Известие о смерти Анны глубоко ранило Франсуа. Он сам не хотел себе признаваться, что шел сюда не только для того, чтобы найти дочь, но и в надежде хоть одним глазком увидеть свою бывшую возлюбленную, такую непонятную и загадочную. Теперь же у него осталась здесь единственная цель – найти Бланку, и, значит, в Монферран ему идти не надо.
Франсуа переходил от деревни к деревне, расспрашивая о семействе Дюваль. Он побывал в поселениях Клеруа, Сен-Аман, Сель, Арме, Рошфор, Шердо и многих других, и в одной из деревень, Малдери, ему наконец-то повезло. Франсуа остановил высокую пожилую женщину, идущую с бадьей на ключ, и задал ей свой обычный вопрос.
– Дюваль, ты сказал? Мария и Жером? А как же, знаю! В соседнем селе они живут, в Романьяке.
– А дочка у них есть, Бланка? – уточнил обрадованный мальчик.
– Это приживалка которая? Есть, а как же. И сынок тоже есть.
– Как вы ее назвали?
Женщина замялась.
– Ну не родная она им, подкидыш, – объяснила она. – В общем, иди сейчас во-он через тот перелесок, за ним село-то и есть. Как войдешь в него, поверни налево и сразу дом увидишь за зеленым забором. Он там один такой, не ошибешься.
Романьяк оказался небольшим поселением, и вскоре Франсуа уже подходил к темно-зеленой изгороди, позади которой возвышался деревянный дом. В садике на корточках сидела девочка лет десяти, тоненькая, хрупкая, золотоволосая, и полола морковь. Едва увидев ее, мальчишка понял – она. Девочка неуловимо сочетала в себе черты Анны де Ла Тур и Рене Леграна. Сердце Франсуа радостно забилось: вот он, родной человечек, его дочь! Он повис на заборе и тихонько свистнул. Девочка обернулась.
– Привет, – весело сказал Франсуа, – ты Бланка?
Та кивнула:
– Ну да, а ты кто? Я тебя тут не видала.
– Пойдем прогуляемся, поговорим.
Девочка с сомнением взглянула на грядку.
– Я не могу, – шепотом ответила она. – Если мать увидит, что я ушла – мне влетит.
– Да помогу я потом с морковкой, пошли. Я тебе тако-ое расскажу.
Немного поколебавшись, Бланка вскочила, отряхнула платье и побежала к калитке.
Франсуа не мог наглядеться на нее. Он смотрел на ее точеное личико, тонкий нос, миндалевидные глаза, и ему казалось, что вернулось прошлое. Конечно, он любил Женевьеву, но и к Анне испытывал самые теплые чувства. И вот теперь ее дочь, так похожая на матушку, стояла перед ним, вопрошающе глядя снизу вверх. А он, ее отец, пребывал в теле мальчишки и не мог сказать ей, кто он на самом деле!
Бланка послушно шла прочь от деревни за незнакомым мальчишкой. По своей детской доверчивости она даже не задумалась, кто он и зачем ее позвал. Вероятно, ему нужна какая-то помощь, иначе зачем она, Бланка, понадобилась? Девочка привыкла, что всякий раз, когда отец или мать звали ее, то обязательно поручали какое-нибудь дело. И таких дел было очень много: она мела пол, мыла в большой кадушке глиняную посуду, полола огород, сидела с маленьким братишкой, в общем, была второй хозяйкой в доме. Сколько Бланка себя помнила, она никогда не ощущала тепла матери. Девочка знала, что чете Дюваль она не родная, и привыкла думать, что любви она не заслуживает. И в самом деле, чего хорошего может ожидать непонятно откуда взявшийся подкидыш? Бланке уже исполнилось одиннадцать лет, и за всю жизнь приемная мать ни разу не приласкала ее, не сказала ни одного теплого слова. В отличие от нее папаша Жером относился к малышке по-доброму, но был он слабоволен, полностью находился под каблуком жены и ничем не мог помочь приемной дочери.
Вся жизнь Бланки состояла из понуканий и попреков. Мать не жалела для нее грубых слов. Если девочка не справлялась с работой по дому и в саду, Мария не брезговала плеткой или просто первой попавшейся под руку палкой. Бланке стало совсем тяжело, когда у четы Дюваль родился сын. И если раньше мать бывала к малышке хотя бы терпима, то после рождения сына на долю девочки остались лишь брань да побои. Иногда папаша Жером садился рядом с Бланкой и, гладя ее по голове, приговаривал:
– Ничего, дочка, ничего, потерпи. Никогда не знаешь, как жизнь повернется, может, и тебе улыбнется когда-нибудь счастье.
Все это Бланка рассказывала еще недавно незнакомому мальчишке, сидя рядом с ним на траве в перелеске за деревней. Слушая ее, Франсуа мрачнел с каждой минутой. Кулаки его сжимались сами собой. Ведь Анна наверняка отвалила этим мерзавцам кругленькую сумму за воспитание девочки, а они… Он заберет у них Бланку, не хватало еще, чтобы его дочь жила с этими извергами!
– Слушай, – осторожно спросил он, – а ты не пробовала сбежать?
Девочка невесело ухмыльнулась. Ох, как хорошо знал он эту усмешку!
– Куда же я пойду? У меня никого нет, кроме них.
Франсуа решил забросить пробный камень:
– А кто твои настоящие родители?
– Они вроде умерли, – пожала она плечами. – И теперь уже никто не помнит, кто они были.
Глубоко вздохнув, Франсуа ответил:
– Я помню… вернее, знаю.
Девочка радостно посмотрела на него, ресницы затрепетали, во взгляде мелькнула надежда. Ему стало стыдно и горько.
– Видишь ли… Мой отец умер несколько лет назад. Мы жили в Париже. Перед смертью он рассказал мне, что в девятнадцатом году графиня Анна де Ла Тур родила от него дочь Бланку, которую отдали на воспитание крестьянам по фамилии Дюваль. Отец просил разыскать тебя, и я ему это обещал.
Серые глаза недоверчиво смотрели на него:
– Твой отец – Стюарт Олбани?
Как и все местные жители, девочка отлично знала имена и историю графов Оверни.
– Нет, он обычный горожанин, ремесленник. Они с твоей матерью встретились случайно и полюбили друг друга. В общем… я твой брат.
Некоторое время Бланке понадобилось, чтобы все осознать и прийти в себя.
– Значит, моя мама умерла? И папа тоже? Я твоя сестра? Я дочь Анны де Ла Тур? Получается, я графиня по крови?
Франсуа терпеливо кивал, ожидая, пока она во всем разберется.
– Надо же… – прошептала девочка и задумалась.
Наступило молчание.
– Почему мама отказалась от меня? – наконец спросила она.
– Ты незаконнорожденная, – с горечью ответил Франсуа, – и твоя мать не могла никому рассказать о тебе, иначе… сама понимаешь. Но я уверен, что она все равно тебя любила и следила за твоей судьбой.
– Да, так оно и было, – кивнула Бланка. – Однажды, когда я была совсем маленькой, пришел какой-то человек и повел меня гулять в лес. Там стояла карета, а в ней сидела дама, она плакала и обнимала меня, а потом надарила мне кучу подарков. Значит, это и была моя настоящая мама?
Франсуа кивнул. Похоже, Анна действительно не забыла о своей дочери.
Помедлив немного, Бланка достала из маленького мешочка на поясе перстень.
– Смотри. Мне подарила его та самая дама.
Внимательно посмотрев на кольцо, Франсуа кивнул:
– Да, точно. Вот здесь, видишь? Это фамильный герб графов де Овернь. Этот перстень поможет тебе доказать свое происхождение.
Бланка постепенно осознавала то, что рассказал ей брат.
– Получается, это я, а не дочь госпожи Мадлен, должна была стать владелицей этой земли… Мне могла бы принадлежать вся Овернь и наша деревушка Романьяк, а вместо этого я полю морковку на огороде… Ой! – Она вдруг вскочила: – Ведь я же не закончила дела, которые мать мне поручила. Она изобьет меня! Мне пора идти.
Франсуа схватил ее за локоть:
– Погоди. Да подожди ты! Давай убежим. Забудь про Дювалей, забудь про Романьяк и всю прежнюю жизнь. Я твой брат, твой единственный родной человек, и ты должна идти со мной.
Бланка замялась. Что, если и в самом деле сбежать? Разве может быть что-то хуже постоянных побоев и брани мамаши Дюваль?
– Давай же, решайся. Мы уйдем прямо сейчас, и никто нас не найдет, – торопил Франсуа.
Она задумалась, потом протянула ему перстень с гербом Ла Туров:
– Возьми. Пусть он хранится у тебя.
Франсуа засмеялся:
– А ты уверена, что я с ним не сбегу?
Девочка посмотрела на него с удивлением:
– Ты же мой брат, и теперь мы будем вместе.
– Так ты согласна сбежать со мной?
Она кивнула:
– Да. Бежим.
Мальчишка облегченно вздохнул и крепко взял сестру за руку. «Вся в мать, прирожденная авантюристка», – мелькнуло у него в голове.
Держась в стороне от дороги, они зашагали прочь от деревни.
Мамаша Дюваль ломала голову, пытаясь догадаться, кто настоящая мать Бланки. В те времена часты были случаи, когда богатые дамы втайне рожали детей и отдавали их на воспитание в крестьянские семьи, поэтому Мария понимала, что девочка знатного происхождения. Дюваль, по природе завистливая и брюзгливая, недолюбливала дворян. «Мерзавцы распущенные, Бога не боятся, – с ненавистью думала она, – деньгами все грехи прикрывают». Ах, как бы ей хотелось быть изящной, красивой, богатой и делать что вздумается, но, увы, ее жизнь была совсем другой. Каждый день она вставала ни свет ни заря, до вечера работая в доме и в саду. Была она кряжистой и ширококостной, руки ее огрубели от изнурительного труда.
Бланку, как отпрыска знатного рода, она недолюбливала, но старалась поначалу это скрывать. «Деньги платят, и хорошо». Ксавье исправно приезжал в течение пяти лет, но однажды объявил, что родителей девочки больше нет в живых и платить за нее теперь некому. И тогда Дюваль дала волю своей ненависти, отыгрываясь на малышке.
Когда в день побега Бланки мать не нашла ее на огороде, она со злостью подумала, что та ушла гулять. «Ох, и задам же я этой негодяйке!» Но когда девочка не вернулась к ночи, в душе Марии забрезжила надежда, что та сбежала. Это было бы замечательно, одним ртом меньше, к тому же не придется каждый день смотреть на ее бледную физиономию и прикидывать, где бы взять приданое, когда придет время выдавать ее замуж. «Неблагодарная», – подумала мамаша Дюваль и спокойно уснула.
Но Франсуа этого не знал, и его очень беспокоило, что за ними могут снарядить погоню. Поэтому в ближайшей деревне он купил холщовую рубаху, штаны и шляпу и велел Бланке переодеться. В новой одежде, со спрятанными под шляпу волосами она выглядела совсем ка