запах собственного тела и одежды. Радости это, честно говоря, не прибавляло.
Несмотря на традиционно убогий внешний вид, жилище Зайда было опрятно внутри. Земляной пол, там, где он не был накрыт циновками, чисто выметен. Очаг, сложенный по традиции из крупных камней, контрастировал с ЖК-панелью, подключенной к спутниковому ресиверу последней модели. Тут же, возле кухонной утвари, аккуратно размещенной в углу общей комнаты, на низком и, судя по всему, старинном сундуке, лежал небольшой лэптоп с торчащим из порта модемом. Увидев компьютер, Валентин едва не рванулся к нему, но поймал взгляд дяди и сдержался. Средневековье в доме Зайда прекрасно уживалось с новшествами современной цивилизации. Сам дом, построенный из камней, шкур, кусков брезента, плетеных циновок, веток, жести, вместо одной из стен опирался на скалу, вдоль которой тянулись по земле змеи проводов от солнечных батарей и дизель-генератора.
Женщина, встретившая гостей в хижине, была одета, как и ее предки пару сотен лет назад: в вышитое красным одеяние из плотной ткани, но оставляющее открытым лицо.
— Моя жена, Хавва, — сказал Зайд, и едва заметно кивнул головой.
Хавва была похожа на мужа (ведь известно, что жена и муж становятся похожи друг на друга после долгой совместной жизни) — то же вытянутое, худое лицо, прорезанное вертикальными морщинами, та же смуглая обветренная кожа, но, несмотря на возраст, в ее чертах просматривалась былая суровая красота.
Она подала гостям воду для умывания — водопровода, естественно, не наблюдалось, и вся вода в доме находилась или в кувшинах или в канистрах, которых, наверное, было очень много, во всяком случае, на гостях ее не экономили и всем троим удалось смыть с рук и лиц грязь и кровь последних дней. Подхватив тяжелый таз с грязной водой, женщина исчезла в «кухонной» части дома, загремела посуда. Слышно было, как затрещало пламя в очаге, запахло съестным, и от этого все трое беглецов невольно сглотнули слюну. Сухой паек — плохой заменитель полноценной еде.
Сели по арабскому обычаю, на пол, поджав под себя ноги.
— Я понимаю, — сказал профессор, — что по законам гостеприимства я не должен сейчас говорить о деле. Но, веришь ли, Зайд, у нас совсем нет времени. Я не хочу привести беду к тебе в дом, а если я задержусь, то такое может случиться. Люди, идущие за мной по пятам, не будут разбираться, имеешь ли ты ко мне отношение — они просто убьют тебя и семью. Поэтому, позволь мне начать…
Бедуин молча кивнул.
— Простите, аба, что я вмешиваюсь в разговор, — Арин была само смирение, глаза опущены вниз. — Но племянник господина Рувима не говорит на нашем языке. Я буду переводить, если вы позволите…
Еще один кивок.
— Могу ли я просить тебя о помощи, Зайд? — спросил Рувим.
Бывший следопыт продолжал молчать, глядя на гостя из-под бровей. Не мрачно, не осуждающе, не враждебно, но и не благоволя — нейтрально. Такой взгляд может легко изменить полярность вслед за хозяином — мгновенно превратиться в обжигающий ненавистью или, наоборот, в полный сочувствия и понимания. Бедуин ждал, профессор продолжил.
— Так получилось, что у нас сейчас сложности. Не с законом и не с властями, Зайд, тут можешь не сомневаться…
По лицу бедуина пробежала тень усмешки, и даже Валентин, знавший о здешних бедуинах очень мало, сразу понял, что неприятности с законом и с властями хозяина дома ничуть не пугают, а вовсе наоборот.
— … есть люди, которые за нами гонятся. Мы не знаем, кто они, но не думаю, что ты будешь рад знакомству с ними. За последние дни они убили многих из наших друзей, и мы живы только по чистой случайности.
В комнату неслышно скользнула Хавва, неся поднос с чашками и железный «заварник» с шай бил нана — бедуинским мятным чаем.
— На все воля Аллаха, — произнес Зайд спокойно. — Вы живы и это хорошо. Что еще нужно человеку?
— Человеку много что еще нужно, — продолжил Рувим. — Мы едва ускользнули, у нас нет денег, нет одежды, телефонов, документов. У нас почти ничего нет, и по нашим следам идут убийцы. Для того, чтобы получить одежду, телефоны и машину, нужны деньги.
— Деньги нужны всегда, — подтвердил слова профессора хозяин дома.
— Но их у нас нет!
— Это плохо, — констатировал бедуин, беря в руку пиалу с чаем. — Нет денег — это значит, ничего нет!
— Но у нас есть два квадроцикла.
— Квадроциклы — дорогие машины. Думаю, что дороже моей «Тойоты». И что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Возможно, что ты купишь у нас квадроциклы.
— Возможно, — согласился Зайд сдержанно, но глаза его блеснули. — Если у тебя есть на них документы…
— Бумаг нет, — развел руками профессор.
— Они ворованные? — спросил бедуин без отвращения в голосе.
— Они трофейные.
Бедуин понимающе усмехнулся.
— Я еще помню, как ты добываешь трофеи. Вряд ли хозяева подадут жалобу в полицию!
— Что да, то да.
— Значит, бумаг нет…
— Значит, бумаг нет.
— Это конечно, плохо. Я не люблю покупать трофеи, а вдруг за ними придут бывшие хозяева?
— Думаю, — высказался Кац с предельно сдержанным выражением лица, — что придти за ними для бывших хозяев будет очень затруднительно. Я бы сказал — почти невозможно. Ты сам знаешь, Зайд, покойники не ходят. Они, в основном, лежат.
— Но у них есть друзья, — возразил бедуин, снова отпивая чай из пиалы. — Опасные люди! Зачем мне неприятности? Что у тебя еще есть, капитан?
— Пока что ничего более… Ничего, что могло бы тебя заинтересовать.
— Жаль.
— Так ты не поможешь нам?
— Я не сказал «нет», я сказал — «жаль». Какую помощь ты бы хотел получить?
— Мне нужна телефонная связь.
— Это проще.
— И несколько минут пользования твоим компьютером.
— Еще проще. Но для начала я хочу понять, почему кто-то гонится за вами и хочет вашей смерти? В чем причина, Рувим, что тебя гонят как антилопу в твоей собственной стране? Ты же всегда был львом, капитан!
— Валентин, — распорядился дядя. — Покажи…
И Валентин показал.
Находка не очень впечатляла — ведро бриллиантов или золотые слитки выглядели бы куда как убедительнее!
Зайд покрутил контейнер в руках. Потом внимательно осмотрел тубус, зачем-то понюхав распиленный край.
— Все из-за гвиля? — спросил он с разочарованием, возвращая вещи Валентину и снова берясь за чай.
— Да.
— Когда я был маленьким, мы находили очень много таких в пещерах на Юге, неподалеку от моря. Я сам находил. И что такого ценного в этих высохших кусках кожи? Не понимаю и никогда не пойму! Им тысячи лет, те, кто писал их, давно превратились в прах. Разве могут быть тайны, из-за которых люди гибнут много веков спустя? Нет! Но если вас из-за этого пытаются убить, значит кто-то думает не так, как я! А ты не полагаешь, что проще было бы избавиться от него, Рувим? Выбросить или, например, отдать тем, кто вас преследует? Даже если он стоит кучу денег, разве твоя жизнь и жизнь этих детей не дороже?
Профессор покачал головой.
— Это не решит проблему. Дело не только в деньгах, Зайд, жизнь всегда дороже денег, я бы не стал играть с судьбой. Но им нужно, чтобы мы никому не сказали о рукописи, даже не о том, что в ней, а о том, что она существует. Для этого у них есть один путь… Веришь, сержант? Есть секреты, которые не портятся и никогда не протухают, — сказал серьезно Кац. — И это один из них.
— Пусть так, — согласился бедуин. — Значит, тебе не повезло. Нет ничего хуже, чем хранить чужие секреты, особенно, если за них могут убить! Поешьте, Рувим, и вы, дети, то, что послал нам Аллах… Я понял, о чем ты просишь, теперь дай мне подумать, что я могу сделать для вас.
Блюдо с жареным куриным мясом, золотистым луком и горой рассыпчатого риса Хавва поставила на циновку между ними. Аромат, поднимающийся от свежеприготовленной пищи, был не просто хорош — для оголодавших беглецов он был восхитителен! Сам хозяин к еде едва прикоснулся — только для того, чтобы гости не смущались — и продолжал пить чай, пока остальные трапезничали.
Сразу, как Хавва убрала блюдо (выеденное без остатка!) и вышла, к беседе присоединился Якуб — такой же непроницаемый и спокойный, как его отец.
Старый и молодой бедуины переглянулись.
— Я не куплю у вас квадроциклы, — произнес Зайд с той же ровной интонацией.
Все молчали, стараясь не показать разочарования. Валентин почувствовал, как Арин сжала его руку, но ни на йоту не изменила смиренное выражение на лице.
— Ну, что ж… — протянул профессор. — Нет — так нет. Спасибо тебе, Зайд, спасибо за еду и пристанище…
— Сядь, капитан, — попросил бедуин и сделал соответствующий жест рукой. — Не спеши, я не закончил. Я не могу купить ворованное…
— Трофейное, — поправил Кац.
— Я не разбираюсь в тонкостях и законах, Рувим, я не юрист, я простой бедуин, и мне трудно понять разницу между трофейным и украденным, зато я знаю людей, которых это различие не интересует, и они с удовольствием купят ваш товар. И им не нужны документы. И с деньгами у них нет проблем. Сколько ты хочешь получить за машины?
— Две тысячи долларов, — сказал профессор. — За обе.
— Это много.
— Это разумная цена. Недавно их купили тысяч за двадцать — двадцать пять.
Якуб наклонился и что-то негромко произнес на ухо отцу.
— На обеих машинах следы от пуль, — Зайд пожал плечами. — Не думаю, что по ним стреляли в магазине! Мне кажется, что тысяча долларов за два вездехода — более справедливая цена.
— Следы от пуль — это всего лишь дырки в пластике, — возразил Рувим. — Сами машины целы и практически новые. Разве пара царапин, которые и заметить-то трудно, повод опускать цену в два раза?
— Боюсь, что для покупателей это не будет разумным доводом. Зачем им чужие неприятности? Тысяча долларов за два квадроцикла. Это все.
— Я готов отдать тебе два за семьсот, — сказал профессор. — Если ты дашь нам попользоваться своим старым пикапом. Тем, что стоит за домом. Только попользоваться! Машина застрахована?