Тагрия звонко рассмеялась. Очень кстати – Кар почти исчерпал фантазию.
– А у колдунов есть императоры? – спросила она.
– У магов. Колдуны – это обидное слово.
– У магов, – старательно повторила она.
– Магами правит тот, к лучше владеет магической Силой.
– А ты хорошо ею владеешь?
– Хотел бы лучше.
«Тогда я не страшился бы отцовского наказания. И не делал бы все, что он велит…»
Тагрия открыла рот для нового вопроса, но тут раздалось хлопанье крыльев и спустившийся Ветер уронил на камни кудлатого дикого барана с длинным закрученными рогами. Шея животного была перебита мощным ударом.
Усевшись рядом, Ветер с невозмутимым видом принялся охорашиваться. Вставая, Кар привычно коснулся сознания грифона – и приоткрыл от удивления рот. Ветер красовался. Самозабвенно красовался перед девчонкой, как будто придворный кавалер, мечтающий покорить сердце красавицы.
«Да ты хитрец, – заметил Кар, доставая нож и принимаясь свежевать барана. – Не замечал за тобой такого».
«Она уже не боится. Совсем».
Вытянув шею, Ветер в упор уставился на Тагрию. Кар не слышал, как она встала и тихо приблизилась, но чувствовал ее робкое любопытство. Любопытство – и восхищение золотым крылатым чудом. Ветер, несомненно, чувствовал то же: он склонил голову, и его изогнутый клюв осторожно коснулся растрепанных волос девочки. Она отскочила с испуганным вздохом.
– Не бойся, – сказал Кар, не оборачиваясь. – Он тебя не обидит.
– Он такой красивый, – шепотом сказала Тагрия, и Кар ощутил, как заныли глубокие царапины от когтей на ее плечах. – И страшный.
Ветер опустил голову, так что его черный с алыми искрами глаз очутился перед ее лицом. Моргнул. Раз, другой…
– Он мне подмигивает! Он понял, что я сказала?
– Да. Можешь поговорить с ним, если хочешь.
– Ты красивый… Ветер, – зачарованно сказала девочка. – Тот, другой, который меня украл, он был черный. Только крылья желтые и голова. А ты похож на солнышко. Ты правда меня не обидишь?
«Я тебя не обижу, смелый птенец».
– Он говорит, что ты смелая, – перевел Кар, вспоминая малышку, что смеялась, кусая перстень на грозящей смертью руке.
– А как ты его слышишь?
Кар отложил нож. Поднял глаза на стоящую девочку. Возможно, он поторопился снимать заклятие?
– Твои слова сопровождаются мысленными картинами, – подбирая слова, объяснил он. – Как рисунки у тебя в голове. Их чувствует грифон. И показывает мне. Понимаешь?
Тагрия кивнула. Кар вернулся к полуразделанной туше, но девочка заговорила снова, и он замер, безотчетно стиснув рукоятку ножа.
– Я тебя помню.
– О чем ты? – нехотя спросил он.
– Мое колечко… Это ведь твое колечко?
Следовало привезти ее домой и там уж снимать заклятие. Но Кар уступил своему стыду и жалости – и теперь молчал, не решаясь поднять глаза на закутанную в одеяло девчонку. Он, сын Амона Сильнейшего. Маг, недрогнувшей рукой принимавший чаши с горячей кровью рабов.
– Ты поэтому меня спас? – спросила за спиной Тагрия.
– Следи за костром, – бросил Кар, с остервенением принимаясь сдирать баранью шкуру.
Кровь стекала по рукам, капала на землю. Ее вид и запах успокаивали, привычные, как теплый воздух Долины, как ледяной камень пещер. Там он дома. Там он тот, кто есть, кем должен быть, и нет нужды в сомнениях и терзаниях. Будь проклята дикарская натура, погнавшая его спасать эту девчонку!
Тагрия ушла, но тут же вернулась.
– Почему ты молчишь? Это ведь был ты?
– Я. Иди к костру.
– Я была маленькая. Плохо помню, только твое лицо, и волосы, черные, и колечко. Почему ты мне его отдал?
– Иди к костру, Тагрия.
– Ты хотел меня убить, так мне сказали. Это правда?
– И убью, если не замолчишь!
– Мясо съешь, а из костей наделаешь стрел для охоты на диких грифонов?
Кар изумленно поднял голову.
– Как ты догадалась?
И только услышав радостный клекот Ветра, понял, что смеется, выронив нож, как не смеялся долгие годы, а рядом заливисто хохочет белокожая имперская девчонка.
Все еще смеясь, Кар протянул руку, и Тагрия безбоязненно вложила в его испачканную кровью ладонь свои пальцы.
– Зачем они нас забирают?
Кар с удовольствием обсосал последнюю кость. Приятно побыть немного дикарем! Бросил в огонь. Пора бы продолжить путь, но Ветер, благородно позволивший людям выбрать лучшие куски, заявил, что еще голоден и отбыл на охоту. А Кар серьезно сомневался в способности грифона нести двойную ношу на полный желудок.
Отвечать не хотелось, но и отказать Тагрии Кар теперь не мог.
– Ты же знаешь все истории. Должна понимать сама.
– Я понимаю, что им нужны рабы, – Тагрия упорно говорила «они», как будто Кар не принадлежал к тому же племени. – А зачем?
– Рабы – это всего лишь слуги, которым не нужно платить.
– А почему тогда они берут детей?
– Чтобы вырастить умелых слуг.
Девочка замолчала ненадолго. Кар без всякой магии знал, какие картины рисует ее сознание: долгие годы безрадостной жизни в услужении у колдунов, вечную разлуку с родными… Она не спросила о главном. Кар от души надеялся, что и не спросит. Оказалось – напрасно.
– В историях говорится, что колдуны пьют кровь своих рабов, – прошептала Тагрия.
– Это неправда.
– Все правда. И грифоны, и колдовство… А это неправда?
Кар молчал долго и тяжело. Тагрия смотрела. Ждала.
– Мы не пьем кровь, – сказал он, глядя в огонь. – Но мы берем из нее Силу. Это почти то же самое.
– Какую… Силу?
Кар вздохнул.
– Сила – это и есть магия. То, что заставляет течь реки, что движет ветром, отчего растут деревья. Жизненная Сила. Без нее даже воздух будет мертвым, ты не сможешь им дышать. Понимаешь?
– Кажется…
– Сила разлита во всем. В воде, в воздухе, в огне, в живых существах. Больше всего – в человеческой крови.
– А зачем вам… Эта Сила?
Вам. Кар тряхнул головой. А чего же он ждал, пускаясь в объяснения?
– Сила дает нам власть над миром. Чем больше Силы, тем больше наша власть.
– Зачем?
– Зачем? Владея Силой, мы можем все.
– Что – все?
– Все. Жить почти вечно, не старея. Зажечь и погасить огонь, вызвать дождь, покорить разъяренного льва, оживить мертвого.
– Или убить.
– Или убить, – согласился Кар. – Или связать, лишив воли.
– Как меня?
– Да.
– И для этого… Нужна кровь?
– Человеческая кровь. Да.
– А ты…
– Да. И я.
Тагрия замолчала. Кар – тоже, запретив себе прислушиваться к ее чувствам. Нежданная откровенность выжгла его. Как будто отдался весь в худенькие детские руки и теперь ждал, обреченно ждал приговора, за которым останется лишь проклятие.
Но Тагрия заговорила, и слова ее не походили на проклятие:
– Тебе бывает страшно?
– Очень редко, – ответил Кар.
– А мне страшно.
– Ты боишься меня?
– Не знаю.
– Я уже говорил, что не обижу тебя. Скоро будешь дома, с родителями. Забудешь все, что случилось…
– Как забуду? Ты меня снова заколдуешь?
Кар вздрогнул.
– Только если ты сама захочешь.
– Нет!
– Подумай, Тагрия. Останется память – останется и страх. Лучше все забыть.
– Не хочу, – прошептала она. – Не надо… Пожалуйста.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Да.
– Я никому не расскажу, если ты не велишь.
– Тебе придется рассказать родителям. Они думают, что потеряли тебя.
Тагрия протянула руку, выудила из кучи тонкую ветку. Поднесла к огню.
– Ты не знаешь, – заговорила она тихо. – Мама умерла, давно. Отец… Он стал каждый день напиваться. У нас был слуга, он следил за трактиром. И я помогала, как могла. А потом… Отец проиграл в кости. Много. Хотел отыграться и поставил трактир. И все…
– Он проиграл трактир?
– Да.
– Тагрия. В тот день… когда я подарил тебе перстень, я оставил твоему отцу деньги. Достаточно, чтобы купить несколько таких трактиров.
– Я знаю, – кивнула она. Вздохнула совсем по-взрослому: – Нет давно тех денег.
– Я велел сохранить их для тебя, – закипая, начал Кар. И осекся, увидев жалобный взгляд девочки. Спросил совсем другим тоном: – Чем я могу помочь?
– Отвези меня домой. К дедушке.
– Конечно. Вот только вернется Ветер.
Жадный огонек побежал вверх по ветке. Ойкнув, Тагрия уронила ее, принялась дуть на пальцы.
– Дай мне, – сказал Кар.
Потянулся – и рукой, и магией. Легким, ласкающим движением унял боль в обожженных пальцах. Коснулся глубоких царапин на плечах. Совсем немного Силы нужно, чтобы зарастить красные следы, словно их и не было. Больше – чтобы вглядеться в тело девочки, в ее душу, убирая болезненные отпечатки голода и побоев, выровнять пульс, восстановить желудок и печень, очистить кровь. Вдохнуть – совсем немного, иначе придет опьянение – сил и смелости.
– Ой, – тихонько сказала Тагрия.
Кар опустил руку.
– Лучше?
– Да! – она потрогала плечи. – Что это? Это твое колдовство?
– Магия.
– А как ты это делаешь?
«Ветер!!! – завопил Кар мысленно. – Где ты, наконец?!»
Вылететь до наступления темноты не помогла бы даже Сила. Вернувшийся с плотно набитым животом грифон не возражал против полета, хоть и буквально источал сонливость. Пожалев друга, Кар оставил его дремать на камнях и вернулся к нескончаемым вопросам Тагрии. Как это – колдовать? А как колдуны… Да, поняла, маги. Как они берут эту Силу из крови? А ты никогда не состаришься? А почему их победили, им что, не хватило Силы? А они вернутся и опять сделают всех рабами? А я смогла бы приручить маленького грифончика? А почему нет? А ты правда убил императора? А кто тогда его убил? А как ты вызываешь огонь? А у меня получится? А ты всегда умел колдовать? А как ты научился?
Погребенный под ворохом ее вопросов, Кар утратил всякую способность к сопротивлению. Вскоре он с удивлением понял, что рассказывает – подробно, улыбаясь и размахивая руками – о годах жизни в Долине, о первом учителе, презиравшем нахального дикареныша, о том, как презрение сменилось уважением и дружбой. Об уроках в Зале Познания, о погибших птенцах грифонов, о чуде, совершенном Сильной Кати. О медленных путях звезд и тайнах человеческого тела, о движении стихий и наслаждении от Познания, о невыносимой радости власти, когда приходит время Воздействия.