Улицы были до упора забиты автобусами, прокатными машинами и коренными жителями, которым надо просто жить в этом вавилонском хаосе, работать, ходить по магазинам… Это непросто — существовать в городе, где есть святыни всех трех мировых религий!
Вальтер взглянул на хронометр. До встречи с Морисом оставалось тридцать минут, а ведь еще нужно доехать до КПП, пересесть в машину Аббаса и въехать на Территории. 17–03. Время уходило, а до цели было еще далеко. Очень далеко.
Рядом с «Лендровером» в пробке ворочались два микроавтобуса с тонированными стеклами, до неприличия черные, разукрашенные сине-желтыми эмблемами и надписями на английском и иврите.
Если судить по надписям — минивэны принадлежали охранной фирме «Топ Дефен с», расположенной в Нетании, а если обратить внимание на упорство, с которым машины пробивались в правый ряд, становилось понятно, что они пытаются выбраться из Иерусалима на дорогу, ведущую к Мертвому морю.
За рулем первого «Джи-Эм» сидела высокая блондинка с короткой стрижкой. Прямо за ней располагался человек по имени Кларенс — с лэптопом на коленях и с прижатой к уху трубкой он более походил на клерка, едущего на переговоры в передвижном офисе, чем на Легата, следующего на акцию, но впечатления, как известно, обманчивы. На счету канадца было больше двух десятков удачных ликвидаций, так что тот, кто доверился бы его внешности, мог сильно разочароваться.
Кларенс смотрел на Вальтера сквозь темное стекло минивэна и разговаривал с Морисом, который тоже стоял в пробке, но на въезде в Иерусалим. Фотография Вальтера, только на ней немец был гораздо моложе, светилась на экране компьютера — открытый файл был частью досье — справа от фотографии вниз сбегали строки.
— Да, я его вижу. Буквально в метре от меня.
— Ну, что ж… — сказал Морис, вкладывая в интонации максимум уверенности в себе и начальственной твердости. На самом-то деле ни уверенности, ни начальственного задора в себе он не ощущал — он банально боялся. Боялся встречи с Вальтером-Карлом, боялся неудачи, которая с каждой минутой становилась все реальнее и реальнее, боялся неизбежного «разбора полетов». — Все, что не делается, то к лучшему, Кларенс. Не светись пока. Двигайся на юг. В случае чего — подождешь меня по дороге. Судя по всему, Вальтер задействовал свои контакты — собственные, с нами никак не связанные. Я должен встретиться с ним на Территориях. Он уверен, что ему окажут помощь друзья оттуда.
— А разве это разрешено? — удивился канадец.
— Нет, но это не мое решение, это — решение Вальтера. Ему и отвечать.
Вот в том, что отвечать за нарушения придется только Вальтеру-Карлу, Морис был совсем не уверен.
— Физиономия у него помятая, — заметил Кларенс. — Или с перепоя, или с недосыпа.
— Она бы и у тебя была помятой — он двое суток бегает по пустыне.
Кларенс выразительно хмыкнул — мол, я бы не бегал! — а потом спросил:
— Значит, он хочет задействовать в операции своих друзей-арабов?
— Да.
— И что он им собирается объяснять?
— Не знаю. Возможно, и ничего. Просто заплатит.
— Ну, это лучший вариант!
Прокатный «Мерседес» Мориса прокатился пару метров и снова стал. Пробка все силилась превратиться в тянучку и все не превращалась.
— Лучшим вариантом было бы, если бы все закончилось двое суток назад, — Морис отпил воду из пластиковой бутылочки, поморщился (вода была теплая) и пожал плечами. — Но ничего не закончилось…
— Не закончилось, — согласился Кларенс. — Но ты можешь успокоиться — я уже здесь! Если он свернет, что делать мне?
— Ехать дальше на юг. Справа будет заправка с рестораном — напротив оазис, не ошибешься. Паркуйтесь возле и ждите моего звонка.
— Договорились. Он сворачивает, Морис.
— Сколько людей еще в джипе?
— Кроме него — двое. Все, ушел влево!
Блондинка за рулем проводила подрезавший их «Лендровер» внимательным взглядом.
Вальтер почувствовал его на своей коже, оглянулся, но было уже поздно — он никого не заметил. Краем глаза Легат еще уловил какую-то тень за затемненными стеклами второго минивэна, но потоки машин развели их в разные стороны. Джип покатился по неширокой двухрядке к КПП — туда, где в Стене, которую еще называли «разделительным барьером», был организован въезд на Территории.
— И где у тебя с ним встреча? — спросил Кларенс.
— Он ждет меня в Шуафате.
— Это же лагерь беженцев! — удивился канадец.
Морис хмыкнул. Ему тоже пришло время перестраиваться, и он аккуратно втискивал свой оливковый С200 между плотно идущими автомобилями.
— Лагерь беженцев? — переспросил он. — Интересно, чтобы ты сказал, посмотрев на этот лагерь и этих беженцев вблизи. Вполне респектабельный район для далеко не бедных палестинцев. Один недостаток — он находится за Стеной, а я ужасно не люблю туда ездить.
Испания. Коста Брава.
Наши дни.
Информация, хранящаяся в Интернете, не плавает внутри проводов в виде потоков электронов, не висит мерцающим облаком посреди вселенской пустоты, а в любом случае имеет свой четкий физический адрес. То есть, в некой стране, в каком-то здании стоит стойка с металлическими ящиками, в которых хранится ваш фотоальбом или папки с вашей перепиской. Ваши секреты, ваши постыдные и благородные желания, ваши книги, ваша музыка, информация о ваших счетах записана на жестких дисках, помещенных в железные ящики, обдуваемые потоками охлажденного воздуха. Сервер — это всегда сервер, он не виртуален, а совершенно материален. Он физически есть. Его не обязательно взламывать с помощью программ, его можно вывезти, разрушить и уничтожить самыми примитивными силовыми методами. А можно и не примитивными.
Арин и Валентин передавали графические файлы почти тридцать минут.
Хасим засек точку расположения сервера, на который «сливалась» информация, на десятой минуте передачи.
А за пять минут до того, как передача файлов завершилась, из гаража дома, расположенного на окраине небольшого курортного городка неподалеку от Барселоны, выехал неприметный «Фиат Мареа».
Водитель машины нещадно зевал, широко разевая немаленькую пасть с желтыми от курения зубами. Он бодрствовал всю прошлую ночь, не смог улечься отдыхать и утром — были неотложные дела в Барсе, и только вечером, добравшись наконец-то до дома, попробовал отключиться. Но зазвонил телефон…
Полторы штуки евро — неплохие деньги за полчаса работы, тут уж не до сна!
Недоспавший обладатель прокуренных зубов вывел машинку на прибрежное шоссе и, сверившись с картой, поехал на запад. Несколько раз «Фиат» проскакивал мимо въездов на скоростную дорогу и, стало очевидно, что водитель вовсе туда и не спешит.
За Сан-Сусанном он свернул на заправку, пока служащий заливал бак, выпил кофе в кафетерии и демонстративно направился в туалет, где провел минуты три — четыре. Для тех, кто посоветовал Желтозубому сделать остановку именно здесь, этого времени оказалось достаточно. На переднем сиденье «Фиата» лежал пакет размером с половину сигаретного блока, узкий с торца, но при этом очень тяжелый. Водитель находке не удивился, взвесил сверток на ладони, потряс (внутри ничего не звенело и не булькало) и положил его так, чтобы тот не соскользнул при торможении.
«Фиат» вырулил на дорогу, и снова тронулся в путь, но на этот раз Желтозубый, простояв несколько минут на пропускном пункте, таки въехал на скоростную. Кофе взбодрил его, и он даже начал что-то напевать под нос, подстраиваясь под мурлыкающее радио. Слева, невдалеке, серебрилось море, летел вдоль побережья гладкий, словно змея, скоростной поезд, а перед лобовым стеклом старенького «Фиата» висел огромный — во все небо! — марокканский апельсин закатного солнца.
Дорога предстояла неблизкая, почти 200 километров в одну сторону.
Израиль. Иудейская пустыня.
Наши дни.
— Я найду, где вас спрятать, — повторил Зайд. — Так что подумай: может, лучше остаться…
Рувим Кац покачал головой. Он сидел на борту «Тойоты», пытаясь замаскировать под скарбом и тряпками свой «хёклер» так, чтобы первый же полицейский, заглянув через борт, не вызвал сотрудников 4-й секции «Шин-Бет»[140].
В кузове пикапа лежал драный ковер и целая куча всякого ненужного мусора, но вот спрятать под ним несколько автоматов оказалось задачей сложной. Вернее — невыполнимой. Оружие пришлось заворачивать в тряпки и располагать вдоль бортов, поудобнее.
— Где бы ты нас не спрятал, мы уже привели их к тебе, — возразил профессор, стараясь не обидеть хозяина. — И если мы будем оставаться поблизости, они не оставят тебя в покое. Они убьют тебя, Зайд, если заподозрят, что ты хоть как-то причастен к моему исчезновению. И тебя, и семью.
Бедуин усмехнулся краем рта.
— Мы с тобой ровесники, Рувим, — начал он с иронией в голосе. — Ты не бедуин, ты не знаешь пустыню и очень давно не держал в руках оружие, однако за тобой они гоняются вот уже третьи сутки! Может быть, они не так страшны, как кажутся на первый взгляд? Не думаю, что моя семья станет для них легкой добычей!
— А мне не надо, чтобы ты тут устраивал войну, мне надо, чтобы твоя семья была в безопасности. Без погонь, перестрелок, и перерезанных глоток, и засад — ты свое отвоевал. Скажи, что я приходил, забрал машину и ушел…
— И они поверят? — осведомился Зайд.
— Не знаю, — буркнул Кац. — И поэтому беспокоюсь. Послушай, друг мой, ты и так уже сделал больше, чем нужно. Не спорь со мной. Так надо.
— И куда ты теперь?
— Туда, куда они меня не хотят пускать — в Иерусалим!
Бедуин кивнул.
— Если о твоей находке будут знать все, то убивать тебя будет бессмысленно.
Профессор ухмыльнулся невесело.
— Хорошо было бы, но, Зайд, есть нюанс. Если даже я буду кричать о гвиле на каждом углу, понадобятся годы, чтобы рукопись признали аутентичной…