– Довольно, герцогиня. Я вас слушаю.
– Что ж, шевалье, я рада, что мы поняли друг друга. Так вот, теперь вы будете делать то, что я вам скажу. Не пугайтесь, ничего, что бы могло привлечь внимание королевского судьи или Святой инквизиции. Просто маленькие просьбы. Ну и, конечно, вы прекратите интриговать против меня и моих друзей.
Между тем Генрих направил де Гиза с войсками на север, поручив ему отвоевать Кале. Этот французский город находился под властью Туманного Альбиона последние двести лет, со времен Столетней войны. Кале был единственным владением англичан на континенте, и они защищали его, не жалея сил.
Герцог де Гиз блестяще справился с задачей, и уже через два месяца в Париж пришло известие, что Кале взят. Это была большая победа: впервые за столетия англичане, потеряв все свои континентальные владения, были изгнаны с французской территории. Окрыленный де Гиз повел войско на Испанские Нидерланды.
Франсуа гулял в саду, когда услышал женский голос:
– Шевалье!
Он обернулся и увидел Диану. Сдержанно поклонившись, он двинулся ей навстречу.
– Мне нужно, чтобы вы повлияли на королеву, Легран, – повелительным тоном начала герцогиня, намеренно назвав его старой фамилией. – Она противится свадьбе своей дочери Клод с герцогом Лотарингским, впрочем, вам об этом известно. Я желаю, чтобы этот брак состоялся. Уговорите ее величество.
– Как же я это сделаю, мадам? – еле сдерживая бешенство, ядовито поинтересовался Франсуа.
– Мне это безразлично. А в вашей ловкости я ничуть не сомневаюсь – ведь умудрились же вы как-то убедить ее, что она ваша сестра.
Герцогиня усмехнулась и властным жестом отпустила Франсуа. Он сжал зубы и, едва поклонившись, удалился. Лицо его пылало. Какое унижение! Мало того, что эта негодяйка считает себя вправе отдавать ему приказы, так она еще специально ведет себя надменно и пренебрежительно. «Я отомщу!»
Но, увы, сделать что-либо Франсуа не мог. Он находился в руках герцогини и прекрасно это понимал. Поэтому ему ничего не оставалось, как утром следующего дня отправиться к королеве. Обсудив насущные дела, шевалье осторожно сказал:
– Гизы приобретают все большую власть, сударыня.
Екатерина горестно махнула рукой:
– Не говорите мне об этом, любезный брат. После взятия Кале герцог стал для всех кумиром. Хотя надо отдать ему должное – он действительно прекрасный полководец. И Диана, как может, превозносит его перед королем.
– Нам трудно бороться с двумя противниками одновременно, – задумчиво произнес Франсуа. – Вот если бы мы могли отдалить Гизов от герцогини, перетянуть их на свою сторону… Они были бы для нас мощными союзниками.
– Не представляю, как это сделать. Я никто, понимаете? У меня нет никакой власти, все в руках Пуатье.
– Возможно, мадам, вам стоило бы согласиться выдать вашу дочь за Карла Лотарингского? Он родич де Гизов, и у нас был бы свой человек среди них.
– Помилуйте, вы же сами на днях убеждали меня, что этот брак лишь усилит Гизов! Вам мало того, что их племянница, Мария Стюарт, скоро выходит за дофина?
– Хорошенько подумав, сударыня, я пришел к выводу, что свадьба ее высочества с герцогом может быть нам на руку. Во-первых, этого хочет король, а вы, согласившись, проявите добрую волю и будете вправе рассчитывать на его благодарность. Во-вторых, мы сможем преподнести это решение как шаг навстречу Гизам. Сами видите, мадам, что нам от этого брака может быть немалая польза.
Королева задумчиво молчала. Видя, что его аргументы подействовали, Франсуа добавил:
– Ну и, конечно, ваша дочь будет довольна: герцог молод, красив, умен, к тому же обладает всей полнотой власти. Лотарингия не так далеко от Парижа, и ее высочество сможет часто вас навещать.
– Хорошо, – кивнула Екатерина, – я подумаю.
Через неделю королева дала согласие на брак принцессы Клод с герцогом Лотарингским.
Несколькими днями позже Франсуа шел по дворцовому коридору и увидел впереди Диану. Она тоже его заметила и остановилась, ожидая его приближения.
– Вы все-таки смогли убедить королеву, Легран. – Ее красивые губы скривились в насмешливой улыбке. – Я весьма довольна вашей услужливостью.
Кровь бросилась Франсуа в лицо. Ему безумно захотелось ударить герцогиню, но он, конечно, сдержался и холодно произнес:
– Меня зовут шевалье де Романьяк.
– Да что вы? – издевательски воскликнула Диана.
– Именно так. Титул и имя я получил за заслуги перед Францией. Так что оставьте этот тон, мадам.
Диана рассмеялась:
– Позвольте мне самой выбирать тон для разговора с безродным лжецом. А теперь идите, пока кто-нибудь не увидел нас вместе и не донес вашей обожаемой купчихе.
Еле сдерживаясь, Франсуа смотрел в ее насмешливые глаза. Господи, как было бы хорошо разорвать ее на куски! Диана вдруг перестала смеяться и, брезгливо скривив губы, сказала:
– Убирайтесь! Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Она смотрела на него с отвращением, как на какое-то гадкое насекомое, и под ее взглядом бешенство Франсуа вдруг испарилось. Кулаки его разжались, он повернулся и пошел прочь.
Следующие полтора года стали для Романьяка настоящей пыткой. Он вынужден был выполнять приказания ненавистной герцогини, каждый раз предавая при этом королеву. Надо признать, требования Дианы не были чрезмерными – она вынуждала Франсуа то выкрасть нужное ей письмо, то постараться склонить Екатерину к какому-либо решению. Королева догадывалась, что в ее окружении снова появился соглядатай, и не раз просила «любезного брата» отыскать его. Франсуа вяло симулировал деятельность по поискам шпиона, а сам мучительно думал, как избавиться от шантажа.
Но Диана не собиралась выпускать из когтей свою жертву и раз в месяц-два требовала оказать ей очередную «маленькую услугу». И Франсуа снова и снова шел на подлость, каждый раз убеждая себя: «Это не моя вина. Я просто вынужден это делать». Он не желал признавать очевидное – шантаж стал возможен только благодаря тому, что сам он изначально пошел на обман. Тем не менее чувствовал он себя прескверно, не последнюю роль играло и чувство постоянной униженности. Десять лет Франсуа боролся с герцогиней, и вот теперь она победила, а он вынужден делать все, что она хочет. «Я должен, должен что-то придумать, даже если мне придется ее убить!»
Еще до взятия Кале Франсуа просил позволения королевы присоединиться к действующей армии, но снова получил отказ. И лишь когда в феврале 1559 года он в третий раз обратился к ней с той же просьбой (не в последнюю очередь потому, что страстно желал избавиться от гнета Дианы), Екатерина скрепя сердце дала согласие, но с условием, что «дражайший брат», никогда не воевавший, пройдет соответствующее обучение. Франсуа согласился и, вспомнив, как на учениях в ордонансной роте ему нравились тренировки с копьем, принялся восстанавливать былые навыки.
Однако и Испания, и Франция были истощены войной. Денег не было, многие талантливые военачальники томились в плену. Кроме того, в обеих странах поднимал голову «внутренний враг» – протестанты, и стороны сочли за благо закончить войну. Весной 1559 года во французском городе Като-Камбрези был подписан мирный договор. В знак дружественных намерений Генрих предложил в жены недавно овдовевшему Филиппу Испанскому свою дочь Елизавету, а герцогу Эммануэлю Савойскому – сестру Маргариту.
В мае Диане де Пуатье потребовалась очередная «маленькая услуга»: Романьяку было велено выкрасть письмо, пришедшее накануне из тюрьмы Шатле, до того, как его прочитает королева. Франсуа снова пришлось согласиться. Он незаметно забрал письмо и положил к себе в кошель. Но, повинуясь внезапному порыву, он сломал печать, чтобы ознакомиться с текстом.
Это было прошение о помиловании, направленное королеве находившимся в Шатле узником по имени Антуан де Леруа. Ниже была коротенькая приписка от имени отца узника, Филиппа де Леруа, с перечислением его заслуг перед Францией и нижайшей просьбой помиловать приговоренного к казни сына.
У Франсуа потемнело в глазах. У Филиппа есть сын! От кого? Может ли матерью узника быть Женевьева? Ежели так, то этот самый Антуан – его единоутробный брат! О господи, и этого самого брата должны вот-вот казнить! Мысли заметались. Нужно немедленно все выяснить. «Если он действительно сын Женевьевы, то я обязан его спасти!»
Менее чем через час Франсуа стучался в знакомую дверь на улице Сен-Поль. Филипп был дома. Увидев гостя, он с радостным удивлением воззрился на него.
– Мессир де Леруа?
– Да, сударь. Прошу вас, чувствуйте себя как дома.
Франсуа не подозревал, что еще в прошлый раз Филипп узнал его. Усевшись в гостиной, гость принялся объяснять:
– Меня зовут шевалье де Романьяк, я доверенное лицо ее величества. Королева получила прошение о помиловании, подписанное в том числе и вами, и поручила мне разобраться. Прошу вас, сударь, расскажите, что стало причиной беды вашего сына? Что он совершил?
– Мой сын молод, шевалье, ему всего двадцать шесть. Его мать, Женевьева де Леруа, умерла довольно давно, – Филипп специально начал издалека, чтобы Франсуа понял, что Антуан его брат. – Несколько месяцев назад судьба свела его с герцогиней де Валентинуа, фавориткой короля. Так случилось, что мадам увлеклась Антуаном. Он далек от придворной жизни и попался в ее сети. Герцогине удалось однажды соблазнить моего сына, но он не желал этих отношений. Как человек чести, он решил во всем признаться королю и положиться на его великодушие. Диана де Пуатье знала об этом и, чтобы Антуан не выполнил задуманное, обвинила в заговоре. Его тут же заточили в Шатле, и теперь ему грозит казнь. Если есть в этом королевстве справедливость, я прошу вас, шевалье, помогите моему сыну. Его вина лишь в том, что он не устоял перед чарами первой красавицы Парижа.
Глаза Франсуа загорелись. Вот он, шанс поставить блудницу на место.