– Ну насмешил, – наконец, просипел он, смахивая слезы. – Так и быть, убью тебя быстро!
И широкими шагами двинулся ко мне. Я раздвинул ноги шире, стараясь удержать равновесие.
– Ael herre! – вскрикнули из-под шкур палатки.
Зеленое свечение окутало меня с ног до головы, вызывая эйфорию и жжение на местах затягивающихся ран. Варвар бросил взгляд в сторону шатра, лицо стало серьезным, секира взмыла в воздух, но я уже рванулся прочь.
Чувство, будто не дрался с опасными врагами, а выспался после долгой усталости. Казалось, могу взлететь или хотя бы допрыгнуть до вершины самого высокого дерева. Эльфийская магия, чтоб ее.
Вожак свирепо зарычал и, крутя секирой, бросился в новую атаку. Встретив оружие по касательной, отвел выпад в сторону и всем корпусом толкнул врага. Удар, должный свалить его с ног, лишь заставил отшагнуть назад.
Торжествующая усмешка и удар лбом в нос. Я взмахнул руками, теряя равновесие, а вожак добавил рукоятью секиры, отшвыривая, как пушинку.
Перекат, подскочить на ноги и, петляя зайцем, заставить варвара промахнуться. Взмах – надрезать обнаженные мышцы, добраться до сухожилий. Отскок…
Не успел – удар ноги отправил в короткий полет. Снова подняться, сжимая окровавленный клинок. С удовольствием отметить, как вожак перехватывает двуручную секиру одной рукой. И – вперед, вперед!
– Не стой на месте, идиот, вертись, прыгай, ползай – не дай ему попасть! – словно наяву звучали команды сотника.
И я вертелся, прыгал и ускользал. Лишившись поддержки левой, варвар все еще справлялся правой на отлично. Лезвия секиры то и дело мелькали в опасной близости от меня. А пару раз он едва не оттяпал мне пальцы на руке.
Три минуты спустя мы оба окончательно выдохлись. Тяжело дышащий вожак опустил секиру, уперев лезвие в землю, я же согнулся пополам, стараясь перевести дыхание. Оба не сводили друг с друга взгляда.
Как там говорил отец Генрих? Хочешь развить мечника – тренируйся чаще? Что ж, за этот бой Писание просто обязано отвалить мне пару рангов. Даже в лучшие годы так не дрался.
– Ты умрешь, – сипя, заявил варвар.
Весь его торс был изрезан неглубокими царапинами – сволочь так и не дал нанести серьезного удара, постоянно ловя раньше необходимого времени. Впрочем, я тоже не особо подставлялся – рассеченное плечо и разбитая бровь не в счет.
– Все мы умрем, – выдыхая облака пара, сообщил я, с трудом разгибаясь.
Очень маленькими шагами я двинулся вперед, уже не в силах держать меч. Вожак, впрочем, тоже не блистал – его секира волочилась по земле.
Все решит один удар. Но в отличие от меня – вожак не возродится. Хотя нет, восстанет сволочь неубиваемым зомби. Я его живого-то завалить не могу, а что будет, когда тварь воскреснет?
Между нами метра три – как раз хватит для последнего рывка. Я остановился на трясущихся от усталости ногах. Варвар же медленно зарычал, напрягая уцелевшую руку.
А потом – сшибка. Лезвие секиры пронеслось у самого носа, рассекая всю левую руку. Меч проткнул тугие мышцы, вылез из мускулистой спины.
И мы оба упали наземь.
Глава 6
Проклятый вожак, даже пронзенный насквозь, подыхать не желал. К счастью, от удара об землю он выронил свою чудовищную секиру. Теперь он сжимал зубы от боли, капая кровавой слюной мне на лицо.
Придавленная тяжелой тушей рука все еще сжимала эфес меча, я старался изо всех расширить рану, но рукоять едва шевелилась. Хотя это и причиняла гиганту-варвару очевидные неудобства, подыхать он не собирался.
На мгновение приподнявшись, здоровяк пропустил руки между нами и сжал мое горло толстыми пальцами. Я мгновенно захрипел, отчаянно дергая клинок, торчащий из спины вожака.
Все закончилось быстро – едва перед глазами потемнело, на меня обрушился весь вес мародера. Из легких вылетел последний воздух, но хватка на горле исчезла, я мог понемногу дышать.
Ожидая, пока вернуться хоть какие-то силы, услышал тихий сип из раскрытого рта варвара – сволочь, жив еще! Кажется, у меня затрещали мышцы, пока я пытался сбросить с себя умирающего врага. Удалось лишь чуть пошатнуть, но, видимо, это хватило, чтобы клинок, почти распахавший разбойника надвое, довершил свое благородное дело.
– In nomine Patris et Filli et Spiritus Sancti! – объявил громкий возглас, и на меня, придавленного телом уже подохшего варвара, обрушился столп золотого света.
Чувствуя, как возвращаются силы, отпихнул тяжелое тело и, уперев ногу в туловище поверженного врага, выдернул меч из уродливой раны. Кровь бурно потекла на грязную землю, почти моментально впитываясь и паря.
Подхватив голову вожака за грязные патлы и сквозь зубы ругаясь, перепилил толстую шею – что ножовкой вековой дуб свалил. Силы снова ушли, в желудке утробно заворчало – по носу ударил запах подгоревшей каши.
Вот она, вся проза войны – убить, самому не помереть, да пожрать. Что еще нужно солдату удачи в нашем скорбном мире? Если кто скажет, что пуще всего – следовать идеалам, ценностям – плюну в глаза.
Посмотрел бы я на бойца, что от голода не может обнажить оружия. Много такой герой навоюет? Ни хрена. Голодная армия – мертвая армия.
Жри от пуза, говаривал сотник. Жри, как в последний раз. Люби девок, как в последний раз. И дерись так, чтобы пожрать и полюбить в последний раз.
Как добрался до котелка, как достал ложку, как ел – не помню. Очнулся только, когда половина заготовленного на пятерых здоровых мужиков была употреблена. Да еще девичий голос из палатки привел в себя.
Вот что мне стоило просто пройти мимо? Я ж не герой, не рыцарь. Да, черт с ним, я не святой, закрыл бы глаза, заткнул совесть – на войне многое нужно уметь не видеть. Но нет же, полез! Теперь что с такой добычей делать?
Сыто отрыгнув, бросил трофейную ложку в кашу и, поднявшись на ноги, потопал к заснеженной палатке. Уже у входа почуял приятный запах дорогих духов или чем там эти дивы лесные умащиваются?
Откинув полог, предусмотрительно отшагнул – слышал я о всяком. Иногда вот так спасенная встречала спасителя стилетом в горло. Кто их, жертв насилия, разберет, что вариться в оскверненной мужским естеством головке?
Впрочем, даже желая – эльфийка бы не смогла. Недлинная цепь, на которую посадили пленницу, не позволяла подойти близко к выходу. А колдовала, видимо, увидев меня через щель палатки. Повезло обоим – вряд ли ее выпустили бы живой.
– Ты кто? – кивнул ей, оценивая весь нехитрый шатер взглядом.
Стройная, по-эльфийски красивая – из тех, что выглядят приятно, но спать лучше с другими – на лице отчаянная борьба между благодарностью и подозрениями. И, собственно, ошейник с цепью. Грязные золотые волосы сбились в колтуны, как свалявшаяся шерсть дворовой собаки. Но в миндалевидных фиолетовых глазах – врожденная гордость. Надо же умудриться сидеть на цепи, как сука-охранник, раздвигая ноги перед грязным разбойником, не хуже портовой шлюхи, но все равно сохранять высокомерие, впитанное с молоком матери, не иначе.
– Не люблю эльфов, – не дождавшись ответа, сообщил я. – Но за помощь, спасибо, – и, чуть кивнув, нырнул под полог.
У вожака нашелся сундук на новом амбарном замке. С виду крепкий, но пара ударов рукоятью – и скобы вывалились наружу вместе с запором. Зачем ломать крепкую дверь, когда можно проткнуть пальцем стену?
Внутри оказалось много меди, пара десятков серебрушек и три золотых кругляша, несколько дорогих вещичек – явно снятых с собратьев пленницы. Красивый кинжал, несколько колец и ожерелий – при внимательном осмотре одно оказалось оберегом от слабой магии смерти. И бабские тряпки – это уж точно сняты со спасенной.
– По-человечески не говоришь, что ли? – обернувшись, заметил, с каким вожделением смотрит на свои вещи. – Не переживай, не трону, Альисьяра, – суть вещей, наконец, пришла на помощь, окрестив девушку жрицей второго ранга.
Жрица, усмехнулся я. Жаль, длинноухой Лаиссы, эльфийской покровительницы лекарей и книгочеев, а не любви. Впрочем, вожак мародеров, судя по всему, собственноручно исправлял это упущение.
– Как ты узнал мое имя, человек? – прошептала она, закрывая некрупную грудь грязными руками.
– И как только не замерзла насмерть, тут же мороз какой? – заметив напряженные от холода соски, пробормотал я. – Да не бойся, солдат ребенка не обидит, – швырнул ей всю кипу одежды, что нашлась в сундуке. – Разбирай тряпки.
Пока ушастая натягивала штаны, сапоги и явно мужскую тунику, я спрятал драгоценности и кинжал в сумку. Нечего добру пропадать. Оберег – на шею, рядом с крестом. Побрякушка в виде шнурка с тремя волчьими когтями брякнула, но тут же затихла, прижатая одеждой.
– Как ты вообще тут оказалась, Альисьяра?
– Отец отправил меня на юг, в землях людей стало слишком опасно – полно нежити, – пробормотала она, напряженно следя за мной. – Ты меня отпустишь?
– Конечно, – кивнул в ответ. – А что ты делала на севере вообще? Я думал, эльфы только на западе живут.
– Мой отец – глава рода! – гордо вскинула тонкий подбородок та.
– Дипломатическая поездка? – фыркнул, кривя губы в усмешке. – На кой ляд тогда дочку взял? Север – это не увеселительная прогулка, чтобы таскать с собой маленькую девчонку.
– Я не девчонка!
– Теперь-то конечно, – хохотнул я. – Ладно, Лиса… Я буду звать тебя Лиса, имя у тебя какое-то заковыристое…
Она скривилась от негодования, но спорить не стала. Как-никак, на шее все еще ошейник, я ее единственный шанс на свободу.
– Ладно, извини, – вскинул ладони. – Сейчас помогу освободиться, постарайся не дергаться.
Подобравшись ближе – из-за небольшой величины шатра пришлось ползти на коленках, осторожно осмотрел оковы. Интересно, а как вожак здесь передвигался – у него вон, какой рост, хоть самим потолок подпирай.
Ощупывая металл по кругу, нашел крохотный замочек. Явно тоже благополучно украден у какого-то богача – не будь Лиса эльфийкой, шея не пролезла бы. Наверное, когда-то на этом поводке выгуливала свою собачку дочка зажиточного купца или аристократка.