Идти трудно, а запнувшись о незамеченную яму, я громко зашипел, сжав ноющую ногу. Передвигаться дальше пришлось еще медленнее, отчего слух то и дело подкидывал новый резкий звук, заставляющий волосы на загривке вставать дыбом.
Стиснув до хруста зубы и до онемения – рукоять меча, пробирался вперед, постоянно вертя головой по сторонам. До места стычки с разбойниками оставалось пройти всего ничего, я напряженно ждал резкого появления облезлых костяков. Чудилось, стоит только отвернуться, твари полезут на дорогу из-за деревьев, ужасающе подвывая и скрипя гнилыми зубами, царапая кору острыми когтями. Или начнут подниматься прямо из плотного молочно-белого тумана, рыча и хватая клыками за сапоги.
Нога снова зацепилось за что-то тяжелое. Опустившись на корточки, отчего туман поднялся до пояса, осторожно протянул руку, тут же касаясь незримой преграды. Пальцы сами собой сжались на находке. А когда я поднял ее, замер от охватившего ужаса.
Сын пекаря одиннадцати лет, не переставая таращиться на отгрызенную голову, понял я. Глаза на обескровленном лице закрыты, скулы торчат, словно вот-вот проткнут кожу. Черные грязные разводы засохли, коркой встав на засаленных пшеничных волосах.
Сглотнув подступивший ком в горле, я хотел подняться на ноги. Веки резко распахнулись, рот открылся, обнажая длинные клыки, и голова захохотала.
– Ты умрешь здесь!
Пинком отправив ее в воздух, взмахнул мечом. На мгновение лезвие сверкнуло золотым светом, рассекая башку на две неровных половинки. Сразу же со всех сторон потянуло ветром. Туман пошел густыми волнами, вздымаясь выше и выше, пока не скрыл все по пояс.
Словно подслушав мои мысли, они вставали по всей дороге, выпрямляясь на еще целых руках. Я оглянулся, но твари окружали.
– Да откуда же вас столько?!
Шестнадцать зомби первого ранга, машинально подсчитал, рассматривая замедленные умертвия. Дернув мечом, отпугивая ближайшего, шагнул назад, едва не угодив в очередную яму. За сапог кто-то схватил и я, уже не скрываясь, заорал во всю глотку.
На крик ответил леденящий душу вой, а мертвецы зашевелились активнее, словно мой страх придавал сил.
Вот тянет ко мне еще человеческие руки молодая женщина с бескровно-белым лицом. Чепчик сполз на бок, передник перепачкан грязью, из-под него свисают гроздья кишок. Дочь пекаря, двадцати лет, смотрит на меня остекленевшими глазами. Из раззявленного рта торчат острые клыки, по синюшным губам течет вязкая слюна.
Взмах меча, горло женщины пересекла черта, обнажая мясо. Зеленая дрянь вместо крови щедро плеснула, едва не брызжа в лицо. С проклятьем шагнул ближе, поднырнул под резко метнувшиеся навстречу руки, ударом наотмашь перерубил тонкую шею. Голова с едва слышным стуком упала в туман, я развернулся, уже слыша за спиной чье-то шипение.
Локтем назад – оттолкнуть парнишку-косаря. Он еще сжимает инструмент, но уже забыл, как им пользоваться. Разворот на пятках, короткий взмах – еще одна голова падает наземь, а зомби медленно заваливается на бок, хлестая зеленой кровью из обрубка.
Вой приближается, ослабляя руки и сжимая душу до жалкого комка. Страх накатывает волной, заламывает волю. Шипя и протягивая руки, толпа мертвецов приближается все ближе.
– Изыди! – рыкнул, рванувшись к лесу.
Небольшой зазор между двумя умертвиями – проскочил в него, тут же разворачиваясь и атакуя со спины. Второй тут же развернулся, хрустя суставами, протягивая изломанную лапу с острыми когтями. Взмах, треск – культяпка подлетает в воздух. Пинком отбрасываю его в толпу и добиваю первого, рассекая голову от макушки до плеч. Мертвяк замирает и тут же рассыпается горсткой праха.
Снова вой – кто бы там не прятался, он все ближе. Чувствую, как вздымаются волосы на загривке и, как волк, обнажаю собственные клыки. С рычанием бросаюсь на толпу.
Меч поет, мелькая золотом при ударах о мертвую плоть. Туман сгущается под ногами, я снова оступаюсь. Тут же две пары рук вцепились в плечи – скрежет металла бьет по ушам, но и трезвит. Рывок вперед – сбиваю какую-то тварь, угодив ровно под ноги, и тут же – выпрямиться с ударом наотмашь.
Еще минус два – поваленный засветил голову, поднимаясь из тумана, тут же встретил его мечом в темечко. Золотой клинок выходит изо рта, а зомби распадается пеплом. Отшагнув в сторону, давлю чью-то отсеченную башку, рядом осыпается тело умертвия – я не вижу его, но чувствую, как тело наливается силой.
Меня все меньше и меньше пугают мертвецы. Бой, обычный бой, пусть враг и уязвим только со стороны черепа – я в таких переделках был уже не раз. И выбирался живым. Сейчас – тоже удастся.
Меч снова рассекает голову неудачно сунувшейся женщины. Короткая вспышка золотого огня – на землю оседает лишь пепел, а я встречаю нового зомби кулаком в отвисающую челюсть.
Их еще десять, где-то в тумане по сухой земле, как в барабаны орков, вслепую лупит несколько обезглавленных тел. Воя уже не слышу – от него подрагивают белесые клочья, таящие опасность.
– Именем Господа! – крик срывается с губ раньше, чем осознаю, что делаю.
Теплый столб воздуха бьет с неба, сдувая молочную пену. Мертвецы с шипением отшатываются, а меч коротко вспыхивает жарким огнем. Не теряя времени, набрасываюсь на стоящего ближе всех справа.
Девять. Наступаю на открывающую клыкастую пасть голову.
Восемь. Пекарь прикрыл толстую морду когтистыми лапами, но меч прошел преграду, как нож сквозь масло.
Семь. Еще одна голова лопается под каблуком.
Шесть. Разбойник с перерезанным горлом оседает пеплом от короткого удара снизу-вверх.
Пять. Жена пекаря рассыпается в прах, обняв меня за плечи и оскалив пасть.
Четыре. Зомби-лучник с пробитым затылком заглатывает меч и успевает попробовать клинок на зуб.
Три. Здоровенный дровосек снова приходит в себя и, раскинув мощные руки, бросается вперед, подставляясь под меч.
Два. Девчонка лет десяти шипит и оседает на подрубленные колени. Взмах – выцветшие на солнце волосы обращаются в прах вместе с отсеченной головой.
Один. Бой окончен.
Тяжело дыша, я осмотрелся. Туман бесследно исчез, как и вой. Посреди дороги лишь горстки золы и лужицы застывшей зеленой жижи.
Проверив меч, недовольно цыкнул сквозь зубы – кромка потеряла половину прочности. Или мне кажется, или отец Генрих обещал, что он не затупиться? Хорошо, у меня еще остались оселки от Орина.
Поспешно вынимаю камень из сумки и опускаюсь на землю прямо здесь же. Пока вжикаю, затачивая оружие, в голове бешено бьются мысли.
Похоже, вечером здесь шла толпа крестьян. Вероятно, беженцы. И попались им мои разбойники. Ну а дальше – все просто, не всякий сможет справиться с мертвяком. Это у меня напрочь отбит инстинкт самосохранения – годами привыкал бросаться навстречу смерти. Простой крестьянин либо бежит, либо замирает в страхе.
– Их смерть на твоей совести, – прошептал я, осматривая кромку меча.
Второй вопрос – что это был за теплый ветер, разогнавший марево. Распахнув Писание, поискал новые строчки, но кроме количества убитых умертвий, ничего толком не изменилось. Полистал пустые страницы, пока не наткнулся на обещанный отцом Генрихом молитвенник.
– Ага, – выдохнул, читая не столько сами молитвы, сколько описания и пометки на полях.
Стоит ввязаться в бой с проклятыми, и накопить силу веры, смогу не только отпугивать нежить первого ранга, но и развоплощать ее. Вот только для этого книжка должна присвоить мне третий ранг воина. Кроме ощущения, что я могу это сделать – никаких признаков, что сила веры накоплена, не существует.
Спорный момент, конечно, подумал я, откладывая книгу в сумку. Молитвы служат для той же цели – но их действие растянуто по времени, да и дальность от святых мест – снижает эффект. Хотя, имей я в компании церковника, все бы работало, как надо. С другой стороны, будь у меня с собой священник, мне бы и никакая сила веры не понадобилась.
Поднявшись на ноги, отломил кусок хлеба и, запихнув в рот, двинулся дальше. Седые Мхи ждут, точнее, ждут их жители. Если, конечно, не додумались убраться куда-нибудь подальше. Кордонов южнее родной деревни я не встречал, значит, путь для мертвецов открыт.
Мне не жаль проклятых южан, просто этих мертвяков нужно перебить по поручению отца Генриха. Не гоняться же за ними по всему югу?
В таких раздумьях я добрался до брошенной повозки. Одно из колес лопнуло, выстрелив щепками в ближайшие деревья. Удар вышел сильным – почти на палец ушли острые куски в ствол.
Отлично, я был прав, и это какие-то беженцы. Или просто переселенцы, решившие попытать счастья на севере. Мало ли безумцев в наше безумное время?
Лошадей, естественно, не было. Подозреваю, лежат где-то в кустах обглоданные, как мой буланой. А то и просто разбежались, едва хозяева столкнулись с убитыми мною разбойниками.
Осмотрев нехитрый скарб крестьян, я всерьез задумался, что делать с пожитками. Одних только хлеба и зерна здесь на небольшую горку золота. Пекарь явно перевозил все, что смог утащить. Вот только зря сунулся на север – если и удалось по солнышку миновать Седые Мхи, то первая же ночь в Проклятых Землях стала для его семьи последней.
Но это сейчас я такой умный, сам-то сунулся в родные края, ничего не подозревая о бароне и его жене. Другой вопрос – остановило бы это меня?
Провозившись час с повозкой, оттащил ее с дороги под защиту деревьев и наскоро засыпал свежесрубленными ветками. Не факт, что успею вернуться до следующей ночи, а такие вещи в трудное время бросать никак нельзя. Да, пропущу обязательное посещение святого места, но не думаю, что провизию мне не засчитают в богоугодное деяние.
Где возьму лошадей, чтобы тащить повозку – я не думал. Как говорил наш сотник, пусть конь думает – у него голова большая. А солдат должен быть занят делом.
В приподнятом настроении я двинулся дальше, держа меч в руке. На спине теперь болтался круглый деревянный щит, обшитый кожей – не знаю, как он попал к крестьянам, но судя по следам от ударов, явно его хозяину он больше не пригодится.