Дверь автомобиля открыл Гаетан. Он был мрачнее дождевой серой тучи, но увидев голографическое изображение Мюриэл мгновенно преобразился. Галантно улыбнулся, извиняясь, поднял обе руки.
— О, прошу прощения.
— Гаетан Дефоссе, — представил я его.
Мюриэл помахала ему рукой. Французский полицейский смущенно улыбнулся.
— Японимаю, «L’absence est l’ennemi de l’amour»[15]. Я не могу этого допустить, подожду снаружи пару минут.
Он в ответ поклонился и хотел закрыть дверь автомобиля.
— Постойте! Месье Дефоссе, вы так милы… — сказала Мюриэл, — не стоит уходить, мы уже прощаемся.
— Еще раз прошу прощения, — виновато произнес Гаетан.
Я сидел в машине пытаясь настроиться на расследование, но образ Мюриэл все еще был так осязаем в моем сознании, что я никак не мог отвлечься от него я сидел, молча уставившись в боковое стекло машины и бессмысленно смотрел на идущих мимо людей.
— У тебя очень красивая жена, — нарушил молчание Дефоссе.
— Ты сам женат? — спросил я его.
Он немного потянулся и снова, как тогда в кафе, когда речь зашла о его семье, зябко запахнул плащ.
— Был, — неопределенно протянул он, — после смерти Люка, мы с Кристелль пытались все пережить вместе. Знаешь, как бы быть вместе и в горе и радости. Но это было ошибкой. Мы почти не разговаривали, все дни проходили в молчании. Через какое-то время начали избегать друг друга. Каждый из нас для другого, был живым напоминанием пережитого горя. Я старался раньше уйти на работу и как можно позже прийти. Она ложилась спать, не дождавшись меня, и делала вид, что крепко спит, когда приходил. Все начало рушиться. Отчуждение дошло до того, что мы стали ненавидеть — она меня, я ее. В конце концов, это стало настолько невыносимо, что я ушел. У меня остался от отца старый катер и небольшой дом на сваях на набережной Жорж Гросс. Там я на берегу Сены и живу. Неплохой спокойный район, когда-то в молодости моего старика это было определённо романтическое место.
Гаетан неопределённо махнул рукой в воздухе перед собой.
— Так что если будет желание посидеть вечером выпить вина или пропустить пару пивных бутылок, буду рад…, — не окончив предложение, он поменял тему, — я случайно стал свидетелем окончания вашего разговора. Она у тебя что-то вроде биолога или флориста, занимается растениями?
— Она террафлорист создает растения для терраформинга Марса.
— Это, наверное, чертовски интересно.
— Да уж, — усмехнулся я, — у нее есть мечта покинуть Землю и посвятить себя терраформингу Красной Планеты, чтобы превратить ее в цветущий сад, ну или просто в пригодную для жизни планету. Когда я покончу с этим расследованием, мы вместе с ней покинем Землю в миссии организованной «Спэйс Икс».
— Я бы тоже сбежал отсюда на Марс, — грустно произнес Дефоссе, — как ты думаешь, может, стоит попробовать?
— Почему нет? Требования к тебе это хорошее здоровье и желание быть полезным новому миру. Показать свою способность работать и жить, справляться с самыми сложными трудностями в очень суровых условиях. Последний, пожалуй, более важный критерий, чем все остальные.
— Мда-а, думаю, стоит попробовать, — задумчиво сказал он.
Я посмотрел на сидящего рядом человека. Гаетан сидел, опустив голову, рассматривая лежащие на коленях свои руки. Несколько морщин на переходе от переносицы к центральной части лба говорили о том, что он часто испытывает тяжелые приступы внутреннего переживания. Но он был в самом расцвете своих сил. Среднего возраста, без сомнения он одарён отличным аналитическим мышлением, хорошей физической выносливостью, быстрой реакцией, но его внешний вид не соответствовал этому. Я активировал нейромод, чтобы сделать спектральный анализ его нейромедиаторов. Пониженный уровень норадреналина, адреналина, серотонина, дофамина в противовес очень устойчивый высокий уровень мелатонина. В крови повышение содержание ксенобиотиков. Я посмотрел последние его зрительные образы в памяти.
«Пустота пропасти, открывшаяся за краем крыши высотного здания».
«Пистолет с одним патроном, рядом со стаканом с алкоголя».
«Длительное созерцание течения серой реки».
«Брошенный бронежилет в опасной перестрелке».
«Дрожащие руки, разбитые в кровь о стену».
«Собственное измученное лицо, отражающееся в зеркале….».
— Я могу тебе помочь, получить некоторые уникальные свойства, которые дадут тебе большое количество балов при прохождении отборочной комиссии.
— Прости приятель услуги спауна мне не по карману, вы очень дорогие ребята, — усмехнулся он.
— Я не торгую ими.
— Вот как! Что ты можешь сделать для меня? — он искоса посмотрел на меня.
— Я не могу привить тебе уникальные свойства, какие есть у репликантов или спаунов. Это правда. Но я могу повысить радиорезистентность твоего организма и повысить устойчивость твоей мышечной и костной системы к микрогравитации.
— Для чего это, черт побери, мне нужно? — он посмотрел на меня, недоверчиво раскрыв глаза.
— Полет к Марсу длиться чуть более семи месяцев. За это время человеческий организм подвергается очень сильному воздействию космических лучей, ионизирующее излучение вызывает в цепочке ДНК разрывы и мутации.
Он продолжал удивленно смотреть на меня.
— Гаетан, летальная доза для человека от 4 до 10 грей. Но какая-то тихоходка способна выдержать свыше тысячи грей. Есть микроорганизмы выдерживающие, тридцать тысяч грей. Если ты будешь более устойчив к ионизирующему излучению, то твои шансыпопасть в миссию намного возрастут.
— А у меня не вырастут…, — Дефоссе покрутил пальцем и скривил широко открытый рот, — всякие жгутики, щетинки или возникнет ротовая полость на боку, как у инфузории?
— Нет! — засмеялся я, — ты даже не заметишь этого, потому что внешне это никак не проявится. Просто тебе не придется отсиживаться во время перелета в специальной защитной противорадиационной камере, и на поверхности Марса ты будешь чувствовать себя лучше всех. Микрогравитация разрушает костную структуру, делает мышцы менее эластичными, дряблыми. Я же помогу тебе избежать всех отрицательных ее воздействий. После прилета на Марс многие будут проходить длительный период адаптации, ты же сможешь сразу приступить к работе.
Состав его нейромедиаторов резко изменился. Возрос уровень фенилэтиламина, серотонина и ацетилхолина.
— А что, черт побери, — выругался он, — стоит попробовать. Я буду у тебя в долгу, друг.
Я впервые увидел его искренне улыбающимся.
— Знаешь, я благодарен судьбе что, эта капризная мадам столкнула нас с тобой на одном пути, — он протянул мне руку.
Мы отъехали от дома Аббадье.
— Но у нас есть еще не раскрытое дело. И прибавилась еще одна неприятность.
Дефоссе вырулил на шоссе.
— Теперь нам с тобой предстоит одно весьма неприятное дело. В департаменте меня предупредили, что создается объединённая комиссия с участием всех европейских специальных служб, прибудут представители из США. Весь огромный мировой муравейник пришел в движение, — он, прикусив губу, покачал головой, — дело принимает чрезвычайно серьезный оборот.
— Что происходит?
— Убийство Кейзо Такэути не прошло бесследно. У вас, среди спаунов появилась какая-то группа, угрожающая создать вирусные штаммы, способные в короткий срок убить миллионы людей. Есть угрозы сделать локальное демонстрационное применение в Лондоне, Нью-Йорке Пекине и в паре других городов.
Я был в состоянии полной растерянности.
— Но кто они? Кумвитаи не способны на такие шаги! Для нас жизнь имеет неприкосновенное, первостепенное значение. Это, какая-та злая шутка, потому что это не возможно.
— Друг, я не знаю, — покачал головой Гаетан Дефоссе, — есть еще кое, что, В Брюсселе убит лидер всемирной партии «Заря антропоса» Якоб Ваутерс. Он протаскивал через Европарламент и Государственные органы других стран законы, ограничивающие права спаунов и репликантов. Его поддерживала огромная масса народа по всему миру. Филиалы «Зари антропоса» есть везде, в США, даже в Китае. Убит он при схожих обстоятельствах, что и в деле малоизвестной поп-звезды Такуэти.
Он многозначительно посмотрел на меня.
— У Федеральной полиции Брюсселя есть еще одна «пуля».
Гаетан Дефоссе остановил машину на обочине, обхватил ладонями голову, провел ими, взъерошивая волосы до затылка, потом выпрямился и, обращаясь ко мне спросил.
— Черт, побери, у меня есть подозрение, что какая-то третья, очень могущественная сила раскачивает ситуацию, желая взорвать весь мир. Что думаешь?
— Я не знаю. Куда мы сейчас?
Я терялся в догадках, но ситуация действительно становилась угрожающей.
— На бульвар Мортье. Нас ждут на объединенной коллегии в самом «ящике» DGSE[16] с докладом о деле Кейзо Такэути, — Дефоссе вздохнул, — проклятый Марселон Аббадье, теперь важный свидетель, у нас нет времени и возможности состряпать иную картину преступления. Готовься друг.
Проклятый код. Прощай
Большой дубовый стол стал немым свидетелем беспомощной растерянности вершителей мировых судеб. Представители самых могущественных специальных служб мира, из дружественных Франции стран, молча смотрели на меня и парижского полицейского, наш доклад произвел на них ошеломляющий эффект, хотя они всеми силами старались это скрыть. Спаун — дизайнеров представлял Кларк. Но я не успел с ним перекинуться и парой слов. Нас сразу же, как только я прошел через застекленную, арку пропускного пункта, разделила служба протокола DGSE, а использовать передачу друг другу мыслей не было и речи. Мы находились в одном из самых защищенных зданий в мире. Активация нейромода привела бы к нашей мгновенной гибели. Впоследствии я научился создавать имплантаты способные обходить данную защиту, но в тот момент я и Кларк были бессильны.
Председательствовал на объединенной коллегии, пользуясь правами хозяина, директор DGSE Бернанд Коренньи. Худощавый, улыбчивый человек. В нем, за внешностью простодушного седовласого французского прево, из эпохи Людовика XIV, скрывалась сильная, умная и хитрая натура. После нашего, с Гаетаном Дефоссе, подробного доклада в помещении повисла напряженная пауза. Каждый из присутствующих неотрывно смотрел на нас, словно мы могли дать еще какие-то данные, кроме тех, что уже озвучили для всей коллегии. Бледный Кларк грустно посмотрел на меня, его сжатые в кулаки ру