистолета, который был у меня в руках, потому что крикнул: «Да, мы это сделали!»
Дэрроу помедлил, давая возможность присутствующим прочувствовать момент. Наконец он спросил:
— А потом?
— Это последнее, что я помню. О, я помню то, что встало у меня перед глазами — разбитое лицо жены, как он бьет ее в ответ на мольбу о пощаде и этим ударом ломает ей челюсть.
— Когда вы говорили с ним, пистолет был у вас в руках?
— Да, сэр.
— Вы помните, что вы сделали?
— Нет, сэр.
— Вы знаете, что стало с пистолетом?
— Нет, сэр.
— Вы знаете, что стало с вами?
— Н-нет, сэр.
Томми с трудом проглотил комок в горле, казалось, он сдерживает слезы.
Дэрроу остановился перед жюри присяжных, руки сложены на груди, плечи ссутулены. Он дал своему клиенту несколько мгновений, чтобы собраться, затем спросил:
— Вы помните что-нибудь о поездке в горы?
— Нет, сэр.
— С какого момента вы что-то помните?
— Я сижу в машине на загородной дороге. Подходят какие-то люди и спрашивают о теле.
— Вы помните, как вас отвезли в отделение полиции?
— Не совсем ясно.
Дэрроу вздохнул, кивнул. Подошел к Томми и похлопал его по руке, потом сказал, отходя к столу защиты:
— Свидетель ваш, сэр.
Келли поднялся и спросил:
— Вы гордитесь своим южным происхождением, лейтенант Мэсси?
Дэрроу почти вскочил на ноги:
— Протестую! Несущественно, имеет целью обвинить свидетеля в расистских взглядах.
— Ваша честь, — сказал Келли, — если защита может исследовать состояние ума подзащитного, у обвинения, естественно, есть такое же право.
— Можете спрашивать, — сказал судья, — но не такими словами... вопрос некорректен, так как предполагает, что все южане предвзяты в расовом отношении.
Келли близко подошел к Томми.
— Вы помните, как миссис Фортескью сказала журналисту, что вы с ней «провалили дело»?
— Естественно, нет.
— Джозеф Кахахаваи казался напуганным?
— Да.
— Он умолял о пощаде?
— Нет.
— Он бросился на вас?
— Нет.
Келли принялся медленно ходить взад и вперед перед присяжными.
— А потом миссис Фортескью, Джоунс или Лорд рассказывали вам, как вы себя вели и что делали после того, как выстрелили?
— Миссис Фортескью сказала, что я просто стоял и молчал. Она увела меня на кухню и попыталась заставить выпить, но не смогла.
— А что о сделанном вами сказал Джоунс?
— Он был не очень-то доволен.
— В самом деле? — Келли смело возвысил голос. — Почему? Потому что вы только один раз выстрелили в Кахахаваи?
— Нет. Он сказал, что я вел себя как последний дурак.
Келли притворно изумился.
— Матрос разговаривал с вами в подобном тоне?
— Да... и я обиделся.
Келли вздохнул. Прошелся. Потом повернулся к Томми и спросил:
— Кто-нибудь из ваших товарищей-заговорщиков сказал вам, зачем они взяли вас в горы?
— Да... Миссис Фортескью сказала, что мне нужно подышать свежим воздухом.
Келли закатил глаза и жестом отпустил Томми.
— Свидетель свободен.
Томми сошел со свидетельского места и с высоко поднятой головой направился к столу защиты. Дэрроу кивнул ему и улыбнулся, словно хваля за отлично выполненную работу. Кое-что действительно получилось неплохо, но мальчишеская обида на замечание матроса-подельника и неубедительное объяснение, что его взяли «подышать свежим воздухом», когда поехали избавляться от трупа, были не самыми блестящими моментами.
По правде говоря, Дэрроу нужно было продолжить чем-нибудь очень значительным, чтобы заставить присяжных забыть об этих промахах.
— Защита вызывает Талию Мэсси, — сказал Дэрроу.
Глава 16
Дверь суда открылась — за ней стояла Талия Мэсси, освещаемая вспышками ламп фотографов. Все головы в переполненном зале как одна повернулись в сторону на удивление высокой, поразительно молодо выглядевшей женщины в черном креповом костюме. Судья Дэвис не стал бить своим молотком, дабы унять оживление и перешептывание, он позволил им перекатываться по залу, пока Талия неуклюжей походкой двигалась по проходу. Светло-каштановые волосы обрамляли ее немного пухлое, бледное, но миловидное лицо, выпуклые серо-голубые глаза были опущены. Шла она неуверенно, так же, как, по словам свидетелей, шла по Джон-Эна-роуд как-то ночью в сентябре прошлого года.
Муж Талии встретил ее между столами защиты и обвинения. Она остановилась, когда Томми взял ее руку и сжал. Ропот одобрения прокатился по залу, заполненному в основном белыми зрителями. Я заметил, что адмирал Стерлинг, сидевший с женщиной, по всей видимости, его женой, бросил одобрительный взгляд на благородную пару, которая обменялась быстрыми, ободряющими улыбками.
Но даже во время улыбки на лице Талии сохранилось странно застывшее, безжизненное выражение, слегка задумчивый взгляд, какой бывает у людей, принявших наркотики.
Ссутулившись, она подошла к возвышению и попыталась было подняться к свидетельскому креслу, когда судья напомнил, что она должна принести присягу. Талия тут же выпрямилась, подняла руку и поклялась говорить правду. Потом опустилась на сиденье и села, сведя колени и положив на них руки, плечи она так и не распрямила. Всем своим видом Талия напоминала непослушную девочку, которую отправили посидеть в уголке.
Напустив на себя отеческий вид, Дэрроу приблизился к свидетельскому месту и одной рукой облокотился на барьер. С любезной улыбкой он спокойно выяснил все протокольные вопросы касательно ее личности: имя — Талия Фортескью Мэсси, возраст — 21 год, возраст в момент замужества — 16 лет, вышла за лейтенанта Мэсси в День благодарения в 1927 году, детей у них нет, она может сказать, что да, они счастливы. Голос Талии звучал тихо, монотонно, почти такой же безжизненный, как и ее лицо, но сама она не осталась бесчувственной — отвечая, она нервно теребила в руках носовой платок.
— Вы помните, как пошли с мужем в «Ала-Ваи Инн» известным вечером в сентябре прошлого года?
— Да. Мы пошли потанцевать.
— Вы что-нибудь выпили?
— Полстакана «хайболла». Я равнодушна к спиртному.
— Когда вы ушли с танцев?
— Примерно в одиннадцать тридцать пять вечера.
— И куда вы собирались пойти?
— Я хотела немного погулять и вернуться.
— Почему вы ушли?
— Я устала, мне было скучно.
— А где был Томми?
— Когда я видела его в последний раз, он танцевал.
— И куда вы пошли?
— Я направилась к пляжу Вайкики.
— Понятно. Скажите, где вы были, когда случилось... нечто необычное?
Келли снова вскочил.
— Снова, ваша честь, мы здесь не для того, чтобы рассматривать дело Ала-Моана. Я должен возразить против этой линии вопросов.