«Нет! Аррэтан!» Он не мог даже крикнуть. Аррэтан вздохнула.
– Я знала. Кар, если тебя убьют… Скажи мне, что ты вернешься!
Совсем недавно обнимал ее, утешая, ни на что не надеясь. Почему же сейчас не может шевельнуть рукой?
Дочь вождя шагнула к нему. Стала так близко, что Кара обожгла близость ее тела. И оцепенение отступило, исчезло без следа. Он схватил Аррэтан в объятия, и девушка с готовностью закинула руки ему на шею.
– Скажи, что вернешься! – повторила она.
– Вернусь, – шептал Кар, не помня себя, покрывая поцелуями ее лицо, узнавая вкус ее губ, скользя руками по телу. – Аррэтан… Аррэтан…
Время остановилось. Если кто-то и проходил мимо – ни Кар, ни Аррэтан не видели и не слышали ничего. Но когда его жадная ладонь проникла под грубую шерстяную рубашку, девушка отстранилась.
– Кар, нет! Разве ты украдешь то, что и так будет твоим?
Кар с трудом удержался от стона. Усилием заставил себя успокоиться.
– Прости меня, – прошептал он. – Это все Империя… Когда я вытравлю ее из себя? Иди сюда, Аррэтан. Я не буду… Клянусь.
Аррэтан скользнула обратно в кольцо его рук. Прижалась. Кар обнял ее, изо всех сил гоня любые чувства, кроме нежности.
– Но что скажет Дингхор? – спросил он.
– Отец гневается, но это пройдет. Он отдаст меня тебе. Но, Кар, – дочь вождя заглянула ему в лицо, в свете зари блеснула зелень ее глаз, – Я не хочу рожать мертвых детей. Я не хочу оставаться вдовой!
– Этого не будет, – сказал Кар, веря в каждое слово. – Мы победим. И вернемся сюда. Наши дети родятся здесь, клянусь. И я всегда буду с тобой, и ты больше не увидишь Ничейной Полосы. Это последний раз, когда ты идешь туда.
– Клянешься?
– Клянусь.
Губы Аррэтан приникли к его губам, и время опять исчезло в сияющей дымке.
– Проводи меня домой, – наконец сказала она. – И не забудь свою клятву.
– Не забуду, – ответил Кар.
И только проводив Аррэтан к дому вождя и вернувшись к своему шатру, вспомнил. Как будто молния ударила в дымовое отверстие, и в багровой вспышке разом исчезло все, кроме боли. Серебряный свет луны, спящий город, золотые волосы брата. И голос, голос его, Кара, и те же слова, что опять прозвучали сегодня ночью. «Я всегда буду рядом. Клянусь».
Две жизни, такие непохожие, пересеклись. Повеяло тьмой. Кар шагнул, не глядя, ударился коленом о низкую скамью. Сел, обхватив голову. «Нет. Это неправда. Ложь. Это не то, совсем не то! Я не оставлю Аррэтан! Я люблю ее. Мое место, мой дом только здесь!» Предчувствия – вещь ненадежная. Если повторять это снова и снова, поверишь, и предчувствие растает, как тает в утреннем свете ночная тьма. «Я вернусь. Вернусь. Вернусь!»
Постепенно страх ослабил хватку, Кар глубоко вдохнул. Он жалкий сумасшедший. Прекраснейшая в мире девушка хочет быть его женой. Кто мог подумать еще вчера? Неслыханное среди аггаров дело: Аррэтан отвергла лучшего воина племени, расстроила свадьбу, пошла против воли отца. И все ради него, чужака с непонятным проклятием за спиной. А он, безумец, страшится призраков прошлого! Прошлое мертво. А если нет – значит, умрет. Скоро. Кар сам нанесет удар, Чанрет дал ему такую возможность.
Таким, согнувшимся на скамье, погруженным в полусон, где кровавые образы переплелись с любовными мечтами, и застал его Калхар. Пришло время собираться в Тосс.
Копыта мягко ступали по земле. Тропа спустилась в покрытую лесом ложбину, где от ручья разбежалась тремя извилистыми тропками. Калхар, не колеблясь, выбрал правую. Он молча ехал впереди, уверенный, словно хорошо знал кратчайшую дорогу в Тосс, столичный город, подаривший области свое имя. Кар тоже молчал. Земли аггаров остались позади, теперь каждая встречная деревенька, каждый камень у дороги, даже звонкая песня зяблика будили страх и нетерпение, слишком острые, чтобы можно было в них разобраться. Даже воздух здесь был воздухом Империи. Кар глотал его с жадной ненавистью, будто конченый пьяница – заветное вино.
Калхар, по счастью, не спрашивал, что с ним творится, да Кар и не смог бы ответить. Они не обменялись и десятью словами с тех пор, как вчера вечером чудом избежали встречи с императорскими солдатами.
Небо тогда затянули рыхлые тучи, в редкие просветы между ними с трудом пробивался лунный свет. На ночлег остановились поздно. Стреножили лошадей, Калхар насыпал им корм. Кар доставал из седельных сумок походный ужин – сухие пшеничные лепешки, сыр, ломтики вяленого мяса, когда услышал далекий гул. Звук быстро приближался, сотрясая землю, скоро в нем уже можно было различить стук множества копыт и звон оружия.
Оставшихся до появления всадников минут хватило, чтобы увести лошадей глубже в негустой лесок. Калхар обхватил их морды, закутав плащом и крепко прижав к себе. Кар тенью скользнул обратно. Шум проезжавшего войска теперь слышался совсем рядом, за полосой колючих кустов на склоне холма. Царапая руки, Кар тихонько раздвинул ветки. Темная река из коней и всадников заполнила долину. Казалось, ей не будет конца. Потом потянулась пехота – ровным шагом, шеренга за шеренгой, без песен и разговоров, лишь изредка резкий металлический удар или чей-то кашель нарушали жуткий ритм. Полулежа в траве, Кар с тоской смотрел, как имперские полки шествовали из Тосса туда, где стояло лагерем молодое войско аггаров. И только проводив глазами последние ряды, вернулся к мрачному как ночь Калхару.
– Много, – Калхар не спрашивал, он знал ответ.
– Да, – сказал Кар. – Вернемся?
– Чанрет сказал ехать в Тосс.
Кар пожал плечами, но спорить не стал. Чанрет предусмотрел это… наверное. Да и проку от двух припозднившихся воинов аггарам не будет. Лучше быстро выполнить поручение, и тогда уж возвращаться – к этой ли битве, к следующей. Их много еще впереди.
После краткого сна поехали дальше. Теперь Калхар избегал открытых мест. Глядя в его прямую спину, Кар знал, о чем тот думает, и сам гадал каждый миг, началось ли позади сражение, кто из друзей успел расстаться с жизнью, а кому еще предстоит умереть прежде, чем опять сядет солнце. И благодарил Бога, что Аррэтан прошлым утром ушла с женщинами на восток. И там небезопасно, да, но лучше уж там, чем посреди сражения.
Ушел на восток и Дингхор. Частью ввиду слабого здоровья, частью – уступая настояниям дочери. Главной же причиной, как подозревал Кар, было усиление Чанрета. Из всех вождей Дингхор единственный не поддержал его сразу, и теперь, когда Чанрет, встав во главе объединенного войска аггаров, не нуждался ни в чьей поддержке, Дингхору осталось лишь уступить место. Он еще звался вождем, но власть утекала из рук – та власть, которой он уже никогда не передаст Налмаку.
Прощаясь, Кар с трудом заставил себя поднять глаза. Он ждал упрека, или, хуже, презрения. Но Дингхор непонятно посмотрел – и обнял его, не обращая внимания на удивленные взгляды.
– Иди с Богом, мальчик, – сказал он. – Береги себя.
– И ты, – выдохнул Кар, – Дингхор… Прости меня!
– Прощаю, – ответил вождь серьезно. – За все, что было и будет. Скачи, мальчик. Следуй за своей судьбой.
И, развернувшись, хромающей походкой вернулся в свою хижину. Калхару вождь не сказал ни слова.
Аррэтан не вышла проводить Кара, и он, пережив минутную обиду, понял. Девушка сказала достаточно, теперь очередь за ним. Кар должен исполнить данное обещание. Вернуться к ней, и вернуться с победой. Вот только непонятные слова Дингхора занозой проникли в душу, странно перекликаясь с недавним предчувствием. Был в них привкус неотвратимости, а ведь не кто иной, как Дингхор, учил Кара, что каждый сам выбирает себе судьбу.
– Заночуем здесь. Утром будем в Тоссе.
Кар встряхнулся. Погруженный в раздумья, он и не заметил, как почти стемнело. Низкие тучи все так же висели над землей, обещая грозу, но за весь день с неба не упало ни капли. Только воздух становился все тяжелей, да недовольно шумели верхушки деревьев. Тропа, верно служившая весь день, привела к излучине широкой реки. Обрывистый берег круто уходил вниз. Поодаль от тропы возвышались две поросшие лесом скалы. Впадина между ними могла дать защищенное с трех сторон укрытие на ночь – совсем неплохо, в прошлую ночь и такого не было.
– Ниже брод, за ним деревня, – добавил Калхар. – От деревни до города всего час езды, да и дорога там многолюдная. Лучше заночевать здесь.
– Хорошо, – согласился Кар.
Холодный ужин запили водой из родника, что бежал из-под скалы к реке. Вскоре Кар уже лежал, завернувшись в плащ, и слушал ровный шум бегущей воды. Рядом дышал Калхар. Негромко хрустели травой лошади, порывы ветра изредка доносили собачий лай. Небо Империи застилали тучи. Кар закрыл глаза и принялся вспоминать Аррэтан: ее голос, ее короткие взгляды, когда, будучи невестой Налмака, дочь вождя не могла в открытую даже смотреть на другого. Ее умелые руки, промывавшие раны. Те же руки на его плечах, руки влюбленной, а не целительницы. Ее губы. И тот краткий миг, когда его пальцы ощутили нежность ее кожи под одеждой. О да, он вернется. И тогда ничто уже не остановит его.
Калхар был прав: солнце еще вставало над серой завесой туч, когда впереди выросли массивные башни города. Вскоре показались городские стены. У открытых ворот – пестрая вереница желающих проехать и пройти: груженые подводы, пешие крестьяне и крестьянки с корзинами яиц или масла, конные бродяги и люди, чей род занятий с первого взгляда и не определишь.
Калхар уверенно занял место в очереди, Кар, надвинув капюшон плаща, – рядом. Их одежда не должна была привлечь внимания: неброские темные туники, черные плащи из грубой шерсти, да и лошадям в простой сбруе далеко до лучших коней аггаров. На руках Кара – перчатки, скрывшие темную кожу. Из оружия только мечи в простых неукрашенных ножнах да невидимые под плащами ножи. Бродяги, каких много на дорогах Империи, бездельники, одинаково готовые примкнуть к разбойничьей шайке или наняться в дружину к не слишком разборчивому барону.
Кар беспокоился зря. Вооруженный алебардой стражник едва глянул на двух бедно одетых путников. Взять с них нечего, а связываться – только время потеряешь. Небрежно указав на сборщика пошлин, он через полминуты уже разговаривал с хмурым крестьянином, сидящим на облучке груженой зерном повозки.